Приключения сомнамбулы. Том 2

– Абрамовича страсть как хочет догнать и перегнать, на верфи в Генуе длиннющую яхту-невидимку по технологии «стеллс» достраивает.

– Ему и реактивный межконтинентальный «Боинг» оборудовали по спецзаказу, с бильярдной, сауной, конференц-салоном.

Мерзкий тип, за минуту выросший в глазах Соснина в циничного, драйзеровских величин, воротилу, оказался молодым бритоголовым хлыщом с мутным взором и трёхдневной щетиною на впалых щеках, на нём болтался просторный бежевый пиджак в крапинку, шею небрежно, сбившись вбок, стягивал плоский и блестящий, бледно-оранжевый галстук; пиджачный воротник был усыпан перхотью странного – при голом черепе – происхождения.

– Привет честной компании! – театрально-весело пророкотал, дохнув смесью мяты, табака и какого-то крепчайшего зелья, наклонился над Светой так, чтобы той было удобней конвертировать воздушный поцелуй в плотский, дружески чмокнул Алису, троекратно, но ритуально-холодно облобызался с Тимой и по-хозяйски пододвинул от свободного стола кресло. Усевшись, изумлённо уставился в Соснина, вопросительно обвёл взглядом юную троицу. – Что за новообретённый антиквариат?

– Марат, это Илья Сергеевич, знакомься, – сказала Света.

– Марат – многоглавый бизнес-спрут, но особенно увлечённо издательским домом командует, продюсерствует в кино и на телевидении, – представил Тима; похвала сквозила издёвкой.

– С театрами сотрудничает, преуспел в эксклюзивных проектах и массовых зрелищах, вот сегодня вампука грянет. И нашу маркетинговую компанию подпитывает выгодными заказами, – уточняла Света.

– Моя задачка скромнее, я исполнитель, – криво ухмылялся Марат, – куда мне Божий перст укажет, там я и ищу финансовые и режиссёрско-актёрские ресурсы, способные перемалывать эксклюзивы в массовидные зрелища! И, конечно, – провожу маркетинговый зондаж. И нагловато к Соснину повернулся. – Вы-то чем будете интересны? Взор у вас романтический, с сумасшедшинкой, не поэт ли?

Глаза безумно блестели, он уже был под мухой.

Пока Соснин соображал как бы ему отбрить получше развязного издателя и продюсера, Тима не смог смешочка сдержать. – Илья Сергеевич ходит, смотрит.

– И что вы, господин-созерцатель, видите? Надеюсь, не по сторонам, на грязь, разброд и бред смотрите, а в прошлое, ведь уникальную цивилизацию разрушили, народ у разбитого корыта оставили, – в шалых зрачках Марата вдруг заискрил живой интерес, – у моего издательства на колёсах несколько мемуарных серий, с руками отрывают, а всё мало, мало. О том, что ушло безвозвратно, хотят читать, – придвинул к себе вазочку с бледной лилией, почти касаясь острым носом чёрных и красных родинок на лоснившемся зеве, понюхал и пристально Соснину в глаза глянул. – Вы знали Довлатова?

– Ну-у… немного… – опешил, ещё не понимая на что нарвался.

– Интересно! – искры слились в огонь. Нервно закурил, привстал, вытащил из заднего кармана фляжку и, запрокинув голову, жадно глотнул.

– Ну и нюх у Марата, я не догадывалась спросить, – протянула Света, а Алиса посмотрела на Соснина так, как если бы в нём внезапно и именно сейчас обнаружилось что-то новое и сверхценное, досель не явленное; почувствовал, что и Тима искренне им заинтересовался.

Соснину, угодившему в центр внимания, становилось, однако, не по себе под пронзительным взглядом самозванного друга народа.

– Как это – немного? Что за пассивное донкихотство или – чистоплюйство, если угодно?! – приступил к допросу Марат и досадливо отодвинул лилию, не хотел, чтобы хоть что-то отвлекало его. – Не темните, карты на стол.

– Мы жили поблизости, у Пяти углов, сталкивались… раза два вместе выпивали в случайных компаниях.

– Например? Чур без военных хитростей, всё выкладывайте.

– Помню, у приятеля-одноклассника на кухне сидели, окно во двор-колодец глядело, в эдакую овальную трубу, во двор собачка-фокс забежала.

– Пожалуйста, поподробнее! И ярче, чётче, у меня нет времени на оттенки! – Марат затянулся дымом, выхватил из пиджака блок-нот.

– Ну-у, собачка во двор забежала, за нею – Серёжа, в шлёпанцах, в махровом халате с кистями.

– Не хотите ли об этом написать? Сумеете сплести интригу? Учтите, из всего, что вспоминаете или врёте, надо плести интригу, иначе читать не будут. И пишите не заботясь о стиле, прочих глупостях, мы отформатируем.

Света и Алиса широко раскрытыми глазами пожирали Соснина, словно потенциального жениха в ранге мультимиллионера.

– О чём писать? Ну забежала во двор собачка… – пожал плечами, – эксплуатировать алкоголическую фактуру?

– Обо всём, обо всём, что помните или позабыли, идёт? В жизни умершего гения всё в масть, всё интересно!

– Всякий пустячок на вес золота! – многозначительно уточнил Тима; Марат резанул Тиму ревнивым взглядом.

– Знаю, приватизировать гения нынче выгоднее, чем нефтяную скважину, но…

– Что за «но», когда в корень смотрите?!

– Столько пустяковых сенсаций наворотили уже, столько нафантазировали.

– Чем активнее интерпретаторы, тем крупнее писатель, – важно отчеканил Марат, а Тима, ревниво глянув на Марата, кивнул.

Тот выпустил облако вонючего дыма.

– Дымишь, как испорченный паровоз.

– Душу отвожу, деточка, после стерилизованной Европы. Замордовали правящие экологисты! Во Франкфурте вчера мой борт заправлялся, в ресторане курить не дали.

– Скоро есть и пить не дадут.

– В корень смотрите, в корень, – одобрил Марат, – так как, господин-созерцатель, ещё чем порадуете?

– Однажды шёл по улице Рубинштейна, – под давлением вспоминал, – и увидел Сергея, выгуливавшего собачку. Он был в шлёпанцах, махровом халате с кистями, по другой стороне улицы шёл Тропов, а из Щербакова переулка показалась ослепительная блондинка, причём, за всеми следил боковым зрением милиционер…

– Колоссально, ну и память! – прошептала Алиса.

– Заходите завтра ко мне в офис на Малой Морской, оформим заказ, аванс. Для начала спрос протестируем, тысяч пять тиснем, – вновь выдохнул дым Марат и посмотрел на Тиму. Почудилось Соснину, с опаской.

– Ему не зайти, плывун, – скорбно захлопала ресницами Света, – и на машине не подъехать, пробки.

– Не беда, мой сайт в интернете… – протянул визитную карточку, – условия свои на факс скиньте; глаза прищурил, глотнул из фляжки и волевым жестом огладил череп, – что ещё вспомните?

– Довлатова отличали забавнейшие формы презрения, тихо меня запрезирал за то, что я не принадлежал к литературной богеме, не пил по-чёрному. Как-то выпивали заполночь, он позвал в другое место, чтобы добавить, но я спать отправился… как он на меня посмотрел…