Прививка от ничего (сборник)

– Дорогая! Я у коллеги! Мы сейчас идём в театр.

На другом конце с треском бросили трубку.

Кстати, спектакль мне не понравился.

Тур истый

Настойчивость сограждан в деле туризма умиляет…

Нет, я понимаю, почему люди ездят к тёплому морю.

Понимаю, что делать в Праге и Амстердаме.

Понимаю, что интересного на Кубе, в Бразилии и в Китае…

Но регулярные поездки в соседнюю Финляндию мне не понять никогда!

Выйти из автобуса и слушать рассказы экскурсовода о том, кто и зачем построил окружающие здания. (А история родного Невского проспекта при этом остаётся тайной).

Отметить, что на улицах чисто. Усовеститься и сунуть фантик от жевательной резинки в карман.

Подержаться за ногу каждого встреченного на пути памятника.

Посетить два-три музея. (А за последние десять лет желания зайти в один из двухсот музеев Петербурга как-то не возникало).

Всё это «заснять» на видео, чтобы потом терроризировать ни в чем не повинных родственников.

Приехать обратно, выйти из автобуса на площади Восстания и с удовлетворением закурить. Выкинуть окурок прямо на тротуар Невского. Потом выкинуть туда же фантик из кармана.

И с облегчением подумать: «Вот я и дома!»

Давай вот как

Я никогда не любил автосервис. См. «Спиной к миру».

А в то время, о котором я повествую, ещё и не всегда хватало денег на такие «необязательные» траты. Поэтому, хоть я и не дока во всех этих железяках, часто приходилось разбираться самому.

Нет, иногда я всё же приезжал в автосервис. А «сервисы» в легендарном московском районе Солнцево были сплошь родом с Кавказа. Я люблю этот колорит.

Как-то раз я приехал с жалобой на неработающий поворотник. Лампочки целы, контакты в норме, а он – не мигает. Меня встретил огромный, небритый грузин. Я изложил суть проблемы, и он сразу же замахал на меня руками:

– Как не работает?!? Включи!!!

Я люблю этот колорит. Но ещё больше люблю нормальный сервис.

В этот раз проблему было не изложить в двух словах. Мой «Бобик» – десятилетняя пятая модель «Жигулей» с трудной судьбой – просто не хотел заводиться. Ещё недавно я колесил по городу, останавливался, вновь ехал… А теперь – стартер грустно крутил нечто безжизненное, несколько дней назад именовавшееся двигателем.

Я позвонил Михалычу. Во-первых, он разбирался в подкапотном пространстве гораздо лучше меня. Хотя бы потому, что его «шестёрка», лишённая большей части проводков и трубочек, исправно ездила. Он гордо называл это «оптимизацией». Во-вторых, вдвоём всё же веселее. Радость победы будет удвоена, а горечь поражения поделится на два.

На этот случай у нас существовало специальное выражение:

– А скажи мне, Михалыч… Какие у тебя планы на сегодняшний вечер? – промурлыкал я в трубку, а Михалыч уже знал, что надо прибыть с тросом, инструментами, «крокодилами» и прочим автомобильным добром.

Когда он приехал, осенние сумерки пытались затопить мой тихий, почти подмосковный райончик. Деревья нехотя роняли листву, народ возвращался с работы домой, не забывая присесть на скамейки с вечерней порцией пива.

– Давай вот как, – сказал Михалыч. – Сходим сейчас в магазин, возьмем бутылку, ведь потом всё равно нужно будет отметить победу.

Возразить было нечего. Да и не хотелось.

Мы купили бутылку и сели в машину.

– Давай вот как, – сказал Михалыч…

Я достал из «бардачка» два пластиковых стаканчика. Потом немного подумал и сбегал домой. Жена почти не удивилась, что для починки автомобиля требуется миска квашеной капусты.

Мы выпили. Закурили. Миска и стаканчики прекрасно поместились на торпеде «пятёрки». Почему она и нравится мне больше, чем «шестёрка».

– Ну, давай ещё по пятьдесят и идём чинить, – заявил Михалыч.

Почти стемнело. Двор постепенно замирал. В этой первой вечерней тишине, свидетельствующей об окончании трудного рабочего дня, мы выпили.

Михалыч дожевал капусту и попытался сделать серьёзное лицо авторемонтника:

– Ну, ладно, заводи, – сказал он.

Я повернул ключ в замке зажигания. Притихший двор прорезали звуки бодрого жигулёвского движка.

– Ну и всё! – заявил Михалыч. – Давай вот как…

Работа – не волк

Поговорка «работа не волк, в лес не убежит» в постсоветское время быстро превратилась в угрожающее «работа не волк, вылетит – не поймаешь». Несмотря на это, а может быть и благодаря этому, я успел овладеть множеством профессий. Хотя у меня такое впечатление, что это профессии «овладевали» мной…

За пятнадцать лет я успел побывать:

– сторожем,

– курьером,

– грузчиком,

– спекулянтом,

– продавцом ночного ларька,

– продавцом компьютеров,

– озеленителем садово-паркового хозяйства,

– монтажником пути узкоколейной железной дороги,

– монтажником-высотником,

– рабочим на стройке загородного дома,

– штукатуром,

– работником склада,

– оператором базы данных,

– верстальщиком сайтов,

– журналистом,

– редактором,

– писателем,

– копирайтером,

– директором по маркетингу,

– творческим директором.

При этом в каждой работе – своя девальвация ценностей.

Когда я начинал работать сторожем в магазине коллекционного хрусталя, я боялся даже ходить мимо этой сверкающей красоты. Когда я увольнялся, мы со сменщиком играли в торговом зале в бейсбол.

Когда я приехал на территорию ТЭЦ, и мне показали трубы на высоте 10 метров, которые нам предстояло оборачивать стекловатой и жестью, внутри что-то оборвалось. Дул ветер. Впервые надев альпинистскую обвязку, я не мог сделать ни шага без страховки. Когда я увольнялся, мы поднялись на 10 метров с бутылкой водки и танцевали на этих трубах.

Именно из-за девальвации ценностей я меняю работу каждые два года.

Идея ми

Праздновался мой «день» рождения.

Мой «день» рождения расположен среди множественных государственных праздников, поэтому отмечается с 1 по 10 мая. За это время он медленно преодолевает все фазы обычного однодневного торжества: приходят первые гости, кого-то ждут, кто-то опаздывает, кто-то сдаёт первым… Кто-то решил приударить за кем-то, кто-то ушёл… Всё, как в нормальном дне рождения, только растянуто на десять дней.

Я проснулся в пять часов утра. По стеклу крался первый луч. Сухость во рту и сердцебиение зачеркивали всякую надежду уснуть снова. Я стал думать. Предметы в комнате казались незнакомыми. Не так ли и вся наша жизнь? Ты думаешь, что понимаешь её. Но вдруг обнаруживаешь, что твои представления – всего лишь представления древних о громе как небесной каре. Мне тридцать лет. Я не понимаю, что было вчера. Куда там рассуждать обо всей жизни!

Я с трудом повернул голову. Рядом с кроватью, на кое-как постеленном матрасе спал мой друг. Он был накрыт длинным осенним пальто. Пальто в мае не добавляет ясности к картине мироздания. Наверное, именно поэтому я долго смотрел на него. На пальто, ну и, в какой-то степени, на мироздание. Но от этого взгляда друг проснулся.