Привет, заяц

Домашнее обучение – это здорово, а свободное посещение – ещё лучше. Больше времени на всякую ерунду остаётся. На киностудию, на съёмки, на видео монтаж.

Видео монтаж. Студия.

Успеть бы. А то Вадим опять говниться начнёт.

***

Моя распухшая от мыслей голова плыла по улицам родного Моторостроительного района в свете тусклых желтовато-красных огней. Дорога вела меня в каменный лес, в спальный морозный туман. Гигантская шестнадцатиэтажка росла от гнилой земли до самого холодного неба, давила на прохожих своей массивностью и уродливой монструозностью. Высоченная и широкая серая постройка с одним подъездом и сотней квартир глыбилась посреди частного сектора и возвышалась над младшими своими братишками и сестрёнками – хрущёвками, да панельками девятиэтажными. В самое небо скреблась и застревала в туманной дымке высоко-высоко.

Особый приступ жути и «синдром муравья» ловишь, когда глядишь на всю эту прелесть через корявые пальцы чёрных и уже давно облысевших деревьев. И только хаотичная россыпь тёплых домашних огней эту каменную коробку наполняет хоть какой-то жизнью и человечностью в море нескончаемой бетонной печали.

Шесть вечера уже. Опять опаздывал.

Заказчики всё не успокаиваются, как бесноватые бегают со своими видеороликами, исправления вносят в самый последний момент. Потом Вадим всем монтажёрам своим трезвонит, дёргает их туда-сюда. А как ему откажешь, доверие ведь штука такая, его оправдывать надо. Хотелось отблагодарить его за то, что летом дал мне возможность профессионально позаниматься видео монтажом, да ещё и за деньги. Я всё поражался, как же так он доверил работу над серьёзными видеороликами какому-то едва ли знакомому восемнадцатилетнему пареньку? Думал, думал, а потом понял, что не будь Вадим таким наивным, добродушным и по-милому инфантильным в свои тридцать с лишним лет, не видать мне было этой подработки, как своих ушей.

Промзона увядающего авиационного завода.

Старое здание двухэтажного технического колледжа. Холодная железная дверь. На двери табличка. На ней – «Киносдвиг».

Дурацкое название. Вадим придумал. Какой ещё сдвиг? Пёс его знает.

Воздух в павильоне раскалился до горяча из-за работы мощных световых приборов. Я аккуратно закрыл дверь, чтобы не испортить ребятам дубль, и двинулся в сторону монтажной комнаты. По пути украдкой заглянул за ширму, окинул взглядом павильон в двести квадратных метров. Снимали там какие-то посиделки на кожаных диванах с местным депутатом, сидел он и с важным видом затирал что-то про борьбу с коррупцией в системе образования, всё пытался перекричать треск своего тугого кожаного ремня. Того и гляди сейчас лопнет, пряжка отскочит и убьёт милую девушку-интервьюера.

— Так, значит, — пробубнил мужик и облизал потные губы. — Про коррупцию чего говорим, Надь?

— В смысле? — отозвалась девушка и поправила очки на носу, диван под ней громко скрипнул. — Как что говорить, Тимур Дмитриевич?

— Ну, боремся мы с ней или нет? Ругать или хвалить, что боремся? Хорошо хоть боремся, нет? Задача какая?

— А, поняла. Да, да, боремся, конечно, вот тут вот написано.

Она достала планшет с прижатыми тугой железякой бумажками и ткнула в строчку посередине. Мужик скорчил озадаченную рожу и побежал глазами по тонким чернильным линиям.

— Ясно всё, — сказал он и тяжело вздохнул. — Ладно, врубай давай, отпишем по-быстрому.

Как они там всё это писали, я уже не слышал, прошмыгнул в гримёрную, где Вадим любил восседать на стуле, подперев коленки в старых заношенных джинсах. Повсюду банки из-под энергетиков валялись, на столе стоял ноутбук, в широком зеркале отражалось его озадаченное и увлечённое монтажной деятельностью лицо.

— Привет, Артёмчик, привет, — сказал он тихо и стрельнул мне в зеркале взглядом. — Пришёл, что ли?

— Пришёл, — я ответил ему и пожал плечами. — Коль здесь, то и пришёл.

— Молодец, молодец. Я знаю, что поздно, но там эта тётка лютует просто, ей уже из минобра звонили.

— Мгм, — сказал я, взял пластиковый стаканчик и потянулся к кулеру.

— У неё знаешь какие основные претензии к твоему монтажу были?

— Ну? Какие?

— Она, короче, звонит мне, и говорит, — Вадим чуть подавился смехом и еле нашёл в себе силы продолжить. — Говорит, а что это за чёрные полоски такие у вас сверху и снизу на всём видеоролике?

— Полоски? Какие полоски?

— Ну эти, — он показал руками два квадрата. — Вайдскрин.

— Так это же там такое соотношение сторон у камеры было. Я просто кропать ничего не хотел, чтоб детали не потерять.

— Да я знаю, знаю, Артёмчик. Это ещё не всё. Она потом говорит, ой, уберите их пожалуйста, а то от них чувство какое-то… гробовое! Гробовое, прикинь?

И засмеялся, как бабуин, по столу начал ладонью хлопать. И мне смешно стало, дурацкая улыбка расплылась на лице.

— Гробовое чувство, говорит! — повторил Вадим. — Как будто, знаешь, как будто эти полоски – это как чёрная ленточка в углу фотографии. Понял, да?

— Понял. Дура, чего я скажу.

— Да дура, дура, никто не спорит. Уберёшь только полоски эти гробовые, ладно?

— Уберу, уберу.

— Спасибо, Артёмчик, давай мой хороший, как сделаешь – свисни.

Он ко всем так обращался, по-доброму, уменьшительно-ласкательно. Артёмчик, Алёнчик, Дэнчик, Андрейчик, всех так называл. Всегда напоминал мне разум юного Питера Пена в теле взрослого тридцатилетнего мужика с разводом, ребёнком и алиментами за плечами. Да ещё и второй малыш был на подходе, уже от нового брака.

Я налил себе чаю, развалился в кресле перед компьютером и нацепил плотные наушники. Дотронулся рукой до горячего стаканчика, слегка обжёгся и словил лёгкий кайф после морозной прогулки. И вдруг непроницаемая чёрная штора дёрнулась, и в комнату как ошпаренный влетел парень в военном камуфляжном обмундировании. Такой высокий, стриженный под ёжика, а на плечах погоны с буквами «КК», вышитые позолоченными блестящими нитями.

Как забасит своим грозным голосом:

— Вадим, там Денис ещё сэндбэги просит, они где?

— Давай склад тебе покажу, — ответил ему Вадим, и они с ним куда-то утопали.

Прошли мимо моего стола, парень задел меня своим взглядом, сверкнул улыбкой и похлопал по спинке стула. Лыбился так, как будто узнал меня. Откуда? У меня таких знакомых-то даже и не было.