Приключения сомнамбулы. Том 2

– Отлично! Завтра же состряпаем с юристами договор, суровый, но справедливый! – не без удовольствия отхохотался. – Не пугайтесь, пиратов и хакеров на пушечный выстрел не подпустим к компьютерной базе, защитим до копейки авторские права! Вам пять-шесть авторских листов хватит? – достал маленький телефончик, затянутый в змеиную кожу, послал кому-то победный сигнал на пейджер, кому-то, приговаривая, страна дураков, страна дураков, намылил шею. – Без интеллектуальальной тягомотины и созерцательности, идёт? Сможете заунывной песне своей наступить на горло? Ничего лишнего, ни описаний, ни отвлечений-отступлений, всё равно всё на х… выкинем при форматировании. Нужна динамика, живые реплики, стёб.

– Стёб? А что…

– Ну да, стёб! Со скуки и мухи дохнут! – Марат уже ласково материл кого-то в Севилье по телефону.

– Пять-шесть листов – это сколько?

– Страниц сто двадцать – сто пятьдесят.

– Почему всего сто двадцать?

– В кейс с деловыми бумагами иначе не влезет, – объяснила Света, – формат.

– Формат?

– Ну да, формат победил содержание, об этом и по телеку было.

– Форма в искусстве победила, форма, а не формат; форма и есть художественное содержание.

– Без разницы.

– Допустим. Для чего побеждал формат?

– Для того, чтобы кратко и увлекательно упаковывать истории. Наш редактор первым делом спрашивает у авторов, которые аванса хотят, – сумеете ярко упаковать историю? Не сумеете – до свидания! Вам не грозит популярность.

Историю? Вынь да положь историю? Кажется наклёвывается схема, – подумал Соснин: из варева литературы извлекают всё то, что легко глотать, то бишь увлекательную, с динамикой и стёбом, литературность, соответственно, из кино – киношность, ну да, всё то, что в кадре бежит, стреляет, целует. Извлечённое затем упаковывают; в памяти ожил ловкий симпатяга, робот-упаковщик с застывшей улыбкой, сноровисто заталкивавший зразы и сосиски в пакеты из яркой глянцевой бумаги или целлофана.

– Что ещё, кроме искусности упаковщика, требуется для популярности?

– Раскрутка!

– Раскрутка должна быть талантливее самой книги?

– Желательно, но это не самое трудное. Надо для телека всё новые и новые скандалы придумывать. У нас в издательстве для этого специальная креативная группа вкалывает, мы со «Скандалами Недели» на договоре.

– Светиться надо, – сказала Алиса. – Светиться, а то забудут.

– Постоянно светиться, минимум раз в год форматную книгу выкидывать на прилавки, с ярмарочными презентациями под телевидение, автограф-сессиями в больших магазинах.

– За год новую «Войну и мир» не сочинить.

– А зачем сочинять? Кто покупать будет? – удивилась Алиса, – толстые книги отпугивают покупателей.

– В формат для продажи новую «Войну и мир» никак не вогнать, – тряхнула головкой Света, – вот никто и не берётся тягомотно писать зазря. И хорошо. Помню, вчитаться не могла в «Войну и мир», одни пустые разговоры.

– Нет ничего интереснее пустых разговоров и препирательств прошлого! Начало «Войны и мира», пересыпанное милыми и вздорными пустяками, по-моему, куда интереснее теперь читать, чем умные толстовские рассуждения. Если бы кто-то записал без изъятий и нашу с вами болтовню за столом, такая запись наверняка тронула бы наших потомков, в ней бы запечатлелось время… у каждого времени, поскольку время неповторимо, свой шум, свои бессмысленно-смысловые рисунки речи.

Света с Алисой слушали недоверчиво. – Если не форматировать, не прочесть никак будет болтовню, не прочесть. Тима, мигом прикинувший, что к чему, заметил. – Чтобы впрок, для потомков, форматировать-консервировать то, что сейчас с языков слетает, понадобятся длинные деньги, а где их взять? Кредит дорогой.

– Довлатов не отстал от Бродского, тоже получил нобелевскую премию? – неожиданно для себя спросил Соснин.

– Не успел, – вздохнула Алиса.

– Иначе бы такое творилось, – мечтательно улыбнулась Света.

– А у вас всё впереди! – горячо зашептала Алиса, – найдёте свой формат, раскрутитесь и проснётесь знаменитым.

Марат нажимал телефонные кнопочки, Соснин молчал, рассеянно рассматривал гладкую и здоровую, розовато-смуглую кожу на Тиминой щеке, да, для Тимы, молодого и сильного, для кого же ещё, предназначалась плоская глянцевая картонная коробочка с кругленьким прозрачным окошком. Посмотрел на танцующих: гримасы, выламывания рук, ног. Повзрослевшая «Девочка с лейкой», высоченная, с соломенною копной и ртом сладострастницы, бравируя соблазнительнейшим изгибом бёдер, доканывала партнёра. Да, в отличие от «Танцпола», где танцующие поглощены были самими собой, здесь танцевали напоказ, чтобы выделиться и привлечь внимание зала; оседая, клубились розовые дымы, как если б танцующие дышали кирпичной пылью.

Еле слышно щёлкнула крышечка телефона.

– Известные персоны высказались, друзья-алкаши, что смогли выгребли из развалин памяти, да ещё каждый приврал с три короба, но спрос не удовлетворён, растёт даже, надумали закидывать сеть в сопутствующие круги, вы, – небрежно глянул на Соснина, – первым попались!

– Всё о Довлатове хорошо идёт, только успевай подпечатывать! – кивнула Света.

– После раскрутки на «… чтениях» пойдёт ещё лучше, – с уверенностью гарвардского отличника, но не пряча при этом лукавой усмешки, пообещал Тима и спросил, повернувшись, – писателей скоро на лёд и цирковую арену выпустишь?

– Всё не безоблачно в стране дураков, но формируем, стиснув зубы, звёздные команды, спешим. И на Соснина глянул. – Быстро напишете?

– Куда вы так торопитесь? – встрепенулся Соснин.

– Жизнь торопит! Жить надо, – строго прищурился, – жить, а не закисать.

– Марат, как фильм продвигается? – спасла Соснина Алиса.

– Запустились с божьей помощью! – помолчал, надувшись, – актёрские пробы на натуре снимаем… не прячемся, всё – прозрачно.

– «В постели с шахидкой»?

– Да, с убойным названием на экраны выйдем! И вверх дном перевернём страну дураков! – взыскательная публика замерла в ожидании.

– К юбилею успеете?

– Верю, надеюсь.

– Если всё прозрачно и нет секретов, чем удивлять собрались? По слухам, гуляющим в интернете, помимо горы трупов ожидается групповуха, правда, под целлофаном.

– Опять чернуха! Не надоело? – сморщила носик Алиса.

– Не надо морщиться, деточка, такова современность, в которую мы по милости демократических недоумков вляпались! Всё, что прочным и надёжным было, попадало, народ бедствует, голодные старики в мусорных бачках роются… на обломках великой страны можно ли не запачкаться? – зло блеснув глазами, Марат запрокинул голову, глотнул из фляжки, – вот, питерским чекистам власть отдали, под опричников и их цензоров легли, покорненько в диктатуру катимся. О третьем сроке смотрели по телевизору круглый стол? Молодчина Мухаммедханов, всё своими именами назвал. Тошно, взорвать бы всё на х… А киносекретов у нас нет, зачем? Наш бизнес прозрачен, конкурировать с нами, видит бог, некому. Сценарий ориентирован продюсерской компанией на жёсткий, даже жестокий видеоряд, хотя и разбавленный флэшбеками из сопливых шестидесятых.

Тима подавил усмешку. – Да, сейчас модно загрязнять грёзы, подклеивать к ним кровавые жестокости и жёсткое порно.

Упрекал ли Тима, хвалил? Марат на всякий случай смолчал.

– Чего тебе-то с твоими связями в верхах питерских чекистов пугаться, – ангельски заулыбалась Алиса, – вместе «Города мира» строите… неужто соинвесторы обмануть могут, твой прозрачный бизнес слегка подвинуть?

– Меня не обманешь, не подвинешь, я повсюду стою! Народ жалко, за чертой нищеты уже.

– Если народ и стариков жалеешь, почему не поможешь? Ты бы поделился, – снова зацепила Алиса.