Привет, заяц

А сам всё сидел на моём месте. А мне чего делать? Пришлось взять неудобную табуретку и притащить её к компьютеру, не хотелось брать кресло Дениса, он терпеть не мог на нём тепло чужой задницы, часто на всех из-за этого орал. Дитё малое.

— На моём кресле сидишь, — я набрался смелости и сказал Витьку, не глядя в его сторону.

Он нахально улыбнулся и ответил мне:

— Знаю.

Знает он. Вот ведь пижон.

Да пускай сидит-обсидится, у меня работы на полчаса, сделаю и пойду. Чего это он сюда стал навадился каждый день? Ещё и в воскресенье. Вадим-то в такие дни на студии едва ли появлялся, если только важных съёмок не было. А этот камуфляжный-пятнистый притащился.

Сегодня хоть в обычном гражданском облачении, в джинсах, белых кроссовках и чёрной олимпийке с полосками. Выглядел, как бандит самый настоящий, ни дать ни взять. Я всю жизнь старался такие морды подозрительные избегать.

Я старался не отвлекаться, сидел и сосредоточенно монтировал. Витёк вдруг вскочил с места, надел свою длинную куртку, хулиганскую шапку чёрную нацепил и выбежал на крыльцо. Курить, наверно. И пусть себе курит, хоть стул мой освободил наконец.

В дверях показался Вадим с чашкой кофе и пакетом еды из Макдональдса.

— А тебе сегодня тоже, что ли, гаферы нужны? — я спросил его. — Народу же никого нет.

Он глянул на меня и нахмурился:

— Сегодня не нужны. Там Денис интервью снимает, ты здесь монтируешь. Всё. Ты про что, Артёмчик?

А Витёк тогда здесь чего делает? Опыта, что ли, набирается? По нему ведь и не скажешь, что интересуется видеосъёмкой и всем этим нашим ремеслом. Да если даже и интересуется, то чего не на площадке сидит, а тут со мной в монтажной время убивает, курить бегает?

Дурной он какой-то.

— Вадим, глянь, утверди, пожалуйста, и я побегу, ладно? — я сказал ему.

— Ладно, беги, Артёмчик, я позвоню тебе, если что, — он ответил мне. — Спасибо.

Я надел куртку и двинулся к выходу. Только дверь за спиной громко хлопнула, смотрю, а я опять на крыльце не один, оказывается.

Витёк этот стоит.

Стоит и держится за сигарету, ловит своей макушкой редкие капли с крыши и всё дымит и дымит. Сколько он уже здесь простоял на холоде, полчаса? Час? Да и пускай стоит, возьму и пойду молча по лестнице, больно надо мне.

— Артём.

Я остановился посреди нечищенной парковки по щиколотку в мокром снегу. Страдальчески вздохнул, обернулся и посмотрел на него, на его довольную хитрую ухмылку, в его сверкающие на утреннем морозном солнце глаза. И кивнул в его сторону, мол, ну чего тебе надо от меня?

— Пошли шаурму пожрём? — он предложил мне.

Я расплылся в дурацкой улыбке.

— Сейчас, что ли? — спросил я.

— Ну ты же там все дела свои закончил?

— Закончил.

— И я закончил. Пошли пожрём?

Солнечное утро. Горячая хрустящая шаурма с едким салатово-уксусным привкусом. С Витьком? Да вот ещё. Зачем? О чём мне с ним разговаривать? Может, пытался в монтажёры через меня набиться? Это не ко мне, такими вещами Вадим занимается, через его «постель» попадают в этот убогий верхнекамский кинобизнес.

— Пойдём, нет? — Витёк всё не унимался.

— Пошли, — я ответил ему и пожал плечами.

И потащил он меня на птичий рынок неподалёку от студии. Я туда в детстве мотался с дедом и бабушкой, клянчил у них игрушки, динозавров всяких, рейнджеров, черепашек ниндзя, энциклопедии про животных.

В маленькой вонючей шаурмечной палатке набилась очередь, я присел за узенькую стойку, Витёк подошёл ко мне и спросил:

— Ты какую будешь?

— Да обычную с курицей бери.

Отстоял очередь, вернулся ко мне с шаурмой, я ему протянул деньги, а он вдруг стал мордой вертеть.

— Ты чего? Возьми.

А сам всё пытался ему протянуть купюру.

— Угощу тебя, ладно?

— Как хочешь.

Джентльмен.

Сидели мы с ним, ели шаурму, чавкали, как поросята, дышали ароматом химозного кофе и куриного мяса на гриле. Перед глазами обшарпанная стена, изодранные таблички с информацией для потребителя, пожелание приятного аппетита, напечатанное на чёрно-белом принтере вырвиглазным волнистым шрифтом. А он всё сидит рядом, я на него иногда кошусь, ловлю его полнейшее безразличие и отсутствие заинтересованности в потенциальной беседе. И зачем меня тогда позвал? Не мог вот так вот в однёху поесть?

— У вас здесь самая нормальная шавуха, — он впервые за столько времени нарушил молчание. — У нас на проспекте такой нет.

— Ну… — я пожал плечами и гордо выпучил грудь. — Нашей шаурмы много у кого нет, чего уж теперь поделать? На то она и наша, что её больше нет ни у кого.

— Чё? — Витёк переспросил меня и нахмурился. — Я не понял, что ты сейчас сказал. На что она… Кто? Ещё раз можешь повторить?