Привычка выживать

Эффи, вновь появляясь в поле его зрения и отрывая его от продолжения самоанализа, просит его присоединиться к остальным. Хеймитч не без удовольствия спрашивает, зачем.

– Плутарх хочет поговорить, - говорит отстраненно, и почему-то берет Китнисс за руку.

Плутарх, выбравший не лучшее время для общения, появляется на экране планшета почти сразу. Видео иногда искажается помехами, звук дергается, отставая от изображения. Связь сейчас не в лучшем состоянии, оправдывается Плутарх после сдержанного приветствия и переходит к сути своего звонка.

– Мы не будем играть влюбленных, - резко заявляет Китнисс, отстраняясь от Эффи. – Больше не будем, - добавляет яростно, с вызовом, который и не пытается спрятать. Плутарх, несколько удивленный таким поворотом событий, вяло говорит о том, что и не думал говорить о подобной жертве с ее стороны. Слово «жертва» он выделяет сладким голосом, и Эффи напрягается еще сильнее.

– На самом деле, я всего лишь хотел сказать, что твое появление будет сюрпризом, а сюрпризы у нас принято оставлять на десерт, поэтому много экранного времени никто тебе не даст, - шутливый тон его никого не обманывает. – Но, обещаю, следующий выпуск будет посвящен исключительно тебе, Китнисс.

Повисает тишина. Каждый из находящихся по эту сторону тусклого подрагивающего экрана осмысливает сказанное. Следующий выпуск. Хеймитч отворачивается, жалея, что у него под рукой нет открытой бутылки. Кулаки его рефлекторно сжимаются; еще он жалеет о том, что Плутарх находится в недосягаемости, и лишь поэтому имеет неплохой шанс выжить. Эффи быстро хватает Китнисс за руку и разворачивает к себе лицом.

– Целый отдельный выпуск, Китнисс! – восклицает с неподдельным восторгом. – О, это ведь настоящий триумф! Разве могла ты мечтать о таком?!

Плутарх не видит лица огненной девушки, и мысленно проклинает за это капитолийскую выскочку, которую жизнь ничему не учит. Зато он может любоваться лицом Мелларка; любоваться и начинать нервничать, потому что Питу, похоже, ничего нового не сообщили.

– И, Эффи, - внезапно проговаривает Плутарх чуть громче, будто пытаясь отыграться за прошлую новость, не нашедшую должной реакции, - надеюсь, у тебя тоже есть потрясающее платье, - и улыбается, как отец, сделавший любимой дочери неоценимый подарок.

Когда Плутарх выражает осторожную надежду, что победители найдут свои старые дома вполне пригодными для жизни, его уже почти никто не слушает, да и помехи, признаться, здорово осложняют общение. Прощание оказывается смазанным и неинтересным. После отключения щебет Эффи затихает, Китнисс, резко высвобождаясь, отходит от всех остальных. Она ошарашена, раздавлена, унижена. Она с трудом сдерживает дрожь. Холод оказывается не снаружи. Холод идет изнутри. От сердца, то и дело сбивающегося с привычного ритма, холод распространяется по всему телу. Голова раскалывается от неожиданной боли, мир тускнеет и воспринимается иначе, будто через прозрачную ткань, почти не пропускающую звуки и запахи.

– Почему мы должны найти свои дома пригодными для жизни? – подает голос Пит, стараясь не выпускать скорчившуюся Китнисс из поля зрения. – Что он имел в виду?

Эффи улыбается. Губа ее дрожит. Она треплет Пита по плечу, не говоря вслух, что он задает странные вопросы.

– В ближайшее время мы не вернемся в Капитолий, - отмирает Хеймитч. – Нас всех выдворили оттуда не просто так, а с какой-то целью, и не на день, как мы ожидали. Нас выдворили оттуда, наверное, до самого Шоу, - бывший ментор сжимает кулаки. – Странно, что ты об этом ничего не знала, солнышко, - сладким голосом говорит, обращаясь уже непосредственно к Эффи.

Капитолийка стоит без движения, с поникшими плечами. Она кусает губы, и дрожит – и тоже не от холода. Хеймитч медлит, вспоминая все, что было сказано Плутархом за недолгое время общения. И смеется, громко, безудержно, едва ли не до слез.

– Конечно, ты ничего не знала, - выговаривает отчетливее, уже отсмеявшись. – Он не просто так спросил тебя о платье, так? Ведь ты теперь не просто ментор нашего дружественного коллектива. Ты – одна из нас. И платье тебе понадобится только для того, чтобы принять участие в Шоу, так?

Эффи неопределенно пожимает плечами.

– Спорим, нас всех выведут на сцену и расстреляют в прямом эфире? – спрашивает Хеймитч с прежним преувеличенным оптимизмом, и впервые жалеет, что рядом нет Джоанны. Джоанна бы точно поддержала ход его мыслей. Джоанна точно бы сумела развить тему их путешествия прямиком в ад. Но Джоанны здесь нет. Джоанна вместе с другими участниками шоу наслаждается плохими новостями и зубоскалит, и злится, и нервничает, и сходит с ума, но не имеет возможности связаться со всей группой обреченных на неизвестность.

…

Во всех этих историях слишком много драмы. Яд потерь заменяет кровь в их венах. Им не хватает многого – радости, оптимизма, жизни; им не хватает возможности повернуть время вспять и исправить то, что было сделано когда-то давно, и сделано далеко не ими. Имей они возможность все изменить, конечная цифра погибших, быть может, была бы не так высока. Но были бы они интересны, не будь их руки по локоть испачканы в чужой крови, еще теплой и соленой на вкус? Любили бы их, не умей они убивать с улыбкой, ломающей их губы, а теперь проливать слезы с тем же апломбом? Плутарх не знает этого, но Плутарху и не нужно знать. Вопросы альтернативного настоящего и еще более альтернативного будущего нисколько не заботят его. Он всегда работает с имеющимся материалом.

С теми, кто выжил. С теми, кто еще может оказаться полезен.

Картинка на мониторе подрагивает и темнеет. Министр устало откидывается в кресле, и закрывает глаза. Что ж, шоу совсем близко. Они укладываются во все сроки, но они все же ушли слишком далеко от изначального плана. Должно быть, во всем была виновата излишняя свобода. Свобода, которая развращает, позволяет делать паузы и отгораживать личные пространства. Что ж, и это будет исправлено тот час же.

Их истории слишком драматичны, а сами они – худшие из актеров. Но у каждого из них есть своя собственная роль. И, пусть они своенравны и сопротивляются давлению изо всех своих жалких сил, он научит их играть свои роли согласно сценарию.

В конце концов, все это – только шоу. А он был и остается его распорядителем.

И никто не сможет ему помешать.

========== ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ, в которой победители проводят отпуск каждый по-своему ==========

Уважаемые читатели, при нахождении ошибки/опечатки/не там и не так поставленной запятой, пожалуйста, используйте публичную бету.

Тишина родного Дистрикта и воздух, весь перенасыщенный пеплом, действуют на нервы. Не сговариваясь, участники Шоу устраиваются в одном доме, когда-то принадлежащему Хеймитчу, быстро рассредоточиваются по свободным комнатам, находящимся в достойном состоянии, чем можно было предположить. С последним поездом, до которого Эффи и Хеймитча доставляет единственная машина, в настоящий момент в дистрикте находящаяся, прибывает одежда и запас еды. Съемочная группа, узнавшая о том, что продолжительность командировки претерпела значительные изменения, располагается в соседнем доме, когда-то принадлежавшем Китнисс, и с восторгом бродит по комнатам Огненной девушки с камерами и фотоаппаратами. Эффи удается, хотя и с большим трудом, отговорить их от продолжения съемок. К тому же, завтра она ожидает получить приблизительный список всех необходимых интервью. Том, очевидно, до последнего остававшийся в неизвестности, обещает сделать все в кротчайшие сроки, и Эффи держится из последних сил, чтобы не грубить ему в коротком разговоре.