Присягнувшие Тьме
Шрифт:
Мозг у меня кипел, и тут же возник план. Сесть на первый скоростной поезд на Лозанну, чтобы допросить Белтрейна после его возвращения с семинара. Даже еще лучше: обыскать квартиру до его приезда.
Может быть, я зря потрачу восемь часов дневного времени.
Может быть, напротив, это прорыв в моем расследовании.
Я позвонил Фуко, чтобы он встретил Манон, как только ее выпустят из-под стражи, и оставался при ней. Я знал, что он сумеет расположить ее к себе. Он еще не успел отключиться, а я уже набирал номер справочной Лионского вокзала.
110
Обтекаемый корпус комфортабельного
Меня окружали мужчины в галстуках с ноутбуками на коленях или мобильниками в руках. Телефонные разговоры. Всегда одинаково серьезный тон, рассудительный, важный, одни и те же разговоры о бизнесе, один и тот же ярый материализм. Все это я улавливаю сквозь свой собственный кошмар.
Кто бы мог подумать, что я еду к свирепому убийце?
Мориц Белтрейн в роли Пришельца из Тьмы.
В сотый раз я взвешиваю «за» и «против».
За: его присутствие рядом с четырьмя пострадавшими. Его ложь насчет Агостины и Раймо. Его профессиональные знания. И его проживание в Юра, районе, который мне всегда представлялся логовом убийцы…
Против: специалист-реаниматолог мирового класса, Белтрейн мог оказаться рядом с пациентами по долгу службы. И потом, как мог коротышка в больших очках изображать из себя почти бесплотного ангела, старика со светящейся шевелюрой, подростка с изуродованным лицом?
И снова меня одолели сомнения. В конце концов, даже мой исходный постулат, мой Пришелец из Тьмы, — чистая гипотеза. Все это может оказаться просто миражом… Моим собственным бредом…
Я запустил руку в рюкзак и вытащил листки с официальной информацией о Белтрейне, которую перед отъездом наскреб на сайте Лечебно-медицинского центра Водуа и в швейцарской прессе.
Родился в 1952 году в кантоне Люцерна. Учеба в Цюрихе на медицинском факультете, там он занимался сердечно-сосудистой хирургией до 1969 года. Потом, с 1970 по 1972 год, Гарвард. Затем Франция, где он входит в команду хирургов больницы в Бордо (1973–1978). Наконец, возвращение в Швейцарию, в Лечебно-медицинский центр в Лозанне, где он в 1981 году возглавляет отделение сердечно-сосудистой хирургии. Далее — множество премий, конференции и семинары по всему миру. Ничего подозрительного. Ни намека на склонность к эзотерике. Никаких проблем в учреждениях, где он работает. Ни малейшего пятнышка.
Холостяк, детей нет, абсолютная преданность профессии. Национальная гордость, гениальный хирург, который спасает жизни, как другие вешают табельный номерок на заводе.
Я стал рассматривать фотографии в статьях. Круглое лицо, длинная челка, затемненные очки. Голова лохматой собачонки, но с ореолом загадочности. Пришелец из Тьмы?
Ни одна чаша весов не перевешивает.
Ни за, ни против.
Лозанна
В первом попавшемся мне агентстве по прокату машин я выбрал среднего класса седан, чтобы легко затеряться среди швейцарских автомобилистов. Прежде чем тронуться в путь, проверил голосовую почту. Ничего. Никаких новостей — ни от Манон, ни от моих ребят.
Я газанул, задыхаясь от ярости.
Если Корина Маньян оставит ее у себя на ночь,
я поеду за ней сам.Взяв направление на Лечебно-медицинский центр, я пересек трамвайную линию и покатил в гору. Наконец показалось здание с белым фасадом, японским садиком, шаровидными светильниками и карликовыми хвойными деревцами.
Я поднялся в отделение сердечно-сосудистой хирургии и застал студенточку на ее посту. Все с тем же «Тик-таком».
— Привет! — вскричала она. — Вы обещали, что не вернетесь.
— Да неужели? — ответил я. — Мне обязательно нужно увидеть доктора Белтрейна.
— Вы с ним разминулись. Он заходил и тут же ушел.
— У вас есть его домашний адрес?
Она встала, озарив меня прелестной улыбкой:
— Более того. Он поехал не в свою квартиру в Лозанне, а в свое шале. В Альпах.
Я вытащил из кармана карту, взятую в агентстве по прокату, и разложил ее на стойке:
— Где это?
Девушка заметила, что у меня дрожат руки, но воздержалась от замечаний. Она ткнула указательным пальцем в карту:
— Здесь, за Бюлем.
Я взял ручку и обвел название деревни.
— А как мне найти там его шале?
— Легко. — Она взяла у меня ручку и прочертила путь. — Продолжайте ехать в сторону Шпица. В Вессенбурге поднимитесь вверх и влево. На склоне горы увидите название: «Вилла Паркоссола». Паркоссола — архитектор, спроектировавший это шале. Да там все его знают.
Она была неплохо осведомлена. Какое-то мгновение я задавался вопросом, не проводит ли она вместе с ним выходные… Свежесть ее дыхания после «Тик-така» обострила мои чувства.
— Вы сюда вернетесь?
У меня в мозгу все еще раскачивались чаши весов.
Белтрейн в роли хищника — «за» и «против»?
— На этот раз это действительно маловероятно.
— В прошлый раз вы сказали то же самое.
— Ваша правда. Разрази меня гром!
Я выбежал вон. В холодном поту, еле переводя дыхание.
Я снова ехал вдоль озера по уже знакомым мне местам. Вокруг, словно разбросанные по склонам холмов угольки, мягко мерцали огни.
В Веве я свернул по шоссе Е27, а после Бюля съехал со скоростной трассы и стал подниматься вверх в направлении Шпица. Мне вспомнился путь через Симплонский перевал: казалось, с той моей гонки по туннелям прошло несколько веков.
Вессенбург.
Жюли Делёз не обманула: я увидел надпись — «Вилла Паркоссола». Я съехал с блестящего асфальта на заснеженный проселок. Пейзаж помрачнел, как нахмуренное лицо. Ели сдвинулись, потемнели. Синеватые сугробы перекликались со стальными тучами, нависшими над лесом.
Появился указатель в начале подъездной дорожки из светлого гравия. Я поехал по ней. Миновал серую трансформаторную будку. Выглядывая из-за кустов, она странным образом усиливала ощущение запустения.
За поворотом деревья расступились, и показалась вилла. Конструкция из нескольких бетонных террас, стоящая на опорах над водопадом.
Я выключил фары, чтобы рассмотреть строение при свете луны. Оно напоминало знаменитый «Дом над водопадом» Фрэнка Ллойда Райта, где использован тот же принцип.
Я остановился метрах в пятидесяти от парковки. На ней не было ни одной машины. Вынул фонарик и резиновые перчатки и выскочил наружу.
Я направился к дому, держась в тени. Шум потока заглушал звук моих шагов.