Привычка выживать

– Китнисс, - тихо говорит он, и удерживается оттого, чтобы не взять ее за руку.

Она смотрит на него – такая близкая и такая далекая, со спутанными волосами и взглядом, в котором постепенно начинает оживать немного успокоившееся безумие. Она ослеплена; боль, последствия наркотиков, собственные мысли, обстановка, в которой она может чувствовать себя птицей в золотой клетке с острыми шипами, - все вокруг ослепляет ее, заставляет ее терять ориентиры.

– Я любил Прим, - говорит Гейл тихо, почти так же, как говорил в их первую после долгого расставания встречу. – Если бы я знал, что она пострадает… - он запинается, видя, как меняется ее лицо.

– Ты знаешь, сколько детей погибло там помимо Прим? – спрашивает она неестественно спокойным голосом.

Конечно, он знает. Конечно, она задает риторические вопросы, чтобы он мог в полной мере осознать низость своего сочувствия. Не погибни там Прим, чувствовал бы он такую же горечь, которую чувствует теперь? Осознал бы он подлинную жестокость своей смертельной ловушки? Гейл привык отвечать на удар ударом не меньшей силы. Гейл привык принимать правила игры, в которую играл президент Сноу. Но мог ли он представить когда-нибудь, что своим поступком не только принял правила жестокой игры, но и довел до точки кипения саму игру?

– Я не могу изменить прошлое, - отвечает Гейл резко и поднимается.

Эффи зайдет к ним чуть позже, привычно непривычная Эффи, со стаканом воды в ледяных руках. Она не спросит, что делает здесь Гейл, и почему Китнисс так разозлена. Она вежливо поздоровается со всеми, не выказывая удивления или заинтересованности, даст Китнисс таблетку, спросит, как ее самочувствие, и не стоит ли обследоваться у врача. Китнисс, с упрямо поджатыми губами, резко помотает головой из стороны в сторону.

– Впрочем, - с извиняющейся улыбкой ответит Эффи, - эта процедура для всех, ее не получится избежать.

Как и процедура посещения своего дистрикта, о чем Китнисс узнает немногим позднее. И сложно будет понять по ее лицу, какая из новостей покажется ей наиболее неприятной.

Эффи немного удивлена тому обстоятельству, что Китнисс не спрашивает, что именно запивает водой. Запивает и все, не задавая лишних вопросов.

– Что ты ей дала? – спросит Гейл, оставшись наедине с Бряк. Конечно, он спросит суровым голосом, почти с угрозой. Успокоительное его не устроит, он потребует название, а потом вместе с названием навестит блеклого и засыпающего прямо над тарелкой Бити, который будет жаловаться на недосыпание и постоянные просьбы и мольбы о помощи от остальных жителей этого жуткого места. Еще Бити не забудет упомянуть о том, что его совсем скоро поволокут в Третий Дистрикт, а еще у него заберут литра полтора крови для анализов, и еще кучу всего, чтобы удостовериться в том, что в ближайший месяц он не умрет от какой-нибудь болезни.

– Тебе не дадут умереть, - фыркает появившаяся у стола Джоанна. – А если ты вдруг и правда умрешь, они воскресят тебя. Или создадут твоего клона. Или переродка с твоим лицом. Ты участвуешь в шоу, и это не обсуждается.

– Ну, среди нас нет Энни, - задумывается Бити.

– Прости, но забеременеть тебе не удастся. И пусть даже у тебя получится забеременеть, тебе не дотянуть до срока Энни, - остро улыбается Джоанна и подмигивает сперва камере, потом Гейлу. Камера остается равнодушной, Гейл закатывает глаза и качает головой; его реакция Джоанну забавляет, чего нельзя сказать о Пите, наблюдающим за разыгрывающейся перед ним сценой. Конечно, наблюдает он с бесстрастным лицом. Конечно, Джоанна замечает его фигуру в проеме двери и его реакцию на происходящее. И ей уже не хочется улыбаться.

Эффи, заглядывая в столовую, сообщает всем, кто успел что-либо пропустить о скорых вылетах в родные дистрикты и о медицинском обследовании. Джоанна, справившаяся со своими эмоциями, едко говорит о том, что Капитолию опять нужна ее кровь. Бити морщится; после кровавого дождя, под которым ему пришлось гулять по непроходимым джунглям, само слово «кровь» внушает отвращение, о чем он охотно говорит Гейлу.

– Вы с Хеймитчем и Китнисс вылетаете одними из последних, - говорит Эффи, сверяясь с расписанием в своем планшете. – Сегодня Китнисс записывает интервью, и что-то подсказывает мне, что одним днем эта запись не ограничится, - тяжело вздыхает. – А еще она вряд ли примет участие в вашем дурацком споре.

– Она вообще о нем знает? – уточнит Джоанна ядовито и получит неубедительный отрицательный ответ. – Эй, красавчик, а тебе разве не положено быть в каком-нибудь другом месте? – умышленно толкнет Гейла ногой по колену.

Гейл буркнет что-то вроде «где угодно, только не рядом с тобой», и Джоанне придется коротко рассмеяться. Этот завтрак после смешка не станет менее неловким. Бити поспешит разделаться со своей порцией и убраться для сдачи анализов. Джоанна поковыряет в тарелке несъедобную, на ее взгляд, но очень питательную, на взгляд ее мучителей, еду, повздыхает и отправится на очередную примерку платья для шоу.

– Надеюсь, в этот раз меня не сделают деревом.

Эффи проигнорирует ее высказывание. Пит, потоптавшись у стола, скажет, что не голоден.

Всю ночь он провел без всякого сна, и даже без порывов безумия взять в руки карандаш и нарисовать еще пару сотен изуродованных лиц Китнисс Эвердин, что не может радовать. Всю ночь он сидел в одиночестве в гостиной четвертого этажа, не включая свет и слушая брюзжание мертвого Президента Сноу, но почти не вникая в смысл слов. Всю ночь. Бесконечно сменяющие друг друга минуты безмолвия, однообразно одинаковые, до омерзения медлительные, до тошноты невозвратимые, потерянные уже раз и навсегда.

А потом какая-то нечистая сила дернула его искать помощи, совета или хотя бы присутствия бывшего ментора Двенадцатого Дистрикта на этаже, который тот занимал. Но, разумеется, в спальне Хеймитча не было. Он был бы там третьим лишним. Какое-то время Пит любовался спящими Китнисс и Гейлом, чтобы после плотнее затворить дверь и продолжить наслаждаться своей бессонницей с ворохом свежих мыслей.

Оставшаяся Эффи не сводит с Пита подозрительного взгляда. А затем подходит ближе, чтобы забрать из потерявших всякую чувствительность пальцев согнутую вилку.

– Тебе пора остановиться, Пит, - говорит она тихо. Он видит в ее глазах бездонный мрак отчаяния – тот самый мрак, который чувствует сам, который вот-вот настигнет его с не меньшей силой. Настигнет и раздавит.

– Нам обоим пора остановиться, Эффи, - силой заставляет он себя улыбнуться, и неловко, задевая расставленные приборы, встает с места. – Но мы не можем остановиться прямо сейчас, не правда ли?

Он не дождется ответа, даже если она захочет ответить. Он не дождется; перед воспаленными глазами, как галлюцинации, продолжат появляться видения из прошлого, покрытого кровью и грязью прошлого, и видения из настоящего, оставляющие на кончике языка солоновато-горький привкус сожаления и несбывшихся надежд. Он коснется плеча неподвижно стоящей Эффи рукой, пытаясь ее ободрить. И даже почувствует ее признательность, так похожую на привычное уже безразличие.

Хеймитч не увидит большей части происходящего. Небрежно кивнет Питу, отметив про себя его болезненный вид. С удивлением заметит в руках Эффи погнутую вилку, и отпустит какую-то несмешную шутку про силу красоты. Эффи ответит почти сразу, презрительно кривя губы, и этот ответ ее вполне приемлем на общем фоне циничного отношения всех окружающих к абсурдности их нынешнего существования.

– Чувствуется влияние Джоанны, - фыркнет Эбернети, уже устраиваясь за столом. – Но пока под влиянием Энорабии ты не заточишь свои зубки, мы сможем находить общий язык.