Привет, заяц

Компьютер мой уже включился, надо бы начинать монтировать, а я всё сидел в недоумении, смотрел на дверь, ведущую на склад, и ждал, пока он выйдет, чтобы получше его разглядеть. Вдруг узнаю?

Дверь распахнулась, оттуда вышел Вадим, а вслед за ним незнакомец, держал в руках синие тяжеленные мешки с песком. Жилистые руки напрягались в задранной по локоть военной форме, скулы играли, когда он улыбался Вадиму и что-то внимательно слушал, задумчиво ему кивал. И голос у этого вояки был такой приятный, милый, добрый, но по-своему какой-то грубый, величественный. Бархатный, одним словом. И как только он влетел в комнату, пахнуло от него приятной смесью дешёвого дедовского одеколона и застоявшегося сигаретного дыма.

— Витёк, ты где? — послышался голос Дениса вдалеке.

— Всё, бегу! — ответил парнишка и вместе с мешками пулей вылетел в павильон.

И только я проводил его озадаченным взглядом, как вдруг понял, что это был тот высокий сухарь из компании троих кадетов, что так часто попадались мне во дворе последнее время. Тот самый, что одёрнул своего друга гоблина, когда тот спросил у меня закурить. Надо же, он меня узнал, а я его нет. А чему удивляться, я же всё время шёл и прятал от них свой испуганный взгляд, горбился похлеще бабки у подъезда. Чего там особо разглядишь?

— С Витьком уже познакомился? — спросил меня Вадим, такой он был проницательный, с ума сойти.

— Нет, — ответил я.

— Поздоровайся, поболтай с ним, он твоего возраста. А то чего мы тут все, взрослые дяденьки, тебе с нами неинтересно. Друга себе хоть найдёшь.

— А он тут чем занят?

— Гафером бегает, халтурит. На карманные расходы себе немножко.

Я молча кивнул и чуть прильнул к монитору. Посидел так у компьютера минут двадцать, внёс все изменения, вывел новый исправленный ролик и отчитался перед Вадимом.

— Если она опять скажет, что ролик у неё гробовой, — я сказал ему. — Звони, ладно?

— Спасибо, Артёмчик. — Вадим ответил и хлопнул меня по плечу. — Давай, до завтра тогда.

Я схватил рюкзак, нацепил куртку и зашагал к выходу. Вышел на крыльцо из студийной духоты в освежающую ноябрьскую прохладу, а там стоял он. Этот Витька.

Витёк. Или как там его?

Стоял и курил, оперевшись на перила, смотрел всё куда-то вдаль.

Он глянул на меня из-за плеча и бросил:

— Здарова.

А я всё кивал, нет чтобы тоже его поприветствовать, хотя бы из вежливости. Хотел уже было пойти домой, как вдруг подумал, а чего это я буду от него бегать? Подумает ещё, что я его боюсь. Нет уж, постою, подышу воздухом, пусть увидит, что я тут на своей территории, не стану ни от кого скрываться.

— Ты ведь не куришь, да? — он спросил меня и протянул открытую пачку с сигаретами.

— Нет, не курю.

— Да я помню, — он как-то нахально усмехнулся. — Иначе Стасяна сигареткой бы угостил, да?

Я неловко пожал плечами и зашуршал своей плотной курткой. Какого ещё Стасяна? Гоблина того, что ли?

Витёк всё не унимался:

— А чего так вдруг? У вас тут все в киноделе курят, пьют, как черти, а ты нет. Болеешь чем?

— Нет. Просто не курю.

Он сделал очередную затяжку и похвалил меня:

— Молодец. Помрёшь здоровеньким.

Я стоял позади него в сторонке, можно сказать, забился в угол у мусорного бака, всё любовался его силуэтом на фоне промзоны. Завороженно смотрел на его широкую спину на фоне иссохших веников кустов, что росли по краям парковки.

Уродливое здание заводского училища. По всей его кирпичной морде рассыпалось акне молчаливых, застывших до лета кондиционеров. Ржавые металлические ограждения палисадника утопали в первых водянистых сугробах, где-то в сторонке виднелись чёрные паутинки голых деревьев на морозном чёрно-синем небесном полотнище.

Промзона. Старая, гнилая, скорбная. Всем своим видом заражала меня душевной коррозией, заставляла съёживаться и безнадёжно искать глазами хоть что-то красивое. Витька, например. Его статный образ на фоне далёких бетонных серых вертикалей, что испарялись за линией горизонта. Сигарета, зажатая между мозолистыми пальцами, его грузный хмурый взгляд, от которого при всей его мрачности веяло непонятным теплом и уютом.

Клубок дыма полетел от него в мою сторону, свежесть прохладного ноябрьского воздуха вдруг подохла. Витька заметил, как я весь поморщился и заулыбался.

— Извини, ветер, — он сказал монотонно. — А чего ты тут стоишь куревом дышишь? Тоже ведь вредно.

И хотелось ему ответить, что, мол, я уже собирался уходить, а потом мне подумалось, что это прозвучит как дурацкое и нелепое оправдание. А действительно, чего это я стою тут и балдею на морозе непонятно отчего? Дым его, что ли, так понравился?

Дед всю жизнь тоже курил, тоже от него дымом воняло. Постоянно бегал то на балкон через мою комнату, то в ванную, когда на улице было совсем зябко, и повсюду меня обволакивал этот вездесущий табачный смрад. И вроде все мужики на студии, да и бухгалтер Алёна, курили, но вот именно сегодня, именно в тот момент, от дыма его сигареты поймалась незримая нотка моего детства, самых счастливых и беззаботных лет моей жизни. И с чего бы это? Те же сигареты, что и мой дед курит? Я ведь в них даже не разбираюсь.

— Просто так не курю, — тихо вырвалось у меня, ноги нервно затоптались на месте. — Чего ты меня, заставлять что ли будешь?

— Да больно мне надо, — усмехнулся Витёк. — Хочешь - кури, не хочешь - не кури.

В тёплых объятиях мягкого рыжего света фонарных столбов было уютно, он будто нас грел своим теплом и защищал от колючего ветра. Редкие невесомые снежинки спускались с неба, оседали у Витька на лице и таяли от теплоты его кожи. Ноябрьский жгучий бриз развылся над ухом и освободил мою голову от адекватных мыслей, оставил в ней лишь бессмысленную лёгкость и вакуум, наполнил её кайфом приятной близости.