Принцесса для психолога

Если падальщики начали свой пир, понятно, что спасать там уже некого. А значит, и время терять незачем.

По настоянию Священного, на последнем привале Лесс пересела с лошади на верблюда. Зачем это было сделано, она поняла чуть позже, когда по приказу Янга разгрузили лошадей, скинув поклажу, и просто оставили большую часть посреди пустыни.

Спрятали, конечно, надеясь вернуться и забрать, но по тому, как небрежно это проделали, Лесс поняла — никто в это особо не верит.

Лошадям, освобожденным от поклажи, споили остатки воды, в надежде, что до следующего колодца они дотянут… Но будет ли вода в нем пригодна для питья?

Верблюды пока ступали довольно бодро, предел прочности этих выносливых зверей был еще очень далек.

А что до своего предела… Эшери говорил, что никто его не знает до тех пор, пока не переступит. Абстрактные слова милорда вдруг обрели четкий и довольно жестокий смысл. Линия горизонта качалась впереди, норовя перевернуться, поменяв небо с землей.

Перед глазами вдруг быстро замелькали черные мушки и Лесс почувствовала, что затылок тянет к земле. И с этим ничего — просто ничего нельзя сделать. Каменистая почва качнулась и вдруг стремительно полетела прямо в лицо.

Очнулась она от солоноватого, железистого привкуса во рту. В первое мгновение захотелось брезгливо сплюнуть, но организм оказался мудрее. Или, может быть, просто более жадным. Росомаха сделала глоток. И открыла глаза.

— Еще один, — тихий, прохладный голос Янга был настойчивым. И Росомаха подчинилась, не очень соображая, что от нее хотят.

Второй глоток неприятной жидкости окончательно вернул ей разум.

Оказалось, что ничего не изменилось — все так же мерно ступает под ней высокий, выносливый верблюд, только не темно-рыжий, а песочный, почти белый. Караван движется, линия горизонта стоит на месте. Небо с землей тоже в местах, положенных им от сотворения мира.

Верблюд оказался не ее, а Янга. Кесар бережно обнимал супругу, удерживая в седле перед собой. Он отнял от ее губ свою руку, достал платок и зубами перетянул запястье. Но кесара успела заметить жилу, отворенную вдоль… Он напоил ее своей кровью?

— Ничего не говори, — шепнул Янг, — просто постарайся не уходить… Я вдруг понял, что вполне могу этого не пережить.

— А как же "ссора"? — хотела спросить Лесс, но не смогла. Язык и гортань отказались подчиниться. Единственное, что у нее получилось — провести ладонью по руке кесара.

— Это можно считать улыбкой? Я дождался?

"Считай чем угодно, хоть праздничной молитвой, только поделись секретом, как ты сам умудряешься сохранять бодрость и командовать людьми в таких адских условиях?.."

— Этот ад — моя родина, несравненная, — ответил Янг так, словно услышал ее безмолвный вопрос.

Солнце садилось за острые, словно обломанные скалы и жара медленно сменялась приятной прохладой. Росомаха поняла, что сейчас она просто уснет, и никакие усилия ее от этого не удержат.

Что ж… день пережили. Осталось как-то дожить до рассвета.

…Второй колодец тоже оказался отравленным. Выслушав доклад аскера, Янг ничем не показал, что это известие стало для него ударом. Только кивнул, благодаря воина, и сделал знак ставить шатры.

Молодой Вала бросился исполнять, выказывая рвение, но пару раз споткнулся. Все устали и хотели пить.

Устроив супругу в шатре и еще раз напоив ее тем же способом, Янг вышел и вскинул к плечу руку с тремя отогнутыми пальцами.

Немедленно к нему поспешили три человека: два десятника и "слышащий".

— Поставите оставшиеся шатры, — распорядился Янг, — и попытаетесь отыскать хотя бы немного воды. Она должна здесь быть.

Аскеры молча кивнули. Они были с Янгом уже два года и прекрасно усвоили — этот повелитель если чего и не терпел, то праздной болтовни. Впрочем, воины были с этим совершенно согласны — чем меньше открываешь рот, тем больше драгоценной влаги остается внутри, а не уходит с глупыми словами.

— Осмотрите воинов. Выделите четверых самых бодрых, тех, кто может выдержать ночной переход. Соберите все пустые фляги…

Единственное, что позволили себе десятники — вопросительные взгляды. Но Янг сделал вид, что не понял и, махнув ладонью, отпустил исполнять приказ.

Следующей он подозвал Сати. Рабыня подошла, семеня и пригибаясь. Священный внушал ей не столько почтительный трепет, сколько животный страх.

— Береги госпожу, — тихо обронил Янг, — умри, но не дай ее коснуться никакой беде. Исполнишь — к концу похода станешь свободной и богатой. Пропустишь удар… по шею в песок вкопаю и забуду, в каком месте.

Сати поклонилась в знак того, что поняла и поспешила назад, к шатрам.

Янг проводил ее задумчивым взглядом. Кесара выделяла эту девочку и доверяла ей. Но не зря ли? Что-то в ней было настораживающее. Может быть, безупречность? Сати словно и вовсе не умела ошибаться. Такое совершенство — не к добру.

Подумав еще немного, он щелкнул пальцами четыре раза. Четыре воина появились почти мгновенно, словно выросли из здешней, каменистой земли.

— Охранять лагерь. Смотреть в оба. При малейшей угрозе для кесары убить любого, перед Небом отвечаю я.

Серп луны коснулся обломков скал, когда пять верблюдов, освобожденных от поклажи, довольно резво направились из лагеря по направлению к предгорьям. Путь их лежал мимо проложенных троп, вел — кесар, а по каким приметам он отыскивал в чернильной тьме дорогу — боги знают…

Большая половина ночи прошла между сном и бредом. Росомаха ворочалась и мерзла, Сати пыталась греть ее собой, но много ли тепла в тощей девчонке, полуобморочной от голода и жажды.

Слышащему все же удалось добыть по глотку воды и ее разделили на всех. Стало немного легче, кесара снова забылась.

Под конец этой долгой ночи ей отчего-то приснился милорд. Он стоял посреди черной равнины, еще более пустынной, чем Хаммган. Ни травинки на земле, ни птицы в небе. Эшери смотрел прямо на нее, словно чего-то ждал. Росомаху до глубины души потрясло, что от прекрасных золотых волос милорда остался какой-то огрызок, длиной едва по плечи. Он горел рыжим огнем, искры растворялись в ночи и такие же искры плясали в зеленых глазах, заслонив все человеческое, что там когда-то было.

Милорд был похож не на прекрасного Золотого Герцога, а на жуткое потустороннее создание. Огненного духа. Или вообще — демона.