Природа плакала в тот день...

— Я вижу. И, боюсь, отвлечь Питера сейчас не получится ни коим образом. А Тоби нам не подмога.

— Думай! — рявкнул Билл. — Ты у нас самый умный.

— Густав, — позвал Георг. — Иди сюда, дело есть…

Они ехали в машине в отель. Том невидящим взглядом уставился в окно. Лицо еще немного держит, не дает маске упасть и открыть миру свое горе. Движения заторможенные, на вопросы отвечает с задержкой и невпопад, односложно. Он отключался от действительности прямо на глазах, и Билл не знал, что делать. Врач группы, осмотрев брата, диагностировал нервное истощение на фоне постоянного стресса, выдал успокоительное и велел немедленно ложиться спать. Он еще что-то говорил продюсерам очень умное и сложное, но Билл понял только про нервное истощение. Рядом со скорбными лицами стояли друзья и выразительно кивали в такт выдаваемым научным сентенциям.

— Остаться с тобой? — спросил Билл, глядя, как Том накрывается одеялом.

Он покачал головой.

— Принести тебе чего-нибудь? Будешь есть?

Опять отказался.

— Насчет Питера и Дэвида не переживай. Им сегодня наш врач так по ушам проехал, что они тебя теперь не тронут. Ты только завтра придумай, что им сказать. Они ничего не знают об Юри, поэтому можно говорить всё, что хочешь.

— Спасибо тебе.

— Ты только глупостей не делай, хорошо? Это никто не оценит, а мне и родителям ты сделаешь больно. Спи. Завтра у нас трудный день…

Он потушил свет и вышел из номера брата.

Том повернулся на спину, посмотрел в окно. Лицо исказилось. Он беззвучно закричал, сжимая кулаки, а из глаз хлынули слезы.

Глава 14.

Билл не знал, радоваться или рвать на голове волосы тому милому факту, что из Белграда они должны попасть в Женеву на автобусе, а не на самолете. А потом еще день переезда из Женевы в Дортмунд и этот хренов европейский тур, наконец-то закончится. И они будут отдыхать. Почти две недели! Единственное, о чем он сейчас мечтал, — это выспаться в своей родной, любимой кроватке, под своим обожаемым, теплым, тяжелым пуховым одеялом, на своих пышных, огромных подушках, на мягких, мятых простынях, которые они никогда с Томом не гладили принципиально. Спать столько, пока голова не начнет болеть от пересыпа. Поесть, посмотреть телевизор и снова спать, если надо сутки, если хочется, то двое, в конце концов, спать неделю, и чтобы ни кто не трогал, не звонил, не приставал, не доставал!

Том рано утром, отказавшись завтракать, переместился в автобус, залег на своей полке и выполз с нее только по приезду в Женеву, где снова добрался до номера и закрылся. По щелочке под дверью Билл видел только то, что брат даже света не включил, предпочтя темноту. Еще утром он обратил внимание, что Том выглядел хуже некуда — глаза красные, лицо в пятнах, губы искусаны, руки все так же дрожат. Он не спал, это очевидно. Билл крутился около него весь день, предлагая то попить, то поесть, то просто что-то рассказывал, отвлекая брата от грустных мыслей. Он пытался его растормошить, как-то вытянуть из раковины, заставить говорить, не думать. Хотя бы говорить… Том молчал, отвернувшись лицом к стене. Потом на Билла прикрикнул Густав, и он, обидевшись, ушел надоедать водителю. Как они все не понимают, что ему, Биллу, надо как-то скрыть беспокойство, ему сейчас нужен брат как никогда, ему просто необходимо быть с ним в контакте — зрительном, физическом, эмоциональном. Он волнуется, переживает, он все понимает. Понимает, что для Тома измена Юри — серьезный удар по самолюбию и психике, что, наверное, ему стоило больших трудов пойти на это, или, наоборот, это словно прыгнуть с высокой скалы, как в телевизоре, в морскую пучину, не зная, разобьешься ли или вода примет тебя в свои объятия. Том, который всегда волочился за девочками, общался с девочками, бегал от девочек, вдруг вляпывается в такую историю с парнем… Сколько Юрген со своим Франком зажигал? Два года? Они пытались расстаться? Может быть, это произошло из-за Тома? Или Юри хотел забыться, отвлечься и использовал для этого Тома? А может быть он пользовался братом, чтобы доказать Франку, что искусен и может соблазнить любого, даже такого заядлого гетеро, как Том Каулитц? И если Том вернулся в подобном ужасном состоянии, то в игре «Третий лишний» выбыл как раз именно он, а не Франк, который чуть не убил Юргена. А может быть, они еще все это ему в лицо сказали? Они смеялись над ним? Унижали? Оскорбляли? Надо быть рядом с ним, помочь, поддержать. Больше всего Билл боялся, что Том сорвется и что-нибудь с собой сделает. Надо дать понять ему, что он не одинок, что друзья будут относиться к нему по-прежнему хорошо. Дьявол, и посоветоваться не с кем… Попробуй, расскажи, что твой брат — гей, сразу же станешь одним из них. Что за жизнь? Уж лучше б он с этой вертихвосткой встречался, тоже какая-то там мелкая аристократка… И чего Тома на голубые крови потянуло? Голубые крови… Билл захохотал. В яблочко.

Проведя почти бессонную ночь, Билл чувствовал себя утром так, словно его всю ночь пинали ногами в какой-нибудь подворотне. Впрочем, Том еще и выглядел так. Наташа замазывала синяки, пыталась привести в порядок лицо, но подобные мешки под глазами могла убрать только срочная пластическая операция. Питер уехал, пообещав надрать всем задницы по возвращению домой, с ними остался Дэвид. Билл видел, что продюсер несколько раз так же безуспешно пытался пообщаться с Томом, при этом тому брат хоть что-то отвечал, хотя бы односложно. С остальными Том вообще не разговаривал, ни с кем. Можно подумать, окружающие виноваты, что его развели и кинули, как последнего лоха, два гомика. Иногда Билл испытывал что-то вроде злорадного удовлетворения (это ему за все мучения, за игнорирование, за унижения, за постоянное чувство вины, за испорченный отпуск!), но он тут же гнал от себя дурные мысли. Так нельзя… Том какой-никакой, но брат. Пусть и гей. Чтоб его…

На публике Том держался. Билл видел, как перед каждым публичным появлением, он словно маску надевает — улыбка, блеск глаз, собирается внутренне, мобилизуется. Интервью. Фотосессия. Еще одно интервью. Телевиденье. Радио… Саундчек.

— Том, ты не ел три дня, — зло произнес Билл за обедом, заметив, что тот раскрошил булку в тарелку, поковырялся в супе, отодвинул второе. Выпил немного сока.

— Я не хочу, — еле слышно шепчет он. Зубочистка ломается в руках.

— Нам через полтора часа на сцену! Ты за три дня выпил два стакана сока! Ты в голодный обморок хочешь упасть? На тебя уже смотреть страшно! Быть анорексиком — это моя привилегия! — все больше и больше расходился Билл.

— Я не хочу, — твердо повторил Том, набычившись.

— Парни, ну вы же не будете сейчас ругаться, правда? — влез в спор близнецов Георг. — Нам скоро выступать, а вы…

— Как он будет выступать, если он не жрет ни хрена?! — подскочил Билл. Приборы звякнули о тарелку. Вилка полетела под стол.

— Не жрет и не надо, — безапелляционно сквозь стиснутые зубы процедил Густав. — Значит, не хочет. Когда захочет, тогда поест. Что ты к нему привязался?

— Это мой брат и я за него отвечаю, понял? И если хотя бы один из вас откроет рот…

— Ты не слышишь, что я тебе сказал? — жестко прервал его Том. — Ты не понимаешь, что я тебе говорю? Или ты планируешь покормить меня насильно?

— Если понадобиться, то я покормлю тебя насильно! — Казалось, Билл сейчас перегнется через стол, схватит брата за грудки и тряхнет, как грушу, за что тут же получит кулаком в нос.

— Всё! Брейк! Успокойтесь! — тут же развели их по разные стороны друзья. Подошла охрана.

Отшвырнув стул, Том покинул ресторан.

— Билл, у него депресняк, ты же видишь. Не будет он сейчас есть, — мирно отозвался Георг, опять принимаясь за запеченный картофель с белыми грибами в сметанном соусе. — Немного отойдет и поест. Не трогай его.

— Я его не трогаю, — огрызнулся он.

— Ты его вчера весь день доставал. Сегодня достаешь с самого утра, — закивал Густав. — Ты от него ни на шаг не отходишь.

— А Тома это бесит. Ну, сам посмотри, у него прям на лице написано, что он сдерживает себя из последних сил, — поддакнул Георг. — Он сейчас от всех прячется, а ты прохода ему не даешь.

— Дай ему одному побыть и переболеть. Он тебе не говорил, что случилось?

— Нет. А вам?

Ребята помотали головами.

— А Дэйву? Я видел, они разговаривали.

— Нет, Дейв сам ворчал: «Если бы знать, что с Каулитцем, можно было бы придумать, как это купировать», — скривился Густав. — А у тебя даже идей никаких нет?

Билл вздохнул.

— Бросили его. Никогда не думал, что он будет так переживать из-за того, что какая-то коза его послала.

— Я тоже так не думаю. И вся эта таинственность… Вы же видели, он испугался той смс. Реально испугался, — Георг понизил голос и наклонился к друзьям поближе. — Билл, может его кто-то шантажирует? Какие-то проблемы с законом? Наркота? Еще что-то? Понимаешь, не будет наш Том так переживать из-за какой-то телки.

— Бросили его. Поматросили и бросили, — поморщился Билл. Идея Георга, конечно, гениальна, но отдает явным идиотизмом. Да и все сходилось, как нельзя лучше, в той истории с Юргеном.

— Рассказывай, — заговорщицким тоном приказал Густав.

— Мне не о чем рассказывать. Он в кого-то влюбился. Да так, что аж в темноте светился от счастья. Видели же, что он с телефона не слезает, все шушукается с кем-то. А та смс… Я не знаю… Правда… Я думаю, что там было написано, типа прости-прощай. Ну, он и сорвался в другую страну. Я даже не знаю, куда именно. Наверное в Германию… Видимо, неудачно… Но это только мои догадки… Том ничего мне не рассказывает.