Притворюсь твоей сестрой

– …так будет лучше… прости… прости…

Потом ее руки, обычно такие слабые и неуверенные, теперь крепко держат меня. Я чувствую, как она с трудом тащит мое обмякшее тело, слышу ее прерывистое, паническое дыхание где-то над ухом. Во мне еще теплится искра сознания, но я не могу пошевелить ни пальцем, не могу издать ни звука. Я пленница в собственном теле.

Она укладывает меня на кровать. Ее пальцы тревожно поправляют мои волосы, прикасаются к щеке. Это прикосновение одновременно нежное и предательское.

– Скоро все пройдет, – шепчет она, и ее голос срывается. – Я не могла позволить… не сейчас… ты все испортишь…

Потом ее шаги удаляются. Щелчок замка в двери. Тишина. Густая, звенящая, полная невысказанных тайн. Я лежу в темноте своего разума, и единственное, что остается мне, – это беспомощно ждать. Ждать, когда действие того, чем она меня оглушила, закончится. И гадать, что же она задумала. Сознание тихо угасает, и я окончательно погружаюсь в густую и вязкую темноту.

Я прихожу в себя от звуков приглушенного, но напряженного спора. Сознание возвращается медленно, будто пробираясь сквозь густой сироп. Голова тяжелая, тело ватное, но я заставляю себя не двигаться и не открывать глаза, чтобы не выдать себя. Я узнаю эти голоса. Ролана. И… Джоник.

– Ты идиотка! – сквозь зубы шипит Джоник. Его голос, обычно такой насмешливый, сейчас полон холодной ярости. – Что мы будем делать теперь? Неужели ты думала, что это решит проблему?

Ролана всхлипывает. Весьма, надо сказать, натурально.

– Я испугалась! Растерялась! Она все вспомнила! – выдает Ролана прерывисто, захлебываясь слезами.

– Она не могла ничего вспомнить! – отрезает Джоник уверенно. – Она самозванка. Эта девчонка не Зои. А ты даже дочь свою не узнала! А еще говорят, материнское сердце подскажет! Это точно не про тебя.

Получается, Джоник знал, что я притворяюсь. Но откуда? И почему тогда не выдал? Это ведь решило бы все проблемы.

Впрочем, я скоро получаю ответ на свой вопрос.

– Я поджег ту чертову лабораторию, чтобы скрыть результаты анализов, – продолжает он, и его голос звучит устало. – Я договорился, чтобы тебе сообщили неправильную информацию, и уничтожил все улики.

Ролана на мгновение замолкает, ее рыдания стихают.

– Но… почему? – слышу я ее сбивающийся, недоуменный шепот.

– Потому что ты была так разбита после того, что случилось с Зои, – его тон внезапно меняется, становится почти нежным, успокаивающим. Это звучит фальшиво и оттого еще страшнее. – Я, убедившись, что эта девица не представляет для нас опасности, решил дать тебе возможность… все исправить. Мне казалось, пять лет ты не могла себя простить. Я хотел дать тебе шанс. Ты ведь так хотела, чтобы к тебе вернулась дочь.

– Нет… – Она снова всхлипывает, но теперь в ее голосе не только страх, но и какая-то горькая неизбежность. – Ты мне тогда объяснил… Зои должна была исчезнуть… Ты не мог поступить иначе, она видела нас…

Я не могу молчать больше, потому что Зои так много думала о том, кому она помешала, но даже в самых страшных кошмарах ей не могло привидеться, что она пострадала за то, чего даже не видела.

С трудом приподнимаюсь на локте, чувствуя, как комната плывет перед глазами.

Ролана вскрикивает от неожиданности, встретившись со мной взглядом, и отскакивает назад, как ошпаренная.

Я же с горькой усмешкой произношу:

– Знаете, в чем самая большая ирония?

Парочка настороженно замирает.

– Зои, – продолжаю я, и имя настоящей хозяйки этой комнаты обжигает мне губы, – настолько боготворила свою мать, что ей и в голову не могло прийти… что с Джонником, который младше больше чем на десять лет… ее безупречная мама, которая давно и счастливо замужем за папой… Она считала, что с Джонником не ты, Ролана, а Марго, которая всегда была неразборчива в связях. Вы же в тот период времени обе были блондинками. Марго перекрасилась позже… уже когда Зои пропала. Вы отправили ее в ад и обрекли на мучительную смерть ни за что. Даже не попытавшись выяснить, что именно тогда успела понять Зои. Ролана, ты так тряслась за свое благополучие и сомнительное, тайное счастье с сомнительным мужиком, что без раздумий и сожалений пожертвовала своей дочерью.

Я делаю паузу, давая словам достичь цели. Я вижу, как Ролана закрывает лицо руками, а на лице Джоника застывает маска холодной ненависти.

– Я сожалела… – Ролана всхлипывает, пытаясь оправдаться. – Очень сожалела… – но тут ее голос становится жестким. – Кто ты такая, чтобы меня осуждать!

Я не успеваю ответить, дверь с грохотом открывается, и на пороге появляется дед. По восковой маске, в которую превратилось его лицо, я понимаю – он слышал весь разговор.

– Она та, – говорит он, обращаясь к Ролане. – Кто был с твоей дочерью до самой смерти. Кто поддерживал Зои в том аду, в который ты ее запихнула.

– Не я… – рыдает мать и косится на Джонника.

– Я не хочу разбираться, кто из вас больше виноват. Мне это не интересно. Отведите Джонника к магистрам, – бросает он своей охране. – А моей дочери плохо… ей потребуется лечение.

– Что… что ты хочешь сделать? – бледнеет Ролана.

– Моя дочь не может быть убийцей собственной дочери, – чеканит дед. – Но она может быть душевнобольной. У тебя будет своя тюрьма и свое заключение. И не надейся, что там тебе будет лучше, чем в камере.

После того как Ролану и Джоника уводят, в комнате повисает гнетущая тишина. Я снова опускаюсь на подушку, прикрываю глаза. Голова все еще кружится, тело отзывается тупой болью на каждое движение.

– Простите, что врала, – говорю я, глядя в потолок. – Мне не нужны были ваши деньги или наследство. Мне нужно было отомстить за Зои. Вы ведь слышали наш разговор? И поняли, что я не она?

– Слышал, – сухо отзывается дед. Он стоит у окна, его силуэт кажется сгорбленным. – Но все еще не могу поверить… Не в то, что ты не она. Зои… она была хорошей, талантливой девочкой. Из нее вышла бы прекрасная балерина, но никудышная глава рода. Она была похожа на Ролану, как ни горько это говорить. И на мою жену. Увы, женщины в моей семье всегда были слабы духом. Ты не такая. Поэтому я почти сразу начал подозревать, что ты не Зои.

– Почему вы ничего не сказали?

– Потому что твоя цель была мне близка, понятна и… – Он на минуту замолкает, подбирая слова. – И потому что в тебе есть магия Зои.

Я пожимаю плечами. Движение отзывается ноющей болью в спине, но это правда.

– Она отдала мне все, что могла. Даже часть души, наверное.

– Так что формально ты бы могла принять силу нашего рода?

– Возможно, – осторожно признаюсь я. – Думаю, у тех, кто проводил над нами эксперименты, примерно такие планы и были. Создать универсального носителя для магии.