Привычка выживать

– Я рад, что ты приехала. Кстати, зачем? Здесь много воды.

– Мой врач посоветовал мне начинать общаться с людьми. Он знает, как мне тяжело заводить новые знакомства, поэтому предложил мне начинать с простого – с тех, кого я уже знаю, и кого раздражаю одним своим присутствием. Странно, - пожимает плечами, - но только ты и вспомнился.

– Я знаю имя этого врача, - фыркает Пит. – Он его лечил.

– Его? – Джоанна морщится. – У тебя нет раздвоения личности.

– Он – плохой врач. Никакого соблюдения врачебной тайны, - Пит делает вид, что срывается.

Джоанна закатывает глаза.

– Я знаю, что он – плохой врач. Одно только то, что он лечил Китнисс Эвердин, показывает, как именно мы кончим свое лечение, - она не обрывает резко свою фразу. Смотрит очень внимательно, ждет. Быть может, она упомянула их общую знакомую неслучайно. В ее привычках поступать так – делать больно кому-то и ждать, что из этого выйдет.

– Самоубийство – не моя тема, - заявляет Пит совершенно спокойно.

– Эй, и ты не бросишься на меня? – Джоанна тыкает его в плечо. – У тебя где-то кнопка включения/выключения? Или этот псих (он лечит меня по телефону, прикинь?) не так плох, как я думаю?

– Пойдем в дом, я проголодался, - игнорирует вопрос Пит. И не ждет того, что она поспешит следом. Просто идет в сторону места, которое совсем недолго будет называть своим домом.

– В дом Энни Креста? – восклицает Мейсон, и кое-как приноравливается к широкому шагу своего бывшего соперника по играм. – В дом этой сумасшедшей? Вряд ли мой чертов врач имел в виду такие знакомства, - фыркает.

– Позволь открыть тебе глаза, - Пит останавливается, и продолжает говорить с каменным лицом, - когда речь зашла о старых знакомых ты вспомнила о капитолийском переродке с неконтролируемыми вспышками гнева. Еще ты, конечно, могла вспомнить о Хеймитче, об алкоголике со стажем. Или о безумном компьютерном гении, который может использовать молнии в качестве смертельного оружия. Или об Энорабии, у которой зубы такие же острые, как у пираньи. Поэтому, позволь сказать тебе, что среди твоих знакомых нормальных людей нет, - он легонько хлопает Джоанну по плечу.

И идет вперед.

– Ну, к Хеймитчу я тоже собиралась, - признается Джоанна вяло. – Он хороший мужик. Даже когда пьяный, хотя когда пьяный, от него воняет…

– Мы съездим к нему обязательно.

– Мы? Сумасшедшая стерва, боящаяся воды, и капитолийский переродок?

– Как скажешь, детка.

– Не называй меня деткой!

– Сумасшедшая стерва тебе нравится больше?

– Это честнее.

– Хорошо, только больше меня не бей так сильно. Я все-таки больной человек.

– Я тоже лечусь. И врач у нас один.

– Думаешь, всех сумасшедших Капитолия лечит один врач?

– То-то он такой странный.

…

Энни принимает новую гостью, как старую знакомую. И почти не расстраивается, когда узнает, что и Пит, и только что прибывшая Джоанна ее вскоре покинут. Ночью Пит засыпает быстрее обычного, предпринимая новую попытку помочь себе вспомнить.

Я думаю, что меня зовут Пит Мелларк. Я думаю, что я родился в Двенадцатом дистрикте. Я думаю, что любил Китнисс Эвердин. Меня убедили, что я был победителем 74 Голодных Игр. Меня убедили, что я принимал участие в Квартальной Бойне. Я помню, как ненавидел Китнисс Эвердин. Я жив. Я не один. Когда-нибудь я вспомню, что было правдой, а что – ложью.

Я останусь самим собой.

Они не сделают со мной того, что удалось им сделать с Китнисс Эвердин.

========== ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой все пьют, чтобы поговорить по душам ==========

Джоанна слишком много говорит. Чаще всего она говорит что-то едкое или язвительное, пытаясь задеть или подколоть. Ей скучно просто лежать на верхней полке в поезде, и она то и дело свешивается вниз, чтобы сострить. Впрочем, на полке она задерживается не больше, чем на полчаса, и слезает вниз, чтобы рассказать о том, как отлежала все бока. Ей хочется на свежий воздух, но она не может себя заставить просто смотреть в окно. Там, за окном, до самого горизонта, расстилается водная гладь.

– Терпеть не могу воду, - шипит победительница древних уже Голодных Игр и включает телевизор, чтобы сообщать всем, что она терпеть не может шоу, политику, историю и все программы, которые идут по телевизору. А еще она занудно говорит о том, что к любой нынешней программе приложил руку Плутарх Хевенсби, а она терпеть не может Плутарха Хевенсби. – Они выбрали не нас с тобой, женишок, - объясняет, хотя ее никто не спрашивает. – Они всегда выбирали ее, Пит.

В ней слишком много горечи, и остаток пути, к счастью, она проводит молча, на одной полке с Питом, которому приходится свисать с самого края, и изо всех сил стараться не оказаться на полу при каждом повороте. Но он не прогоняет острую и колкую Джоанну. Он готов выслушивать все, что она говорит, потому что слишком хорошо помнит, как она кричала под пытками.

Двенадцатый Дистрикт встречает их тишиной. Восстановление Дистрикта только началось, людей, изъявивших желание вернуться, немного, и в основном работы ведутся только у шахт, от которых, как и прежде, нужен уголь. Железную дорогу сделали первой, все остальное осталось таким же, как после бомбежки. Пит никогда не помнил, чтобы здесь было так тихо.

Джоанна Мейсон плетется за ним, спотыкаясь на каждом шагу и тревожа пепел. Она чувствует себя неуверенно, постоянно оглядывается и смотрит по сторонам. Она долго привыкала к загроможденному горизонту Капитолия, но даже в ее родном дистрикте не было так пусто. Она не возражает, когда Пит ведет ее к тому, что когда-то считал своим домом. Все разрушено, все кажется нежилым. Но дома, потревоженные меньше всего, уже начинают заселяться. Люди, так редко попадающиеся на пути двух победителей, узнают их, но не подходят, чтобы поздороваться. Все они покрыты слоем пепла, которого здесь много, который проникает внутрь вместе с вдыхаемым воздухом.

Единственное место, которое не тронули – деревня победителей, и Пит ведет свою спутницу туда. Им представляется вереница домов, предназначенных для привилегированного сословия победителей. Даже в самые лучшие времена только у трех домов были хозяева, и продлилось это благоденствие недолго.

– Ну и вонь, - заявляет Мейсон, входя в дом Хеймитча с явной опаской.

– Он никогда не отличался чистоплотностью, - Пит пожимает плечом, но внутренне содрогается. Неужели здесь всегда было так мрачно? Неужели здесь всегда воняло спиртным, неужели здесь так тесно угнездилось отчаяние? По наитию (или благодаря воспоминаниям), он находит своего бывшего ментора на кухне, заваленной всяким разным хламом. Ментор спит, опустив голову на стол, правая рука его мертвой хваткой вцепилась в почти пустую бутылку, левая висит плетью.

Мейсон морщится.

– Да, в таком состоянии я его никогда не видела, - и длинным пальцем заезжает своему знакомому прямо под ребра.

– Эй, - кричит ей Пит, внезапно испугавшись, - он всегда спит с ножом…

На самом деле, он не успевает договорить. Мейсон быстро отскакивает в сторону и без его предупреждения, и лезвие огромного ножа разрезает воздух прямо перед Питом. Хеймитч с трудом фокусирует свой блуждающий взгляд на Пите и чудом не наносит ему смертельного удара. Хотя, конечно, одно только его дыхание само по себя является смертельным ударом.

– Ты… - ментор сжимает зубы, вспоминая, наконец, чье лицо видит в действительности. – Ты, мелкий капитолийский ублюдок…

И здесь начинается самое интересное, потому что нож ментор заносит уже не для защиты, а для нападения. Мейсон, ничуть не испугавшись за жизнь Мелларка, шумно освобождает место для своей пятой точки на подоконнике, и устраивается поудобнее, сбивая Хеймитча с толку.

– А ты какого черта здесь творишь? Как ты вообще сюда попала?! – на него становится жалко смотреть. Он не знает, стоит ли и дальше продолжать жаждать крови своего бывшего подопечного, или сперва стоит выдворить эту незваную гостью. Есть, наверное, еще третий вариант. Эти чертовы лица он видит, потому что упился до чертиков.