Привычка выживать

– Сейчас вы доверяете капитолийскому переродку, - внезапно говорит Пит. – Вам не стоило бы доверять мне.

Аврелий наблюдает за ним с уставшим интересом. Ненависть к самому себе Пита разгорается медленно, но нужна лишь искра. Пройдет совсем немного времени, и действие таблеток возымеет обратный эффект; парню придется нелегко. Аврелия не радует лишнее подтверждение недавних слов. Пожалуй, сейчас он склонен чувствовать только усталость. С каким-то равнодушием он принимается разбирать скопившиеся документы, а потом бросает это занятие.

– Просто знай, что твой охмор – не самая большая твоя проблема. Твой охмор – просто часть какого-то плана. И в этот план был внесен тот пункт, по которому твой охмор должен быть излечим. Ты нужен кому-то в своем изначальном состоянии, Пит. Поэтому просто оставь свои переживания и займись уже, наконец, делом!

Аврелий тоже начинает злиться.

Мертвый Президент, стоящий у окна, беззвучно хлопает в ладоши.

(- Действительно, Пит, займись уже делом.)

– Я вижу кошмары, в которых убиваю Китнисс Эвердин, - выпаливает Пит на одном дыхании. – А еще, - запинается, глядя в сторону мертвого Сноу, который еще не проявляет интереса к словам своего единственного собеседника, - я вижу мертвого президента Панема.

(- О, мой мальчик, теперь нас точно запрут на нижнем этаже со связанными руками за спиной.)

В голосе Сноу кроется только бесконечная усталость. Аврелий тоже переводит взгляд на окно, а потом отворачивается, почти не удивляясь происходящему.

– И что здесь забыла Койн? – спрашивает спокойно. Пит закатывает глаза, и поясняет, что имел в виду другого мертвого президента. – Да? – переспрашивает Аврелий с неловкой улыбкой. – Всегда мечтал познакомиться с ним лично. У человека явные проблемы с общением и расстановкой приоритетов между добром и злом, огромное количество комплексов, и, пожалуй, пугающая тяга к ядам.

– Вы что, больной? – удивляется в свою очередь Пит; удивление охватывает его всего, становясь иррациональным.

– Из нас двоих больной ты. Из нас двоих только ты видишь призраков, - следует весьма логичный ответ, и Аврелий опять запрокидывает голову, чтобы полюбоваться потолком, пока Пит тщательно разжевывает нынешнюю ситуацию. В конце концов, этот призрак не просто маячит перед глазами, а разговаривает и дает ценные советы. – Кажется, я погорячился, говоря, что у тебя нет раздвоения личности, - резюмирует Аврелий, выслушав своего пациента. – Но все же мне кажется, это какой-то побочный эффект. Ты видишь его постоянно?

Пит отрицательно качает головой, и мысленно благодарит бога за то, что бог постепенно исправляет ошибки. Жаль, что это делает только Бог.

Аврелий опасно раскачивается в своем кресле, что-то мучительно соображая, затем встает и проходит к одному из своих шкафов, чтобы забрать оттуда среднего размера коробку без опознавательных знаков.

– Здесь, - оглаживает бок коробки, стирает пыль с крышки, - те записи, которые я изучал во время твоего турне по Дистриктам, - протягивает коробку Питом. – У меня, думаю, есть объяснение тому, почему ты видишь Сноу. Быть может, Сноу во время твоего заключения в Капитолии, слишком часто навещал тебя, и у тебя банальная передозировка его душевными разговорами, проявляющаяся таким интересным образом. Или, - здесь врач тяжело вздыхает и отходит к окну, оставляя коробку рядом с Питом, - на тебе был опробован второй уровень охмора. И не нужно на меня так смотреть! – внезапно вспыхивает от злости. – Я не знаю, что это значит. У меня у самого скоро мозги начнут кипеть от подобных неразрешимых головоломок!

Пит неловко поддевает крышку коробки и видит старые кассеты.

– Я украл все это у Пэйлор, - признается Аврелий. – Она, кстати, чуть не убила меня за это. А еще она обещала утопить меня в своей ванной, если ты начнешь новую волну сопротивления. К счастью, пока этого не случилось.

– Вы переживаете за Пэйлор? – блещет интуицией Пит, не решаясь начать рассматривать неразговорчивые пленки прямо здесь.

– Боюсь, с ней тоже сделали что-то, отчего она перестала быть собою, - Аврелий пожимает плечами. – Если я попрошу тебя быть рядом с Китнисс, когда она узнает, что с ней сделали, ты выполнишь эту просьбу? – спрашивает тихо, почти шепотом. И впивается в лицо Мелларка пристальным взглядом; Питу чуть крышу не сносит от перенапряжения. – И будь уверен, что я не приму отговорки вроде «Я боюсь причинить ей боль». Это как-то глупо, Пит, бояться причинить боль своим присутствием тому, кому причиняешь боль, когда не находишься рядом.

Пит сжимает челюсти, чтобы не нагрубить. Но – Пит не обещает. Аврелий просит его забрать все пленки, и не смотрит на то, как закрывается за ним дверь. Позже Эффи зайдет за брошью и заберет в своей маленькой сумочке короткое письмо. У Аврелия сегодня тяжелый день, который не закончится ничем хорошим, но закончится когда-нибудь. А у Пита впереди тяжелая жизнь. Ведь Китнисс, чьей взаимности он жаждал до того, как ему промыли мозги, любит его отчаянно и безрассудно. Но есть одно «но».

Она любит его потому, что охморена любить его.

…

Китнисс привыкла просыпаться не в одиночестве. Безотчетная нежность возникает в ней, едва она чувствует тепло лежащего рядом человека. Тяжелая рука перехватывает ее талию, он дышит ей в затылок, от этого становится жарко и немного щекотно. Она любит просыпаться так; только обычно ей в глаза бьет непоседливое солнце, и за окном слышен щебет ранних птиц. Китнисс осторожно выворачивается из-под руки, и чувствует, что что-то не так. Она хочет привычно разбудить Пита поцелуем, и отшатывается, едва сознавая, что рядом с ней вовсе не Пит.

Гейл тщетно пытается убедить себя, что изумление на лице Китнисс, стремительно становящееся отвращением, никак не связано с ним самим. Хотя, конечно, это самое простое и самое правильное объяснение тому, что Китнисс быстро прижимает ладонь к лицу, будто пытаясь остановить подступающую к горлу тошноту. Хорошо, что мгновением раньше он не сказал ей «доброе утро». Было бы совсем уж неловко.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он буднично, и перекатывается на другую сторону кровати. Китнисс оглядывается по сторонам, ища что-нибудь тяжелое. – Эй, вазы мы уже с тобой проходили, - заявляет поспешно, оценивая обстановку быстрее, и подмечая, что пока опасность быть убитым ею ничтожно мала.

– Что ты здесь делаешь?! – рычит Китнисс, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. – И что я здесь делаю? – внимательнее присматривается к обстановке, и силится вспомнить то, что было вчера. Без особых успехов, стоит отметить. Вспомнив, что оба они находятся в комнате Хеймитча, она кривится, и почти выплевывает: - Хеймитч.

– А он-то чем тебе не угодил? – мрачно интересуется Гейл, пытаясь узнать в этой разъяренной фурии девушку, с которой когда-то давно мечтал сбежать от суровой реальности.

Еще Гейл с коварным удовлетворением представляет, как в голову Хеймитча не так давно летели тяжелые вазы, и от нарисованной в голове картинки становится немного легче. Жаль, что он этого не видел. Жаль, что ему не пришло в голову попросить у Бити старую забавную запись, но ничто не мешает сделать это немногим позже. Он готов на самые странные поступки лишь потому, что пытается изо всех сил стереть новые воспоминания о девушке, которую считал мертвой и в смерти которой себя постоянно винил. Он оставил ее одну, пусть даже она сама его об этом просила. Он оставил ее среди врагов, пусть она и не понимала, что рядом с нею опять остаются одни враги.