Преодоление недосягаемого

Глава 368.

Достоевсковед Латынина А. Н. цитирует: "Но как бороться с двойными мыслями и двойными чувствами? С помощью разума? Чувства? Инстинкта? Если сердце не способно отделить добро от зла, если "идеал Мадонны" и "идеал Содомский" равно привлекательны для него, - то что может дать критерий для их различия? Быть может, значение?" (Латынина А. Н. "Достоевский и экзистенциализм" в кн.: Сборник статей "Достоевский - художник и мыслитель". М. 1972 г. стр. 255).

Литературный критик Бодний А. А. считает, что направленность первого вопроса в цитате должна обрести свою диаметрально противоположную предназначенность. Позиционная неточность достоевсковеда Латыниной А. Н. в том, что двойные мысли и двойные чувства - это не нездоровые симптомы иррационального мышления, а это - защитная осмысленная рефлексия на двойные стандарты внешнего мира, общества, на насильственную поляризацию добра и зла до угла смешения нравственных категорий. Эффективность защиты личности от общественной посягаемости упрочивается при наличии ... экзистенциалистического сознания. Этот парадокс человеческого Разума объясняет предлагаемой литературным критиком Бодним А. А. моделью идеально-субъективной стандартизации. Суть её проявляется в том, что морально-нравственные нормы и стандарты общества, будучи заидеологизированными, берут ориентир не на сближение с классической образованность, а на ... целесообразность. При такой резонансирующей казустике экзистенциалистическое сознание идёт на выручку личности, вводя свою стандартизацию как защитную реакцию не столько на суть самой общественной стандартизации, сколько на способность распознавания заидеологизированной границы между добром и злом. С этой целью экзистенциалистическое сознание настраивает личность на волну оценочной осмыслённости - на модель идеально-субъективной стандартизации. По этой модели, личность фиксирует абстрагированный идеал нравственности, востребованный из Мирового интеллекта. Сопрягая с идеалом субъективное представление о конкретной категории нравственности, личность обретает образец прикладной рациональной нравственности, облегчающий её режим взаимодействия с обществом в конкретном аспекте жизненного интереса.

Когда "сердце не способно отделить добро от зла", когда "идеал Мадонны" и "идеал Содомский" равно привлекательны", - то это, как у Дмитрия Карамазова, признак отсутствия ... идейности, кодирующийся как нравственный стержень жизни; - Павел Смердяков наделён идейностью народовластия Парижской коммуны; у Ивана Карамазова идейность сфокусирована в гуманистической вожделенности - в "последней капле слезы"; идейность Алексея Карамазова - в гармонизировании образа жизни с образом религиозного идеала. Могут возразить достоевсковеды: "А ранее обозначенный литературным критиком Бодним А. А. переход Алексея Карамазова от "идеала Мадонны" к "идеалу Содомскому", как это увязать без помощи алогизма?" Видите ли, если брать существенность из бытующего афоризма, то имеют место два (по крайней мере) оценочных стандарта нравственности. Первый - это та квинтэссенция, которую выдаёт общество. Второй - это та модель преобразования, когда в формате "идеала Мадонны" сменяется один образ на другой, не изменяя субъективной позитивности, по экзистенциалистическому сознанию. Достоевсковеды могут дополнить тенденцию к мнимой противоречивости литературного критика Боднего А. А., причислившего Алексея Карамазова к категории придурков. Это - уже не столько процесс изменения психологического портрета Алексея Карамазова, сколько углублённость в мотивировку и причинность ... истинности признаков натуры, когда не проступает экстерьерно четкость разграничения между истинностью и псевдоистинностью, а сам герой не в силах прочувствовать эту границу, точнее, Достоевский Ф. М. даёт читателю ... инградиенты этой границы, но не (хотя бы) в парадоксальности результативности образа действий, а в парадоксальности образа мышления. Такая методика не исключает реверсивность мысли. Поэтому нечёткость тонкостей психологического портрета Алексея Карамазова, внесённая литературным критиком Бодним А. А., - это есть ... художественное своеобразие типизации героев в творчестве Достоевского Ф. М.

Глава 369.

Достоевсковед Латынина А. Н. цитирует: "Соня живёт чувством, не доверяя разуму, не полагаясь на него. И нравственное чувство опровергает теорию Раскольникова, создание рассудка ... Но означает ли это противопоставление разуму иррационального? Что именно в разуме кажется Достоевскому неприемлимым? Сам разум или возможность аморального его использования? Именно второе". Латынина А. Н., там же, стр. 254).

Достоевсковед Латынина А. Н. генератор опровержения определяет не совсем точно. Рефлексивной проводкой чувство можно ассоциировать с интуитивной подсказкой. Но одним нравственным чувством не опровергнуть теорию Раскольникова - не хватает собственного вразумления. Вот здесь и приходит на помощь Соне Мармеладовой ... историческое сознание, компенсируя нехватку теоретичности как понимания специфики вопроса. Могут возразить достоевсковеды: "А почему историческое сознание не дало Раскольникову рациональность мышления?" Из-за специфичности резонансирующего момента для Раскольникова. Имела место сфокусированность у Раскольникова - это и эмоционально-природная въедливость в житейский кризис, это - и врождённое чувство социального достоинства, это - и насильственно психологический катализатор - волюнтаристская проба. Суперострота этой фокусировки временно блокировала историческое сознание. Перед Раскольниковым стояла диллема - это или теоретически осмысленная смерть от безысходности социальной участи, или - теоретическое воплощение волюнтаристской пробы, дававшей иллюзорный свет в конце туннеля.

Если бы Раскольников был бы оматерилизованным подобием Наполеона Бонапарта, то он не стоял бы перед дилеммой, а был бы ... нравственно образцовым патриотом своей родины! Нравственная чистота природных задатков верховодила бы его рефлексией и образом мышления.

Поднятый достоевсковедом Латыниной А. Н. вопрос о возможности аморального использования разума - бесперспективен не только в судьбе Раскольникова, но и рационально мыслящего человечества. Такая категоричность определяется тем, что достоевсковед Латынина А. Н.идеологически путает причинность со следствием. Безысходность Раскольникова - это есть расхождение между рациональной правдой его жизни и иррациональной поступательностью общества, это есть незапрограммированный иррациональный результат ... рационального сознания.

Глава 370.

Достоевсковед Латынина А. Н. цитирует: "Раскольников всё время пытается проверить мир разумом. Для чего живут подлецы? Зачем страдают праведники? Не может ли разум человеческий лучше распорядиться мировым устройством? "Лужину ли жить и делать мерзости, или умирать Катерине Ивановне? ... Как бы вы решили, кому из них умереть?" - задаёт он вопрос Соне. Вопрос коварен, но Соня мудра кроткой мудростью нерассуждающего добра. " ... К чему такие пустые вопросы? Как может случиться, чтоб это от моего решения зависело? И кто тут меня судьёй поставил, кому жить, кому не жить?" (Достоевский Ф. М. Собр. соч. т. 5. стр. 426); (Латынина А. Н., там же, стр. 253).

Этой диалогическо-оппонирующей параллелью между героем и героиней Достоевский Ф. М. ставит себя не столько в парадоксальное, сколько в ... тупиковое положение. Происхождение "рассуждающего" зла на Земле кроется в иррациональном сознании носителей насилия. А вот суд над злом отдаётся на откуп "нерассуждающему" добру. Тогда, по Достоевскому Ф. М., получается, что иррациональное сознание как источник зла - вне критики, а рациональное сознание становится ... кастрированным по противодействию зла. Явное несоответствие революционеры-демократы восприняли как гордеев узел, подлежащий рассечению "топором". Клин выбивается клином. Но против этой общественной естественности Достоевский Ф. М. не предлагает, а альтернативно даёт вариант по схеме "непротивленства", саркастически выраженный в самомазохизмском изречении: " ...был нещадно бит, чем и хвастается". Какой выбрать вариант альтернативы, зависит не от ... степени антиэкзистенциалистской нравственной чистоты, а от дистанцированности фактора социального насилия. Степень антиэкзистенциалистской нравственной чистоты является величиной ... относительной не по матической формулярности, а по определению целесообразности общественно-государственной консолидации. Инстинктом охранения и выживания эта степень вписывается ( а не вписывает) в квинтэссенцию фактора социального насилия, социальным сознанием оправдывая эту зависимость как .. тенденцию не столько к сглаживанию классового разделения, сколько к ... единению под знаком общегосударственного патриотизма.

Глава 371.

Достоевсковед Латынина А. Н. цитирует: "Достоевский не допускал возможности автономии морали. Он страшился "подпольных идей", ведущих к высвобождению иррациональных сил, к разгулу ничем не контролируемых подпольных стихий, к утверждению принципа "все дозволено" ... (Латынина А. Н., там же, стр. 247).

В этой цитате достоевсковед Латынина А. Н. хочет переложить собственную узость виденья проблематики с вытекающими последствиями на самого Достоевского Ф. М.

Достоевский Ф. М. ставит в творчестве первоочередную задачу - посредством антиядра идеи, посредством антимысли взорвать традиционную дисгармоническую инертность общества. Общепринятые контрмеры в борьбе с этим злом были у Достоевского Ф. М. неэффективны. Идеология и морально-нравственная канонизированность общества несла неизменную тенденцию к закрепощению личности. Достоевский Ф. М. вводит новый художественный прием - парадоксальной крайностью даёт фигуральную свободу абстрагированному сознанию "подпольного человека" в гротексной форме. Амплитуда отклонения "подпольной свободы" у Достоевского Ф. М. номинально равна амплитуде насилия общества. В этом ракурсе "подпольность" является как бы симметричным отображением идеологическо-правовой казуистики общества, но в сторону ... раскрепощения "подпольного". На стадии "подпольности" личность ощущает себя как бы "калифом на час". Достоевсковеды могут возразить: "Но принципы морали и нравственности являются у "подпольного" аморальны и безнравственны". Да, аморальны и безнравственны, но по отношению к ... носителям общественно-государственного насилия, а не по отношению к "подпольной личности" как ...носителю относительной свободы. Повторное выражение достоевсковедов: "так тогда это - алогический эгоизм личности". Надо не забывать, что "подпольная" личность - это категория обобщённости, аккумулирующая все порабощённые силы общества. В данном случае правильнее было бы говорить о диктате большинства над меньшинством. То, что эгоистично для единичной бесправной личности, является нормой поведения для обобщённой "подпольно" личности по отношению к носителям социального насилия.

Литературный критик Бодний А. А. в предыдущих темах своего сборника давал толкование принципа "все позволено". В этом обзоре будет отражён новый спектр принципа "всё позволено" с упоминанием существенности принципа ... Достоевсковеды впадают в крайность при толковании этого принципа, точнее, лингвистическое оформление принимают за целостность квинтэссенции. "Лингвистическое оформление" полностью лишает достоевсковедов дифференцированного подхода к сути принципа без учёта менталитета натуры исполнителя принципа. "Все позволено" ... что позволено, господа достоевсковеды, конкретно рабу, сидящему на цепи? Наводить рабу блеск на цепи притиранием её горсткой песка? Спасибо за такое позволение, господа достоевсковеды!!! Или речь достоевсковеды ведут о перехлесте строя мыслей нравственности со строем мыслей безнравственности? Но это уже психопатическое явление, а не литературоведческое. Господа достоевсковеды, запомните, как отче наш: высоконравственная личность принцип "всё позволено" вводит в режим высоконравственной технологии; безнравственная властная личность на протяжении тысячелетий живёт в ... легальном режиме принципа "все позволено"; безнравственная, но безвластная личность на протяжении тысячелетий живёт в ... нелегальном режиме принципа "все позволено"!!!