Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

В течение 18, 19, 20 июня продолжалось вступление в Эстонию и размещение там советских войск. В обзоре от­мечалось, что «всюду, где только появлялись бойцы и командиры Красной Армии, их тепло встречали, приветст­вовали трудящиеся Эстонии... Маршируя стройным ша­гом, красноармейцы распевали песни, и к ним присоеди­нялись эстонцы — рабочие и молодежь... В течение этих дней у здания посольства и по улицам города не прекра­щается пение советских революционных песен, таких как «Каховка», «Москва», «Песня о Родине», «Тачанка», «Ко- нармейская». После того как войска Советского Союза вступили в Эстонию и когда по всей стране стало извест­но об отставке правительства, в народе пробудилось оживление и дух поднятого настроения — ликование».

Во многих городах Прибалтики население с энтузиаз­мом встретило советские войска. Это отношение населе­ния к Красной Армии вызвало взрыв раздражения среди властей, и полиция Пятса и Ульманиса беспощадно разго­няла демонстрации солидарности с красноармейскими частями.

Участник этих событий в Риге П. Черковский вспоми­нал: «На Привокзальной площади было море народа... Два танка были сплошь устланы цветами. Цветы бросали на танки еще и еще. Вдруг около вокзала прозвучали выстре­лы. Полиция старалась рассеять демонстрантов». При разгоне демонстрации в Риге было ранено 29 человек, из них двое скончались. Полицейская расправа вызвала все­общее возмущение в Латвии.

Аналогичные действия предпринимали и эстонские власти. Под видом помощи вступающим советским вой­скам по приказу Лайдонера полиция разгоняла митинги и арестовывала ораторов, выступавших с приветствиями в адрес Красной Армии. В этой связи уполномоченный Мо­сквы А. Жданов, прибывший в Эстонию для переговоров по формированию правительства, запрашивал: «Не сле­дует ли вмешаться в это дело или оставить до нового пра­вительства?»

Только после получения сообщений из Риги о жертвах полицейских расправ и о разгонах демонстраций в Эсто­нии Советское правительство решило пресечь эти дейст­вия полиции Пятса и Ульманиса. В ответной телеграмме В.М. Молотов 20 июня писал: «Надо твердо сказать эстон­цам, чтобы они не мешали населению демонстрировать свои хорошие чувства к СССР и Красной Армии. При этом намекнуть, что в случае стрельбы в демонстрантов совет­ские войска возьмут демонстрантов под свою защиту».

Тем временем уполномоченные СССР А. Вышинский, А. Жданов, В. Деканозов, прибывшие соответственно в Ригу, Таллин и Вильнюс, вели переговоры с правящими кругами трех республик о формировании правительств. Проявляя готовность поставить во главе правительства лицо, устраивавшее Москву, К. Пяте в то же время старал­ся подобрать кандидатуру из правящей элиты. А. Жданов явно не был готов к ответу, когда К, Пяте предложил эс­тонского посланника в Москве Рея в качестве кандидата на пост премьер-министра. В телеграмме в НКИД СССР А.А. Жданов сообщал: «От обсуждения вопроса о Рее я уклонился под предлогом необходимости изучить обста­новку, сказав вскользь, что Рей чересчур тесно связан со старым правительством». Видимо, к моменту своего при­бытия в прибалтийские столицы уполномоченные Москвы еще не определили точно тех лиц, которые могли бы за­нять места в правительстве.

Как сообщал на научной конференции латвийских исто­риков в июле 1988 года А. Дризул, в эти дни в Латвии «представители буржуазных партий, стремясь сохранить господство буржуазии, пытались составить коалиционное буржуазное правительство и передать пост президента государства П. Калныню, бывшему председателю сейма. По их расчетам, такая смена президента и правительства должна была удержать народные массы от революции». В этой связи А. Дризул подчеркивал: «По свидетельству по­эта А. Кеныня, бывшего в 1931 — 1933 годах в буржуазных правительствах Латвии министром образования и юсти­ции, после его разговора с А.Я. Вышинским последний обещал поддержать эти планы».

После консультации с Деканозовым премьер-минист­ром и министром иностранных дел Литвы был назначен

Винкас Креве-Мицкевичус. Министром финансов стал Эр- нестас Галанаускас, занимавший тот же пост в предыду­щем кабинете А. Меркиса. Единственный коммунист в но­вом правительстве Литвы занял пост министра внутрен­них дел.

Как правило, работники полпредств в трех прибалтий­ских столицах рекомендовали кандидатов в члены прави­тельств, которые были известны им как сторонники со­трудничества с СССР, но, разделяя левые убеждения, не являлись членами компартий. Таким был, например, док­тор Иоганес Варес, врач по образованию и профессии, которого советское полпредство рекомендовало на пост премьер-министра. Варес являлся видным эстонским пи­сателем (писал под псевдонимом Барбарус). Принадлежа к левому крылу социалистов, он был членом Общества эс­тонско-советской дружбы. Его книга «Путевые заметки», в которой он дружелюбно характеризовал СССР, вызвала негативную реакцию правительства.

Среди предложенных кандидатов в состав нового эс­тонского правительства преобладали левые социалисты, члены фракции «Трудового народа» Государственной думы (И. Варес, министр иностранных дел Н. Андрезен, министр внутренних дел М. Унт, министр юстиции Б. Сепп). Немало было беспартийных (министр просвеще­ния И. Семпер, министр хозяйства Ю. Нихтил, замести­тель премьер-министра Г. Круус, военный министр гене­рал Т. Ромберг). Многие из министров занимались лите­ратурной деятельностью, группируясь вокруг журнала «Лооминг» («Творчество»). По оценке полпредства, насе­ление одобрительно отзывалось «о качествах и популяр­ности членов нового правительства, за исключением командующего армией Ионсона, о котором говорят как о человеке, не находившемся свыше 15 лет в трезвом со­стоянии».

Отставка правительства вызвала всеобщее возбужде­ние в стране. Вопреки приказу главнокомандующего ар­мии генерала Лайдонера по всей республике проходили собрания и митинги. Как констатировал К.Н. Никитин, «слух, что Советское правительство участвует в организа­ции правительства Эстонии, проник во все самые глухие уголки и везде встретил сочувственный отклик, но в неко­торых городах он преломился совершенно неправильно. Часть людей не поняла нашей политики и смену правите­льства расценила как революцию и в демонстрацию вне­сла элементы Октября».

«Элементы Октября» вносили прежде всего члены ком­мунистических партий Эстонии, Латвии, Литвы. После многолетних репрессий эти партии были немногочислен­ны (в Компартии Литвы — около 1500 членов, в Компартии Латвии — около 1000 членов, в Компартии Эстонии — 133 члена). Успех их деятельности был возможен лишь при условии широкой поддержки народных масс. Выступая на научной сессии латвийских историков в 1988 году, быв­ший второй секретарь ЦК Союза трудовой молодежи Лат­вии Э. Берклав не был склонен преувеличивать возможно­сти латвийских коммунистов и комсомольцев 1939—1940 годов. Как отмечал Э. Берклав, «в рядах Союза трудовой молодежи в то время по всей Латвии было 250, самое бо­льшее 300 членов. Коммунистов было примерно 500, мо­жет быть, 600 человек. Это и были, пожалуй, единствен­ные, принимаемые всерьез силы против правительства Ульманиса, в распоряжении которого были хорошо обу­ченная армия, большое количество айзеаргов (к июню 1940 года в рядах айзеаргов насчитывалось 45 тысяч че­ловек, в женской организации айзаргов, именовавшихся «айзсардес», было 12 тысяч, в молодежной организации, так называемых яунсаргов, — 11 тысяч. — Авт.),полиция. Мне кажется, что в таких условиях даже смешно с такими силами говорить о какой-то революционной ситуации, о намерении свергнуть существующую власть. Правда, мы, подпольщики, призывали это делать, и призывали честно, такова, несомненно, была наша цель. Но всерьез мы об этом не думали, так как были достаточно разумны, пони­мали, что с такими силами, какие были у нас, бороться за свержение власти, конечно, несерьезно. Может быть, можно рассуждать так, что народные массы были более революционными, чем мы, подпольщики... Правда, значи­тельной части народа действительно не нравилось, что Ульманис ликвидировал политические партии, закрыл де­мократическую прессу, но экономическое положение в Латвии в то время существенно не изменилось».

Вступление советских войск на территорию прибалтий­ских стран явилось импульсом для активизации борьбы против фашистских режимов. Как отмечалось в докладе А. Дризула 8 июля 1989 года, «в феврале 1939 года, за­долго до начала войны и заключения договоров, в Риге не­легально под руководством Я. Калнберзина собралась XXVI конференция Коммунистической партии Латвии, ко­торая выработала платформу антифашистского Народно­го фронта, получившую одобрение Социалистической ра­боче-крестьянской партии Латвии и Союза трудовой мо­лодежи Латвии, с общей целью свержения диктатуры Ульманиса, завоевания демократических свобод и созда­ния революционного правительства Народного фронта. Компартия Латвии указывала, что первой задачей после свержения режима Ульманиса будет «укрепление демо­кратического строя и реализация платформы Народного фронта». На пленарном заседании ЦК Компартии Латвии 3 марта 1940 года была выдвинута задача — свержение правительства Ульманиса и замена его правительством Народного фронта». Аналогичные решения принимались и другими компартиями в Прибалтике.

В воззвании, опубликованном в апреле 1940 года, Ком­партия Эстонии исходила из того, что сами по себе внеш­ние обстоятельства или внешние силы не смогут осущест­вить означенные выше цели. («Ошибаются те «оптими­сты», которые считают, что победа придет сама собой, что ее принесут нам какие-то посторонние силы».) Воззвание констатировало усиление полицейских репрессий. Отме­чая, что эстонские коммунисты «понесли относительно больше жертв, чем любая другая коммунистическая пар­тия», КПЭ призывала своих членов «организовать трудо­вой народ на борьбу за свои ближайшие требования, что неизбежно приведет их к борьбе против диктатуры Пят­са — Лайдонера — Улуотса».