Привет рогатому!

А стоило только лошадям набрать темп, так все мои мысли переключились на иное.

О, эти седла! Чтоб тому, кто их придумал, спалось крепко и хорошо! Если к седлам и можно привыкнуть, то не сразу, и уж точно не в погоне за ветром, которую устроил главарь. Мы мчались через чащобу синих деревьев, низко пригнувшись, срывая паутину и пауков и кое-где где солнца не было вовсе - росу и слизняков. Увидев одного из них на луке седла, а затем и на своем сапоге, я позабыла о мысленных проклятиях на создателей седел и уздечек, мужиков-разбойников, лошадей и прочей нечестии, в том числе синеглазого черта и мохнатого беса.

Попыталась снять слизняка, за что чуть не оглохла от рыка главаря в самое ухо. Он ни слова не сказал с тех пор, как бросился вскачь и повел за собой людей. К слову о людях, они тоже молчали, припав к лошадям. Памятуя о стрелах от охотников короля, молчала и я.

К тому моменту, как они сбавили темп, молчать было все сложнее, а наблюдение за тем, как слизняк подбирается вверх по моему сапогу и вот-вот коснется штанины, так вообще невыносимым. Вожак развязал мои руки.

– Сбрось их. – Разрешил он. И я с радостью это сделала, с улыбкой от уха до уха, за освобождение от склизкой твари оборачиваюсь и замираю.

– Что хорош? – спрашивает главарь лицо, которого целиком покрыто паутиной, а в волосах притаилась какая-то гадость.

– Безумно, - выдала я и, сжалившись над чумазым, смахнула мерзость с его головы.

– Будь добра, - попросил он с обворожительной улыбкой, - сними еще одного с затылка и с шеи.

Содрогаясь, сбросила и этих:

– Вам что двигаться нельзя было?

– Иначе духи заметят.

– О духах кто нашептал?

– Дриады.

– Чего?!
– я вцепилась в него как утопающий за соломинку, - как они выглядят, кто это, что им нужно?

– Нормальные зеленые ба… девицы, - отодрав мои руки от себя, он спешился.
– Зубки показать могут острые, если обидишь. Ничего им не нужно, у нас с древесными договор негласный. Мы не рубим их лес, они предупреждают об опасности.

– А откуда дрова для костра взялись?

– Из нашего родного селения, как и воз с провизией. – Он стянул меня, явно предположив, что ноги затекли, затем почему-то снял седло и поклажу с коня, а потом и уздечку.

– А вернули как?

– Перебросом. – Главарь хлопнул ладонями, и отпущенные пастись взмыленные лошади исчезли, хлопнул еще раз и на их месте явились следующие.
– Мы даем им сигнал о том, что прибыли, чтобы прислали, а затем повторный, чтобы забрали.

– Почему они вас так к его темному величеству не прислали?

– От того, что переселенец будет как твое овощное…

– Рагу, которая икра?

– Да.

– Ха! А у черта наподобии этого получается вся местная стряпня.

– А вся местная на это и похожа. – Кивнул вожак и присвистнул, призывая коня. К нему приблизился черный монстр с белой звездочкой на лбу, ростом выше предыдущего.

– Что, опять?

– Опять, Галя. Еще пара часов езды, а потом ужин.

– Нееееет!
– протянула я, - только не это! Я ножками! А вечером поголодаю, готовьте сами!

– Духи, - напомнил вожак, - вскоре вновь возьмут след.

Перед глазами предстало видение на краю поляны. Нет! Я не хочу к такому приближаться, а уж тем более знакомиться с родом трудовой деятельности этого создания.

– Аааа, черт подери! Поехали! Поехали! – позабыв о страхе, сама шагнула к коню и даже руки протянула к главарю, чтоб связал. Да, я бываю послушной, если за жизнь боюсь, даже в дурмане, навеянном коньячными испарениями.

– Не потребуется, - отрезал он, легко вскочив в седло. Затем за шкирку поднял и усадил впереди себя.

– Я одного понять не могу, - возмутилась я вслух, стараясь не обращать внимания на боль.
– Откуда у вас селение? Вы разве не бродяжничаете по степям и весям?

– Бродяжничаем, но по своим степям и весям в охотничьих владениях.

– Не поняла. Вы кто? – в этот момент скакун сделал прыжок через поваленное бревно, и я чуть не прикусила язык.

– Я барон, а это моя свита. – Махнул он рукой на четырнадцать особ мужского пола непредставительного вида. Совсем непредставительного - все они были в шкурах, надетых на голое тело или замызганную рубаху, залатанных штанах и стоптанных кожаных сапогах. Некоторые, правда, как главарь, были в пропахших дымом и пропитанных потом куртках из прочной темно-синей ткани на меху.

Такое разительное и разящее запахом несоответствие образов званиям я еще не встречала.

– Вы сколько по лесам шатаетесь? – Вскинула я брови. – Вы ж на барона и его свиту не похожи. На разбойников - да, а на знатных персон - нет.

– Да что, нам в мехах три недели добираться? – со смешком возмутился главарь.

– Ну как бы…

– Вот как бы и так. Прибудем в столицу, обрядимся.

– А до тех пор под настоящих разбойников косите?

– Что мы косим? – Не понял главарь, то есть барон разбойничьего вида.

– Да ничего, так выражение. Вы когда о жертвенницах расскажете?

– Когда прибудем.

– Когда и куда прибудем?

– Галя, цыц!

***

Рассудив, что сбежавшая жертвенница будет двигаться в противоположную сторону от вызвавших ее иномирян, они последовали в глубь синего леса. Увидев озеро, где вся тина выдернута со дна, поняли, что ошиблись направлением. Здесь иномиряне жертвенницу потеряли, а вот где они до этого обитали, найти удалось не сразу. Где-то через пятнадцать минут Нардо и его слуга вылетели на полянку, с давно угасшим костром и тленным следом, оставленным духами.

– Если здесь были духи, значит, Галя с этими иномирянами ушла.

– Как думаете, их могли догнать? – обеспокоенно спросил бес.

– Нет, иначе об этом я бы уже знал.

– И не только вы, - тяжело вздохнув, изрек бес.

О том, как быстро о происшествии узнает Повелитель, можно догадываться. А о том, что сделает с противниками брака, лучше и не думать. Женитьба их темного Повелителя откладывалась из-за нерадивой невесты и ее расчетливого отца. Кто рассказал правителю Дарлогрии о древнем пророчестве его Темнейшества, оставалось загадкой. В противовес этому истинные намерения Короля загадкой не являлись. Отказав Повелителю, он стал рассматривать замужество старшей дочери с холодным расчетом завоевания всех ближних и дальних государств посредством влиятельного зятя.

Сам зять в таком виде калыма участвовать не хотел, а противиться не мог, потому что Королю было рассказано много больше положенного, и вертеть «зятем» он мог и так, и этак.

Отчего сам дьявол уже не был добродушным шутником, с юмором справляющимся со своими обязанностями во вверенных ему мирах. Загрустил, позабыв о грешниках и грешницах и их наказании, о своей еде и питье. И все чаще застывал перед зеркалом, отображающим Ее – любовь всей темной жизни Властелина и Повелителя.

– И начертыхалась же она тут! – поморщился Нардо, осмотрев поляну, на которой проявлялись серные выжженные пятна.