Призванный в Бездну

Бить надо тогда, когда уверен в победе.

— Стань мальчишкой, — приказала Нарцкулла.

Я воплотился в Каттая. Стало темнее: свет в темнице давали только мерцающие руны на зеркале. Для человеческого зрения этого было мало.

Нарцкулла взмахнула жезлом, произнеся длинную скороговорку, и меня парализовало. Я не мог даже моргнуть, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться.

— Нужно внедрить рабскую формацию, и мы закончим с подготовкой.

Рабскую формацию?

Нет. Нет. Нет.

Ничего я не желал так страстно, как свободы. И теперь какая-то безумная колдунья вздумала отобрать её у меня!

Нарцкулла показала вторую руку, которую прежде прятала. Длинные тонкие пальцы крепко стискивали круглую каменную печать, на плоской стороне которой светился алый рисунок.

Без колебаний она вдавила печать мне в грудь. Кожу в месте касания захолодило.

На сей раз ведьма долго читала заклинание. Закончив, Нарцкулла расплылась в торжествующей улыбке. Однако та пропала, едва она убрала печать с моей груди.

На ней не осталось ни следа.

— Что?! Но я же… Я рассчитала всё до мельчайших деталей! Два сознания, слитых воедино, безликий и подросток… Их дитя должно подчиниться! Или это влияние Бездны? Но я завязала ритуал на человеческой части. Что пошло не так?!

Тянуло издевательски усмехнуться, но губы не слушались — паралич Нарцкулла не сняла.

Скорее всего, обряд не брал в расчёт то, что в химере поселится третий разум.

В душе разгорелся гнев. Сперва какая-то дрянь из картинной галереи с её многозначительными намёками, теперь полоумная ведьма… Самодовольные твари вздумали играть моей судьбой?!

В этот миг я забыл о том, что она бессмертна. Забыл, что она могущественная колдунья, парой слов уничтожившая огромного монстра. Забыл обо всём.

Меня охватило жгучее желание — ударить, сокрушить, поглотить.

Пока Нарцкулла, дрожа от ярости, гадала, почему потерпела неудачу, я сосредоточился на том, чтобы вырваться. Напряг волю, посылая приказы конечностям.

Шевелитесь! Ну же!

И тут хватка заклятья ослабла.

Глава 6

Полностью из плена магии освободилась лишь одна рука. Остальное тело будто плавало в густом киселе, отчего как следует врезать Нарцкулле не вышло.

Без помощи плеч и корпуса удар получился смазанным. Кулак бессильно чиркнул по подбородку волшебницы.

Она отшатнулась. Во глазах её мелькнуло изумление, которое быстро сменилось яростью.

Мгновением позже я вновь застыл, как мушка в янтаре. Даже хуже прежнего: меня не просто спеленало — сдавило так, что затрещали рёбра.

— Ты!.. Ты!.. Тварь!.. Ничтожество!.. Тупоголовый выродок! Ты посмел поднять руку на меня?! На свою хозяйку!

Своей выходкой я разбил ей губу. На ней выступила капля крови, тёмной, почти чёрной. Нарцкулла слизнула её, не отрывая от меня взгляда.

Её лицо, похожее на безупречную фарфоровую маску, изображавшую ненависть, вдруг поплыло.

Идеально гладкая кожа посерела, вспучилась многочисленными бородавками и натянулась на костистом подбородке. Лоб прочертили глубокие морщины. Брови выпали почти целиком, отчего глаза, казалось, провалились глубже внутрь черепа. Тщательно уложенное каре превратилось в пыльный парик на лысом черепе.

Резко заострившиеся скулы и крючковатый, покрытый рытвинами нос делали Нарцкуллу похожей на мертвеца.

Она осклабилась, выставляя напоказ редкие жёлтые зубы.

— Заставил потерять контроль… Поплатишься! Ты поплатишься!

Новоявленная старуха подняла жезл и обрушила на меня череду ударов, каждый из которых отзывался огненной вспышкой боли.

— Нет, так дело не пойдёт, так нельзя, совсем нельзя, малыш должен усвоить, что здесь главная я, только я, весь его мир создан мною…

Она надтреснуто расхохоталась, и следующий удар отшвырнул меня к стене, по которой я сполз безвольным кулем. Нарцкулла подошла ближе. Пустые глазницы её обезьяньего жезла горели потусторонним ядовито-зелёным. Ведьма приподняла ногу, обутую в изящную туфлю с высоким каблуком, и, примерившись, ударила меня по лицу. Раз, другой, третий…

Я услышал, как хрустит ломаемый нос, увидел, как в воздух взмывают кровавые капли; кровь блестела и на остром каблуке. Очередной выпад пришёлся на глаз, и я наполовину ослеп. По щеке потекла густая слизь.

Нарцкулла остервенело колотила меня, пока не выдохлась. Напоследок она наступила мне на грудь, вонзив каблук в солнечное сплетение.

— Так-то лучше. Усвоил, что нельзя показывать норов? Я тебя воспитаю, правильно воспитаю, ты мне ладони лизать будешь… Но сначала — рабская формация. Никуда не уходи, малыш. Я скоро вернусь.

Она захихикала и, саданув меня по уху, ушла. С каменным шорохом стена за ней закрылась, и путы пропали.

Я тотчас перевернулся на бок и закашлялся, выплёвывая осколки зубов и кровавую слизь. В лёгкие ворвался затхлый воздух: всё то время, пока Нарцкулла отыгрывалась на мне, я не дышал. Будь я человеком, давно потерял бы сознание от недостатка воздуха. Каждая клетка тела кричала о боли.

Но хуже боли жгло унижение. Я не справился с полоумной бабкой, которая вознамерилась отнять мою свободу. Но по крайней мере, она не смогла подчинить меня. А значит, надежда есть.

Я убью её.

Изнутри эхом донеслась парная мысль.

Я сожру её.

Я сменил форму на безликого и обратно. Побои, оставленные Нарцкуллой, исчезли, точно их никогда не было. Выбитый глаз вернулся на законное место, а смятый в лепёшку нос распрямился.

До чего удобная вещь эта регенерация.

Радуясь отсутствию боли и ран, я не сразу заметил, что кровавая лужа подо мной превратилась в однородную червивую массу. Я прикоснулся к ней; твари были мертвы.

Для пробы я вырвал с головы клок рыжих волос и засёк время. Они превратились в червей минуты через полторы. Потом я перекинулся в монстра и обратно в мальчишку.

Волосы отросли.

То есть восстановление касалось не только чего-то существенного. Я возвращался в исходное состояние целиком.