Приют Грез

–  Должна ли я это понимать как завуалированную просьбу?

–  Это зависит от вашего желания, сударыня.

–  Ай-яй-яй… Значит, это песни на слова Фрица Шрамма?

–  Да… Но у меня их намного больше.

–  Подумать только! Тогда приходите ко мне завтра в пять часов пополудни - к чаю. Будет еще несколько знакомых.

Эрнст посмотрел на нее, сияя от счастья.

Ланна с улыбкой протянула ему руку. Он низко склонился нал ней и ушел в глубоком раздумье. «Вот, значит, какая она, красавица Ланна Райнер», - пробормотал Эрнст себе под нос.

Квартира Ланны Райнер, обставленная со всей роскошью и шиком, была верхом элегантности. В гостиной, выдержанной в персиковых тонах, неслышно двигалась горничная, сервируя чай.

Эрнст сидел напротив Райнер. На певице было шелковое матово-желтое платье с длинными разлетающимися рукавами, которое ей очень шло и тонко подчеркивало темный цвет волос и глаз.

–  Я пригласила вас чуть раньше, чем остальных, чтобы мы смогли немного побеседовать наедине, - сказала Ланна.
– Вы принесли свои песни?

Эрнст молча протянул ей листки.

Она просмотрела их и спросила:

–  Когда мы сможем попробовать исполнить их?

–  В любое время.

–  Ну, тогда, скажем, в пятницу, в пять часов пополудни. Но заодно порепетируем и другие песни, а также отрывки из опер, хорошо?

–  Отлично! Следует ли понимать вас так, что вы хотите пригласить меня в аккомпаниаторы?

–  Именно это я вам и предлагаю. У нас ужасный концертмейстер. А с вами мы сможем очень хорошо порепетировать. Но не отнимет ли это слишком много времени от ваших занятий?

–  Так ведь при всем прочем я еще и многому научусь!

–  Итак, мы с вами - друзья-товарищи по совместным занятиям.
– Ланна Райнер с обворожительной улыбкой протянула ему руку.
– Еще одно условие: быть честными. И безжалостно говорить друг другу правду!

–  Этот меч направлен острием в мою сторону. Тут уж не отвертишься. Зато я буду учиться. Пусть будет так.

Горничная внесла на подносике две визитные карточки.

–  Просите.

Вошли двое мужчин. Один, с моноклем, был тощ, долговяз и редковолос, второй - молод, но с резкими морщинами вокруг рта. Ланна представила их: граф Ниберг, лейтенант Харм.

Гости осведомились о здоровье Ланны и отпустили ей несколько комплиментов. Горничная вновь доложила о

приходе гостей. Вошли две дамы и два господина.

–  Ну что?
– протрубила более осанистая из дам.
– Они опять взялись за свое? Принялись осыпать вас лестью?

–  К сожалению, - вздохнула Ланна.

–  Это все обман. Ну да ничего - отныне начинается век женщин.

–  Великолепно, - простонал лейтенант.

–  Как это? Что великолепно? Что вы имеете в виду?

–  А то: теперь мы поменяемся ролями. Отныне вы будете нас домогаться.

–  Ничего подобного. Женщина выходит из-под опеки.

–  Что это означает?

–  Прочь от мужа!
– Голос дамы вновь обрел трубные обертоны.

Она энергично водрузила себе на нос пенсне. Граф так и покатился с хохоту:

–  У нас будет страна амазонок!

–  Рабство женщины должно прекратиться.

–  Однако до сих пор рабыне жилось весьма неплохо.

–  Дайте же мне договорить, граф. Женщина должна стать равноправной с мужчиной.

–  Но это невозможно, - вырвалось вдруг у Эрнста.
– Мужчина и женщина устроены по-разному. А законы, действительные для треугольника, не подойдут к кругу.

–  Это различие надуманное. В чем же оно, по-вашему, состоит?

–  Поступки женщины основываются на чувстве, а поступки мужчины - на разуме, - заявил граф.

–  Мужчина может быть объективным, женщина - всегда субъективна, - отрезал лейтенант.

–  Я тоже нахожу равноправие отвратительным, - вставил директор театра.
– Каждому свое. Для меня политические агитаторши - ужас что такое. Уютная хозяюшка мне куда больше по сердцу.

–  Вот именно! Вы жаждете вновь согнуть нас в три погибели под гнетом поварешки!
– сердито воскликнула осанистая дама.
– Ох уж эти тираны!

–  Что вы скажете по столь трудному вопросу, господин Винтер?
– спросила Ланна, с улыбкой выслушавшая всю эту перепалку.

–  Говорят одно, а думают другое. Женщина должна оставаться женщиной.

–  А вы, фройляйн Шрант?

–  Не знаю… Я нахожу, что мужчины, несмотря на свои дурные свойства, все же очень милы.

–  Браво, браво, - захлопал в ладоши лейтенант.

–  А теперь, господа, сойдем с тропы войны и обратимся к более мирным темам.

–  Да нет между нами никакой вражды, - засмеялся граф, - мы просто шутили.

–  Прошу вас. Такая перепалка прямо-таки освежает.

–  Итак - да здравствуют дамы!

Гости оживленно беседовали о том о сем, потом попросили Ланну спеть что-нибудь. Эрнст должен был аккомпанировать.

–  Ну как?
– спросила Ланна шепотом, когда они направились к роялю.

–  Пустая говорильня, - также шепотом ответил Эрнст.

Ланна кивнула. Потом поставила на пюпитр ноты. Эрнста словно током ударило: так сладко и завораживающе звучало: «Любовь свободой мир чарует…»

Когда Эрнст шагал домой, он был совершенно спокоен. «Мы с ней - всего лишь друзья-товарищи», - думалось ему. Придя домой, он сразу же написал длинное письмо Фрицу и Элизабет и успокоился. «Друзья-товарищи…» Тем не менее во сне ему вновь привиделась та улыбка, сотканная из греха, печали и жажды любви. Она так влекла, так манила…

VII

Первые легкие тени сумерек проникли сквозь высокие окна мастерской. Фриц отложил в сторону кисть и палитру и внимательно посмотрел на сделанную работу. Потом прошел в мансарду, раскурил трубку и вынул из кармана последнее письмо Эрнста, в котором тот повествовал о своей встрече с Ланной Райнер. Фриц глубоко задумался. Достанет ли у Элизабет силы характера? Он был уверен, что Эрнст когда-нибудь вернется к ней. Но кровь у Эрнста горячая, да и темперамент не в меру бурный. Правда, сам-то он пока на месте и мог бы помочь.

Однако… Фриц озабоченно рассмотрел в зеркале свое лицо. Щеки опять заметно ввалились, кожа поражала бледностью. В последнее время он опять стал страдать от одышки, да и приступы сухого кашля начали вновь донимать его, а ночами - обильный пот. Фриц частенько желал умереть и совсем не боялся смерти. Но сейчас… Нет, сейчас он не хотел умирать. Ему необходимо дожить до следующей весны. Не столько ради себя - хотя чудо весеннего пробуждения природы всякий раз и ему обновляло душу, - а ради «детей», как он их называл. Они все еще нуждаются в нем. Радостное благое чувство облекло его сердце: он по-прежнему небесполезен в этой жизни, он еще нужен людям.