Прикосновения Зла

Находясь под гнетом мрачных раздумий, юноша жестом позвал Элиэну, расставлявшую кубки на маленьком столике. Когда пожилая рабыня приблизилась, Мэйо спросил хриплым, полным тревоги голосом:

– Как там Нереус?

Женщина ответила с опаской:

– Еще дышит, господин.

– Что значит «еще»? – лицо Мэйо ожесточилось, скулы напряглись.

– Его раны глубоки и кровоточат.

– Так пошлите за врачом. Немедленно!

Поддавшись внезапной вспышке ярости, поморец вскочил с клинии и опрокинул стол, повергнув невольниц в ужас. Музыка и голоса смолкли. В абсолютной тишине раздались тяжелые шаги.

Читемо вел Хремета, облаченного в светлые жреческие одежды. За пожилым эбиссинцем следовали ученики и рабы.

– Что вам угодно? – сухо поинтересовался Мэйо, отвернувшись от гостей и глядя поверх невольников, спешно убирающих с пола разбросанные кушанья.

Врач сложил ладони пирамидой. От улыбки часть морщин на его лице разгладилась:

– Повелевающий Водами Инты, благословенный Сопту-хранителем, приказал реке жизни нести мою лодку в эту заводь, дабы я смог врачевать раны молодого животного, принадлежащего его нуну.

Мэйо потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить услышанное:

– Мне говорили, ты не лечишь рабов.

– Если Немеркнущий пожелает исцелить сухое древо, все лекари пустыни отложат инструменты и возьмутся за кувшины с водой.

Юноша хмуро кивнул. Он был приятно удивлен, что царевич Сефу смог встать выше предрассудков и проявить дружескую заботу не только на словах, но и на деле.

– Я благодарен Солнцеликому Владыке, – горячо сказал молодой нобиль. – Читемо, отведи уважаемого Хремета к Нереусу.

– Как угодно, господин, – вольноотпущенник замялся. – Ваш отец скоро прибудет сюда. Желаете переодеться в белое?

– Да, – решительно ответил Мэйо. – Я хочу принести жертву Асглэппе и попросить о скорейшем исцелении моего раба.

– Элиэна подготовит молельную комнату, – пообещал Читемо.

Юный поморец выбрал тогу с синей каймой и перевязал ее широкой поясной лентой, как было принято среди его соотечественников. Элиэна украсила волосы нобиля серебряной диадемой. Затем рабыня надела на запястья Всадника спиралевидные браслеты с головами черных морских драконов и отвела Мэйо в молельную комнату.

Читая по памяти древние тексты, он медленно обошел полукруглое помещение, останавливаясь возле каждой жаровни, статуи и раскрашенной маски. Невольница держала поднос с зерном, благовониями и фруктами. Молодой человек брал горстями пшеницу, чтобы щедро поделиться ей с богами. Не забывал он и хранителей Дома, и духов предков, и личных гениев – успокаивая злого, подбадривая доброго. Согласно бытовавшим поверьям, первому причитались крупинки соли, черепки, блестящие камушки; второму – лепестки фиалок, смоченный в вине хлеб и сладости.

В ожидании отца Мэйо много размышлял, готовясь к разговору с ним, но когда Макрин наконец приехал, все речи вылетели из головы юноши. Он прижался к родителю, будто онемев и долго не мог справиться с нахлынувшим чувством беспомощности.

– Мне хорошо известно, каково это: потерять любимую лошадь, – вздохнул сар. – Альтана похоронят со всеми почестями. Ты уже решил, как поступишь с негодным рабом?

– Да, – Всадник чуть отстранился, чтобы утомленный дорогой отец мог занять мраморный солиум .

– Если подлечить его и продать на галеры, можно возместить часть убытков, – заметил Макрин, усаживаясь поудобнее и ставя ноги на деревянную скамеечку.

Мэйо плюхнулся рядом, да так, что тисовый стул с полукруглой спинкой издал громкий и противный скрип:

– Чужая рука кинула в сено ядовитую траву. Нереус не виноват.

– Этот мальчишка расцелован Богами, – съязвил пожилой нобиль. – Ты защищаешь его с горячностью волчицы, у которой забирают любимого щенка. И если подобной странности еще можно найти объяснение, то как понимать поступок седьмого царевича Земли и Неба, посылающего лучшего лекаря столицы врачевать раны грязного скота?

– У моего покровителя щедрое и доброе сердце.

– В таком случае, следовало попросить эбиссинца о чем-то более полезном. Ты видишь, что творится вокруг? Наш Дом на пороге разорения. Длительное безвластие грозит обернуться голодом и народными восстаниями. Неро и Фирм стягивают в Итхаль легионы, чтобы утихомирить взбудораженных паукопоклонниками рабов. Фостус отрекся от венца и мерило вот-вот достанется Варрону. Твоей жизни угрожает смертельная опасность…

– Я знаю, как все исправить.

Макрин недоверчиво поморщился:

– Действительно?

– Отец, ты должен навестить Фостуса и убедить принять венец. Взамен Сефу даст нам деньги, зерно и свою защиту.

– Его покровительство – лишь удобная видимость. Вы так и не стали по-настоящему близки. Думаешь, мне ничего неизвестно о твоих заигрываниях со свояченицей Неро?

– При чем тут мои отношения с Хонорой? – Мэйо напряженно потер висок. – Царевич считает меня нуном, «братом по воде». Это гораздо почетнее, чем положение опекаемого. Мы – наследники первичного моря, правая длань которого пресная, а левая – соленая.

– Отрадно слышать о таком уважении к истории нашего и эбиссинского народов, – мягко улыбнулся Макрин, – но именоваться братьями и быть ими – все-таки разные вещи.

– Сефу спас Нереуса, вовремя остановил меня, – юноша сглотнул комок горечи. – Мы с царевичем не посчитали нужным соединять тела низменной страстью, а сделали нечто более достойное: связали души высокой клятвой. Теперь мы пойдем вместе, до ворот царства Мерта. Я так решил. И мой раб получит должный уход, а затем – свободу, потому что этого желает его хозяин. Можешь осудить меня и даже побить, но не изменишь предначертанного.

Градоначальник соединил пальцы в замок и долго смотрел на сына, а затем сказал с нескрываемой гордостью:

– Ты стал мужчиной, Мэйо, и наконец понял, что крепость духа защищает от порицаний лучше, чем материнский подол. Никогда не снимай с себя ответственности за сказанное или содеянное. Чти ум и благородство своими главными украшениями. Будь честен с собой и другими. Сколько бы ни выпало ударов, стерпи их, не уронив достоинства. Я рад, что ты обрел в лице Сефу друга и единомышленника. Оставайтесь верными своей клятве с первого дня и до последнего.