Привычка выживать

Они сталкиваются у входа, как старые знакомые. Почти случайно, но Пит смотрит на Аврелия с каким-то затаенным сожалением.

– Моя фиктивная свобода трещит по швам, доктор, - говорит со злой усмешкой.

– Зачем ты здесь, Пит?

– Я собираю воспоминания о местах, в которых никогда прежде не был, - отвечает Пит высокопарно и фыркает. – Неужели вы нашли что-то, что делает меня настолько опасным, что вы решили ликвидировать меня прямо здесь?

Кем бы ни был парень на самом деле, ситуацию он чувствует на уровне животных инстинктов. Но отвлекается от навязчивого собеседника, увидев через стекло миссис Эвердин. Та помогает больному в гипсе пересесть в кресло. Постаревшая и порядком подурневшая, она кажется уже совершенно другим человеком. Глаза Пита ищут в ней, в ее движениях что-то, чего не могут найти. Время и пространство для него сейчас не существуют – только он и женщина, в которой он что-то пытается найти.

– Они совсем не похожи, - говорит с умиротворением. – Ее мать такая же, какой он ее помнил, - доктор перехватывает взгляд своего бывшего пациента и думает, что не сможет выполнить просьбу Пэйлор. Он вернет этого переродка в Капитолий живым. Пит по-мальчишески необдуманно ерошит светлые волосы, - и да, мне совсем не хочется ее убивать.

Аврелий, силой сдерживая все свои порывы, требует у бывшего пациента каких-либо объяснений и тащит едва ли не силой в ближайшее кафе, потому что голоден с самого утра. Пациент не сопротивляется, и пусть мысль о его возможном притворстве все еще маячит на грани сознания, доктор расслабляется и начинает улыбаться.

Впрочем, недолго.

– У тебя нет раздвоения личности, Пит. И охмор, ты, кажется, победил, - заявляет, с нетерпением ожидая тарелку заказанных морепродуктов. Конечно, заказать сейчас можно только самые распространенные виды морепродуктов, но он, живущий уже так долго в Капитолии, рад и этому скудному выбору. У него, похоже, находится одно достойное объяснение, почему он преодолел это пространство с такой поспешностью.

Пит качает головой.

– Вы знаете, что его нельзя победить.

– Но ты не убил Китнисс Эвердин, хотя был запрограммирован на ее убийство, - уже с меньшей убежденностью говорит Аврелий, жалея, что не успел изучить все записи, полученные преступным путем.

Его бывший пациент озвучивает все логичные причины подобного прокола Капитолия, до которых доктор додумался и сам, но которые боялся брать в расчет.

– Быть может, я был охморен вовсе не на убийство Китнисс Эвердин, - доктор хмурится, но не прерывает пациента, который, должно быть, давно вынашивал это объяснение того, что он все еще жив.
– Президенту Сноу уже не нужна была смерть жалкой девчонки, которая была искрой, но с самого начала не могла погасить это пламя. Она могла поддерживать его, но не гасить, и ее использовали только для того, чтобы у революции было лицо, живой человек, олицетворяющий собой свободу. Когда президент Сноу решил подвергнуть меня охмору, он знал, что умерев, пересмешница превратится в мученицу, во имя которой повстанцы будут бороться с еще большим энтузиазмом. Иной раз у мертвых людей больше власти над живыми, чем у живых.

Доктор, уже уплетающий за обе щеки принесенные морепродукты, ловит себя на странной мысли. Он любуется этим парнем. Он вслушивается в эмоциональную, продуманную речь с элементами импровизации, и чувствует, что Пит, тот самый переродок Пит, лишенный человеческих эмоций, полностью поглощен своей идеей, как обычный человек. Он видит внутри этих еще недавно мертвых глаз если не огонь, то сильную искру. А искра, как всем известно, может превратиться в полноценный огонь.

Поэтому он не делает ничего, чтобы остановить Пита.

Поэтому он и начинает этот разговор, будучи уверенным в том, что не поверит ни в одно слово.

Поэтому он цепенеет, понимая, что уже верит каждому слову этого парня.

– Лучшее решение, которое мог принять президент Сноу – это сломать Китнисс Эвердин, выставить ее слабой, беззащитной девчонкой, не способной преодолеть свою боль и свои слезы. Революция с лицом истерички – не та революция, которой ждала Койн. И я должен был раздавить сойку-пересмешницу, не убивая ее. Разве у меня не получилось сделать это?

Аврелий пожимает плечами.

– Ты немного опоздал. Раздавленная Китнисс Эвердин свела счеты с жизнью уже после того, как умер Сноу. И причина ее самоубийства была вовсе не в том, что ты перестал смотреть на нее глазами побитой собаки, а в психологической травме, которую она получила, наблюдая, как заживо сгорает ее младшая сестра.

Пит морщится.

– Он смотрел на нее глазами побитой собаки? – спрашивает с раздражением.

– Кто – он? – уточняет Аврелий, массирует свои виски. – У тебя нет раздвоения личности, Пит.

– Еще скажите, что вылечили меня. Как врач вы некомпетентны, - заявляет Мелларк и утаскивает с тарелки светила медицины крошечного осьминога. – Разве Китнисс Эвердин не была вашей главной пациенткой? И все знают, что кончила она плохо.

– Она кончила бы плохо и без меня. Без меня даже быстрее. А если бы ты не спасал ее дважды или трижды от верной смерти, я вообще не был бы замечен в столь щекотливой ситуации, - спокойно парирует Аврелий. – Кстати, эти неоднократные спасения сойки тоже входили в план президента Сноу?

Пит Мелларк мнется. Должно быть, эту часть своей логически выверенной теории он не рассматривал. Ладно, великодушничает доктор, у него будет время разобрать на составляющие каждую новую ситуацию. И сделает он это в Капитолии. Если не за решеткой, то в кабинете президента Пэйлор, которая не обрадуется, получив мнимого приемника Сноу в живом и здравомыслящем виде. Пэйлор вообще вряд ли обрадуется их возвращению. А доктору еще и статью какую-нибудь может приписать. Измену родине, например. С нее станется.

– Но я не хочу сейчас ехать в Капитолий, - внезапно заявляет Пит. – Я приехал сюда, чтобы научиться плавать.

К такому повороту событий жизнь Аврелия не готовила. Пэйлор, сначала бесившаяся, потом проклинающая своего нерадивого помощника за все сразу, с трудом дослушала короткую историю до конца, а потом будто взорвалась. Выходило, что статья по измене – это еще легкое наказание. Потому что сейчас Аврелия она хотела казнить лично. На публике. Каким-нибудь самым позорным способом.

К счастью, Пэйлор умела вовремя приходить в себя.

– И ты просто отпустил его?

Аврелий кивает. За мальчишкой, мотавшимся от дистрикта в дистрикт просто так, все равно не отстанут наблюдатели, камеры слежения и шпионы. По последним данным он остановился в доме Энни Креста в замужестве Одэйр. Пока он не мешает никому.

– И он действительно учится плавать.

– Если он, плавая, поднимет новую волну восстания, я тебя утоплю в собственной ванной, - угрожающе заявляет Пэйлор и устало потягивается. – И с чего я так ополчилась на этого парня? Он мне всегда больше нравился, чем Китнисс, хотя с ним я познакомилась уже после того, как он того… с ума сошел. (Наверное, до своего сумасшествия, он вообще душкой был.)