Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

Восстановление Советской власти в Прибалтике со­провождалось бурным развитием народного хозяйства, образования, культуры прибалтийских стран. Эти процес­сы встречали активное противодействие со стороны тех, кто сотрудничал с оккупантами. Затаившись в лесах или в городском подполье, враги Советской Прибалтики про­должали наносить удары по тем, кто олицетворял новую жизнь, принципы социальной справедливости.

Таких оставалось немало, несмотря на их массовое бегство от Красной Армии, а затем аресты оставшихся коллаборационистов, проведенные НКВД. По оценке Р. Мисиунаса и Р. Таагепера, «в лесах было много разроз­ненных групп немцев, балтийских частей германской ар­мии, литовских националистических партизан, а также эс­тонских ветеранов финской армии... Вскоре, — по словам двух историков, — к ним присоединились люди, бежавшие от призыва в Красную Армию, и дезертиры. Новые попол­нения были результатом недовольства перераспределе­нием земли и других социальных перестроек».

Социальной базой нелегальных вооруженных форми­рований явились те слои общества, которые в наиболь­шей степени пострадали от преобразований общества, и прежде всего от новой аграрной реформы. Говоря о хо­зяйствах бывших сельских богачей, «История Латвийской ССР» писала: «По площади земель и ряду других показа­телей эти хозяйства были доведены до положения серед­няцкого, однако причислить их к середняцким хозяйствам все же было неправильно, так как они отличались от обыч­ных середняцких хозяйств большим количеством инвента­ря, общей состоятельностью и другими признаками преж­них эксплуататорских хозяйств, тенденции которых они стремились продолжить и в новых условиях. С каждым го­дом число таких хозяйств и их общая земельная собствен­ность сокращались, экономическая мощь их шла на убыль. Естественно, что среди этой прослойки крестьян было немало ярых врагов земельной реформы и других мероприятий Советской власти».

Мисиунас и Таагепера так оценивали масштабы анти­советских сил: «В период наивысшего подъема в их рядах участвовало от 0,5 до 1 процента всего населения...» В Литве «к весне 1945 года около 30 тысяч вооруженных лю­дей бродили в лесах. Косвенные данные по Латвии позво­ляют предположить, что в период максимального подъема вооруженного сопротивления в лесах находилось от 10 до 15 тысяч человек... Схожее положение было и в Эстонии, где «лесное братство» временами насчитывало до 40 ты­сяч человек».

В своих оценках антисоветского подполья Мисиунас и Таагепера исходили из того, что многие активные участ­ники вооруженной борьбы порой временно прекращали ее, и поэтому общее число ее участников было еще боль­шим: «Некоторые «лесные братья» возвращались в города с поддельными документами для проведения разведки и пассивной работы сопротивления или для того, чтобы на­всегда оставить лесную жизнь... По мере того как органи­зованные части повстанцев несли потери, некоторые из их сторонников переходили к активным действиям... Поэ­тому невозможно провести точную линию между повстан­цами и неповстанцами. Средняя продолжительность учас­тия в «лесном братстве» составляла два года. За 8 лет ин­тенсивных боев (1945—1952) в литовском повстанческом движении участвовало около 100 тысяч человек. Латвий­ские и эстонские «лесные братства» включали соответст­венно 40 тысяч и 50 тысяч». (М.Ю. Крысин сомневается в реальности этих цифр, считая, что «они несколько завы­шены».)

Отвергая западные версии о том, что антисоветское со­противление было исключительно стихийным, М.Ю. Кры­син подчеркивает: «Документы свидетельствуют, что у ис­токов националистического сопротивления стояли гер­манские спецслужбы. Значительная часть вооруженных формирований националистов, продолжавших действо­вать и после окончания войны, была подготовлена в 1944—1945 годах немецкой военной разведкой». Работой по организации подрывной деятельности на советской территории руководил штаб во главе с известным дивер­сантом Отто Скорцени («Ягдфербанд Скорцени», т.е. «Истребительный отряд Скорцени»). Этот штаб имел два отдела — «Ягдайнзатц Балтикум» и «Ягдайнзатц Русланд ингезамт».

Начальник «Ягдайнзатц Балтикум» Манфред Пехау сформировал в октябре 1944 года организацию «Дикие кошки» («Межа кати»), состоявшую из 600 человек. Коман­диром «Диких кошек» стал латыш, унтерштурмфюрер СС

Янквас. В приводимой в книге Крысина докладной запис­ке Янкавса Гиммлеру говорилось: «В конце августа 1944 года я получил задание от оберштурмбанфюрера СС Скорцени по созданию и руководству в Латвии движением сопротивления... Несмотря на труднейшие обстоятельст­ва, я создал в течение нескольких дней подготовительную почву для движения сопротивления в Курляндии — 64 группы общей численностью 1164 человека. Далее я по­добрал для выполнения особых поручений при штабе 160 человек, которые в настоящий момент готовы к использо­ванию по объединению многочисленных групп, оперирую­щих на оккупированной большевиками территории Лат­вии, чтобы организовать совместные операции».

Одновременно германские спецслужбы стали созда­вать другие формирования для подпольной борьбы в тылу Красной Армии. В начале августа 1944 года были созданы диверсионные группы, во главе которых стоял генерал латвийской армии Ян Курелис. Как отмечал М.Ю. Крысин, «к концу сентября 1944 года ему удалось сколотить отряд численностью около 400 человек, который официально именовался «группа генерала Курелиса 5-го полка айзеаргов».

«Организованные «Ягдфербанд Скорцени» террори­стические группы, — писал М,Ю. Крысин, — уже были на­правлены в конце войны в различные уезды освобожден­ной Латвии. Им были переданы агентура, передатчики, Коды и шифры для связи, разработаны регионы базирова­ния и задачи деятельности. Между группами была налаже­на связь, и в их действиях в 1944—1945 годах чувствова­лась большая согласованность; их рейды и засады стали планироваться и координироваться намного целенаправ­леннее. Многие группы забрасывались с самолетов, часть была оставлена в тылу и должна была легализоваться и получить советские документы. Некоторые члены таких групп были выявлены и арестованы только к 1947—1948 годам, а ряд боевиков, подготовленных абергруппой-212, совершал теракты и диверсии до 1949 года. После совер­шения терактов они уходили в леса, некоторое время пе­режидали и вновь проводили диверсии. Как правило, дея­тельность этих бандформирований проходила вблизи же­лезных дорог, в населенных пунктах, на проселочных дорогах. Численность этих отрядов, как правило, состав­ляла 10—12 человек, реже — до 20 человек. Они были хо­рошо вооружены и имели радиосвязь, систему шифров и кодов. После разгрома подобных формирований некото­рые их члены, сумев скрыться, входили в состав других бандитских групп».

Банды действовали как в Латвии, так и в Псковской об­ласти. Как рассказал М.Ю. Крысин, в 1944—1945 годах вся территория Латвии была разделена на так называе­мые районы, во главе которых стояли представители ге­нерального штаба «Объединения латвийских национали­стических партизан». Этот орган располагался в Риге и имел также центры в других городах. Программа «Объе­динения» предполагала «помощь скорейшему приходу ан­гличан и освобождению Латвии», «роспуск колхозов». Из Риги и других центров поступали указания, среди которых были убийство партийных и советских руководителей, со­ветских активистов, распространение антисоветских лис­товок с призывами уходить в леса и вести борьбу против Советской власти.

Как свидетельствует М.Ю. Крысин, «в Эстонии... суще­ствовали как самостоятельные националистические группы «лесных братьев», так и отряды, специально под­готовленные немецкой разведкой... Однако здесь нацио­налистическое сопротивление оказалось слабее и мало­численное, чем в других республиках Прибалтики, хотя в его организации точно так же сыграли решающую роль германские спецслужбы. Организацией националистиче­ского сопротивления и заброской агентуры в тыл Красной Армии на освобожденной территории Эстонии занима­лись как непосредственно абвер, так и уже упомянутый «Ягдфербанд Ост»... Помимо... групп, подготовленных аб­вером, на территории Эстонии действовала агентура фин­ской разведки. Как известно, еще до начала войны спецс­лужбы Германии, Финляндии и Эстонии заключили согла­шение о тесном сотрудничестве».

По оценке М.Ю. Крысина, антисоветское подполье в Литве формировалось несколько по-иному: «Литва была, пожалуй, единственной из республик Прибалтики, где, по крайней мере отчасти, националистическое сопротивле­ние возникло стихийно, без руководства и контроля со стороны немецких спецслужб». Как следует из фактов, приведенных этим добросовестным историком, формиро­вание националистического подполья в Литве началось еще в разгар германской оккупации в 1942 году, когдабыл создан «Верховный литовский комитет». В него вошли представители разных партий — от народных социалистов до таутининков. Затем была создана католическая орга­низация «Национальный совет», которая в ноябре 1943 года объединилась с «Верховным литовским комитетом». Так был создан «Верховный комитет освобождения Лит­вы» (ВЛИК). Демонстрируя «равноудаленность^от Герма­нии и СССР, ВЛИК надеялся на приход в Литву западных армий. Однако после освобождения Литвы ВЛИК перенес свой центр в Берлин, до этого призвав население респуб­лики к «пассивному сопротивлению».

Такой же тактике «пассивного сопротивления», по сло­вам М.Ю. Крысина, «придерживалась и другая подпольная националистическая организация — «Совет освобожде­ния Литвы» (ЛИТ)».

«Наиболее крупной и боеспособной организацией ли­товских националистов, — по словам М.Ю. Крысина, — являлась подпольная организация «Кестутис». Она избра­ла тактику активного вооруженного сопротивления в отно­шении Красной Армии. «Кестутис» являлась глубоко за­конспирированной организацией, построенной по образ­цу воинского соединения, и... ставила своей целью восстановление независимости Литвы в ее этнических границах, усиление военной мощи литовской нации и бо­рьбу с коммунистическим движением». Руководство «Кес- тутиса» признавало себя составной частью Фронта лито­вских активистов (ФЛА), сотрудничавшего на первых по­рах с немцами, и подчинялось его руководству».