Призванный в Бездну

Опыты довольно быстро принесли результаты. Я научился превращать обе руки Каттая в опасные щупальца. Пусть когтя было всего два вместо положенных трёх, изменение оказалось стабильным: ни спонтанного отмирания конечностей, ни бесконтрольных мутаций. По моей классификации этого уже достаточно для Эскиза. Сохранять щупальца рисунком на ядре я не стал, иначе они превратились бы в часть стандартного облика Каттая, однако хорошо запомнил, как их призывать.

Будущим противникам они определённо доставят хлопот. Чтобы проверить остроту наростов, я поскрёб стену, но такой способ ничего толком не показал: на камне появилась щербинка, и только.

Чтобы проверить их в действии, нужна плоть.

Поколебавшись, я воткнул щупальце себе в живот. Костяной нарост с лёгкостью пробил кожу и засел во внутренностях.

Боль была адская. Я едва не потерял сознание.

Двойная трансформация залечила рану. Враги такой роскоши будут лишены.

Кое от каких экспериментов я по здравом размышлении отказался, хоть и тянуло выяснить, обойдётся ли тело Каттая без сердца или иных органов, жизненно необходимых обычному человеку. Ведь в моём случае это были искусные подделки.

Но если по какой-то причине фальшивки были нужны, то я просто прикончил бы себя такими проверками.

Поглощённый работой, я едва не пропустил появление Нарцкуллы — вернул рукам человеческую форму в последний миг.

Ведьма грациозно ступила в темницу; мерзкая тварь вернула себе облик красивой женщины. На сей раз вместо балахона она носила открытое платье.

Вырез у бедра открывал длинные холёные ноги, а низкое декольте очерчивал знакомый орнамент — серебряные кости, скованные цепью.

Настоящая роковая женщина.

Но я-то помнил, какова она на самом деле. И, видимо, сумел донести это до ведьмы одними глазами. Хорошее настроение с неё как ветром сдуло.

— Не покорился, малыш? — прошипела она, подняв обезьяний жезл. Меня спеленало магией. — Откуда в тебе столько своеволия? Мальчишку я подготовила так, что он безропотно пошёл в пасть к безликому.

Нарцкулла раздвинула губы в соблазнительной улыбке. Для того, кто не знал её истинного облика, ведьма могла показаться чарующей. Безупречной.

Но не для меня.

Я видел её гнилое нутро.

— Неужели слияние дало побочный эффект? Наделило тебя бунтарским духом? Неожиданно. Не люблю неожиданностей.

Внутри трёхглазого черепа, венчавшего жезл, загорелось зелёное сияние. Оно было ярче, чем при прошлой встрече с ведьмой. Ярче и злее.

— Я учла свою ошибку. Сопротивляется тот, у кого есть на это силы. А их у тебя не будет. Я позабочусь об этом.

Она хихикнула, точно отпустила удачную шутку, и небрежно взмахнула рукой.

В грудь ударил луч энергии, от которого каждый псевдонерв в теле объяло адское пламя, мгновенно впитавшись в самые кости. Боль кислотой хлынула по жилам.

Паралич исчез, и я рухнул на каменный пол, ударившись головой. В глазах зарябило.

Боль отпускала неохотно, как зверь, глубоко вонзивший когти в беззащитную жертву. Но я боролся с ней, пока она не отступила.

Смутные разводы превратились в Нарцкуллу, склонившуюся надо мной с круглой печатью, на которой горели алые письмена. Они отпечатались на моей сетчатке. Я попытался поднять руку, чтобы отбросить ведьму от себя. Но её свело судорогой столь жестокой, что затрещали суставы.

— О нет, милый мой, не выйдет. Ничего у тебя не получится. Не старайся. Прими свою судьбу. Прими то, что принадлежишь мне, — оскалилась Нарцкулла.

Сожру… сожру тебя.

Я тянулся к ней, как умирающий от жажды в пустыне тянется к миражу оазиса. Она была врагом… пищей? Кто она? В разуме царил сущий бардак. Но что-то глубинное понимало — нельзя уступать ей.

Она вдавила печать в солнечное сплетение. От него поползли волны холода. Сграбастав в кулак пробудившуюся волю, я бросил навстречу ему жар, терзавший меня. И жар победил — пламенная боль развеяла стужу, не оставив от неё и следа.

Нарцкулла моргнула. Покосилась на печать, с поверхности которой стремительно исчезали руны.

— Опять?! — взвыла она. — Ты, мелкая дрянь! До чего настырная, не желающая уступать… Я рассчитала всё до последней мелочи!

Ведьма разогнулась и ударила меня по уху. Череп наполнился тихим звоном. Перед лицом мелькнула окрашенная кровью туфля.

— Я недостаточно старалась, малыш, — наклонила голову Нарцкулла. Лицо её исказилось в насмешливой гримасе. — Но я упорная. Терпеливая. Я буду приходить, пока ты, со своим новообретённым умишком, не падёшь при виде меня ниц и не взмолиться поставить тебе формацию. И тогда… Я милостивая хозяйка. Я соглашусь. Если хорошенько попросишь.

Она изучила моё лицо, должно быть, оценивая, какой эффект произвели её угрозы. Если она ожидала страха, её постигло жестокое разочарование. Я втянул воздуха, приоткрыл губы, на которых пузырилась кровавая слюна… и расхохотался

— Вот как, — протянула Нарцкулла.

Я надеялся, что моё непокорство приведёт её в ещё большую ярость, однако она приняла его с внезапным спокойствием. Ни криков, ни бесноватых завываний.

Она всего лишь направила на меня жезл, в глазнице которого снова разгорелись изумрудные всполохи.

— Не надейся на обморок, малыш.

Сознание я всё-таки потерял — уже после того, как за старухой сомкнулась стена. Но в беспамятстве я пробыл недолго. Вынырнул из него и нырнул в медитацию, погрузившись в уютную тьму. Поглощённая нить из большого шара быстро вернула меня в норму. Потянуло взять ещё…

Спохватился я только тогда, когда забыл собственное имя. На язык упорно просился Каттай.

Имя я вспомнил, но далеко не сразу, хотя успел поглотить всего-то три воспоминания. Они были ничем не примечательны — поездка под дождём, нудная болтовня на каком-то приёме, первый подаренный меч. Но после того как я исцелил раны повторным перевоплощением, опять напомнил себе пореже прибегать к духовной пище.

Чужая память была слишком опасна, чтобы впитывать её без оглядки.

Моё Я — воплощение моей свободы. Утратив себя, я потеряю свободу быть собой.

Дотащившись до кучи соломы, я уселся на неё.

Даже память Каттая обладала невероятной силой. Что же будет, если поглотить Нарцкуллу?

В таком слиянии крылся немалый риск. Но в его пользу говорило то, что старуха могла знать, как вернуть меня на Землю.

Я не желал оставаться в этом мире. И я вернусь обратно, даже если придётся разнести здесь всё по кирпичикам.