Приговор

У времени есть вес, есть фактура. Бывает время лёгкое, словно хорошо высушенная мука, бывает скользкое и липкое, пристающее к рукам, как тина, бывает вязкое, как мёд. Бывает время тяжёлое и полновесное, как свинец.

Сейчас время холодное, как лёд, оно уходит из-под ног, летит куда-то вниз. Падающее время. Адское время. Наверное, это — просто одна из разновидностей ощущения времени. Или правильнее сказать, это связано с ощущением времени.

Время обладает формой и способностью к движению. Бывает время, замершее в полной неподвижности, бывает время, подобное убегающей вдаль прямой дороге. Бывает время циркулирующее, описывающее круги, бывает такое, как сейчас, словно падающее куда-то вниз, в бездонный колодец.

Падает снег. Падает бесчисленными бледными трупами, исчезает в глубоком колодце. На дне этого бездонного колодца таится тьма. Настоящая совершенная чернота. Чистый, без малейшего просвета мрак. Молчание, зло, средоточие всего дурного, ад.

Я один-одинёшенек в лифте. Опускаюсь всё ниже и ниже. Беспредельное падение, движение вниз, вниз, вниз… И вот, наконец, дно. Тишина, как на глубине моря, под неизмеримой толщей воды. Кто-то ехидно так под самым ухом:

— Вот тебе и ад.

Мне кажется, я на самом дне. Это настоящее дно мира, самое что ни на есть доподлинное дно, ниже уже ничего нет. Меня тянет какая-то женщина. Тянет сильно, как ребёнок, до боли стискивая руку. Я вырываюсь, и вот я один. Мне грустно и хочется плакать. Вдруг в левом углу замечаю железную дверь, чуть толкаю её, она легко поддаётся.

До самого горизонта тянутся бесконечные заросли мисканта, мне кажется, я уже здесь бывал прежде, но что это за место, не знаю. Искрится, падает снег, на один ослепительно белый слой тут же ложится следующий. Пробираюсь вперёд, внизу золотистым ковром — трава, какое красивое сочетание — золото с белым. Вдруг понимаю, что я на кладбище, а колеблющиеся вокруг метёлки мисканта — души умерших. Мертвецы, как снег, падают из мрачной пустоты неба, ложатся на землю.

— Ну конечно, упавшие на землю души прорастают мискантом…

Души умерших падают снегом на землю, оборачиваются мискантом.

— Вот он ад, — говорю я.

— А может, это просто сон? Всегдашний сон, он снился уже множество раз, — говорит моё другое я.

Когда же это было?.. Я расспрашивал всех с самым серьёзным видом:

— Кому-нибудь из вас снится ад?

Все думали, я шучу, и только ухмылялись.

— Чушь! Вот баб я вижу во сне каждый день! — выпалил Тамэдзиро.

Все остальные согласились с ним и стали наперебой рассказывать о том, каких женщин видят во сне. Когда разговор стал непристойным, а кривые ухмылки — невыносимыми, внезапно вмешался Какиути:

— Мне снится ад, — тихо сказал он. — И дьявол тоже…

На этот раз никто смеяться не стал. Какиути говорил тоном, не позволявшим сомневаться в его искренности, и смеяться никому не хотелось. Позже, улучив момент, когда мы остались вдвоём, я спросил его:

— А дьявол как выглядел?

Улыбнувшись, Какиути ответил весьма неопределённо:

— Трудно сказать. Во всяком случае, ничего такого особенного, чудного в нём не было. Человек как человек. Да и ад тоже, ничего особенного. Место как место.

— А как ты догадался, что перед тобой дьявол?

— Просто почувствовал. Мне передалась его дьявольская мощь.

Тело Сунады — точное воплощение понятия «зло». Зло — где его начало? Нет, я не верю в дьявола. Но если его нет, откуда берётся зло?

Вдруг приходит в голову: ад — это здесь, Зло — это я. Ведь здесь тюрьма, а в тюрьме собраны злодеи. Здесь самый настоящий ад, куда более реальный, чем тот, который может нарисоваться вашему воображению или привидеться в дурном сне, и ни в каком воображении, ни в каких кошмарах не явится вам больший злодей, чем я.

Люди говорят: «Ты злодей». «И потому должен быть убит», — говорят они. Я не имею права на обычные человеческие чувства, мне дозволено только одно — двадцать четыре часа в сутки сидеть за решёткой, ожидая смерти. Я никакой не Такэо Кусумото, я — приговорённый к смертной казни. Сюкити Андо — никакой не Малыш, а один из приговорённых к смертной казни. И Тёскэ Ота, и Итимацу Сунада, и Тамэдзиро Фунамото — все мы приговорённые к смертной казни. С нас следует полностью счистить всё индивидуальное и объединить под общим именем «заключённый, приговорённый к смертной казни». Нас следует унифицировать, свести к некой безликой массе арестантов, ожидающих своего последнего часа, к группе людей, которым вынесли смертный приговор и которые ждут, когда он будет приведён в исполнение в строгом соответствии с первым параграфом декрета Высшего государственного совета, обнародованного в шестом году Мэйдзи.

При осуществлении казни через повешение, следует прежде всего связать казнимому обе руки за спиной, прикрыть лицо бумагой, затем провести на эшафот и поставить на помост, после него связать обе ноги и набросить на шею петлю, оную затянуть на горле и, доведя металлическое кольцо, через которое проходит верёвка до затылочной части головы, сжать. После чего потянуть на себя рычаг и сразу же опустить вниз помост, так чтобы тело заключённого повисло над землёй на расстоянии около тридцати сантиметров, затем, через две минуты, после того как зафиксировано наступление смерти, снять тело.

Вдруг я заметил, что уже не лежу, а стою. Тело сводит судорогой, как будто к мозгу присоединили электрод. Отбросив одеяло, принимаюсь ходить по камере.

Крошечная каморка. Искусственно организованное, отвечающее самым строгим гигиеническим нормам пространство: крашенные белой краской стены, чистое, без единой пылинки вентиляционное отверстие, начищенные до блеска дверные ручки, искусно сработанная железная дверь и окно, предусмотрительно затянутое металлической решёткой. Шаг, второй, третий и упираешься в стену. Шаг, второй, третий — стена, три шага — стена… Каждый раз перед тобой возникает стена. Стена, стена, стена, снова и снова стена.

Теснота. Полное отсутствие свободы.

Я — беззащитное нагое существо, насекомое в банке с постепенно уменьшающимся объёмом воздуха.

Три шага — стена, три шага — стена… Если хотя бы четыре… Стены отталкивают воздух. Жёсткие, плоские, неприветливые… Эрзац, изобретённый человеком. Да и кто, кроме человека, мог придумать такое? Стены — едва ли не первое порождение человеческой цивилизации. Идеально плоские, исключительно жёстко разрезающие пространство. Придумав стены для защиты от внешних врагов, человек тут же нашёл им применение и в узилищах, для тех врагов предназначенных. В крепости всегда есть темницы. Без них крепость не крепость. Человечество» возникшее, если верить «Месту человека в природе», невесть откуда миллион или два миллиона лет тому назад, создало цивилизацию, которая в свою очередь создала стены.

Три шага — стена, три шага — стена. Останавливаюсь, как по команде. Вздрагиваю, словно в меня впивается острое жало. Кто-то смотрит на меня. Два глаза зорко следят за мной сквозь дверной глазок, утыкаюсь лбом в стену, будто задумавшись. Всё. Кто-то, тихонько задвинув латунную шторку глазка, на цыпочках удаляется по коридору. Наверняка Таянаги.

Лбом упираюсь в стену. Надавливаю на неё как можно сильнее. Тщетно пытаюсь вспомнить, с какого именно момента за мной подглядывают. Кто-то видел, как я, словно обезумевшая крыса, метался по камере от стены к стене. Неприятно. Раз ты арестант, изволь мириться с тем, что за тобой постоянно подсматривают, следят, терпеть взгляды, пронизывающие твоё тело насквозь… Но тем более не хочется показываться в таком жалком виде.