Пробоина: Гвардеец

Макс зафырчал от смеха.

— Веселитесь, смотрю? Это хорошо, поездочка будет долгой, — усмехнулся Контуженный, забираясь к нам в кузов.

Грузовиков было несколько и все они, кажется, совершенно не были приспособлены возить людей.

Словно небольшая будка, сваренная наспех, наш кузов был обшит изнутри щербатыми, когда-то крашенными досками. Щели в полу были такие, что спокойно проглядывалась дорога.

Борта были весьма низкие, с ржавыми дугами под тент. Самого брезента не было и, судя по тому, как выцвела и облупилась внутри кузова краска, водитель не особо заботился об его отсутствии.

Все, что хоть как-то напоминало ящики или сиденья, отпихнули в дальний край, почти к самой кабине. По центру расположили пулеметы.

Народ расселся по краям, кто где смог примоститься. Более опытные кидали свой рюкзак и пристраивались к нему, совершенно не беспокоясь о пыли и чистоте формы. Мы с Максом еще как-то побаивались, а потому уселись на свои сумки, держась за задний борт и рамы.

— Трясти будет, — довольно хмыкнул сержант, кивнув нам.

Пристроившись рядом, он уселся прямо на пулемет и схватился за стальную дугу над головой.

— Держитесь, пацаны, колонна идет без остановок и на скорости. Это чтоб те недолунки, что вздумают по нам стрелять со своих сраных луков, не могли толком прицелиться. Ну, а от магов у нас есть амулеты. Так что не ссыте. А кто-то все же удумает поссать, то будьте любезны за борт!

Контуженный счастливо рассмеялся, и я с непониманием на него уставился. Что-то в нем поменялось.

Там, в учебке, он был каким-то сурово-хмурым, вечно задумчивым и соответствовал своей фамилии «Грозный». Здесь же, чем ближе мы были к линии боевого соприкосновения, тем он становился веселее и бодрее.

— Ох ё! — только и смог вскрикнуть я, когда грузовик резко стартанул, сходу выруливая и занимая место в колонне.

Было уже достаточно светло, так что мне удалось разглядеть аэродром и ближайшие к нему здания. Моё внимание привлек большой дом, и даже отсюда было видно, как он хорошо укреплён в сравнении с другими зданиями. Мешки с песком по периметру, каждое окно как маленькая бойница.

— Макс, как думаешь, че там? — я указал другу на заинтересовавшее меня здание.

— Штаб армии, — ответил вместо него Грозный, перекрикивая рев двигателя, — Знаете, что там хранится?

— Эээ… — протянул я, — Артефакты?

— Документы! — выдал Контуженный, не дождавшись моего ответа, и снова захохотал, хлопнув по ближайшему ящику с бумагами, — Да, там тоже документы о данном мероприятии.

Мы с Максом переглянулись. Если так и дальше пойдёт, скоро вся красногорская армия утонет в анкетах. И форму новую пошьют, с большими карманами для журналов…

Грозный, отсмеявшись, серьёзно сказал:

— Кстати, хорошо, что ты его заметил, Центров. Малой, привыкай, что в армии твоя жизнь стоит меньше, чем важная бумажка или очередная копия бесцельного приказа, — он ткнул пальцем в сторону штаба, — Поэтому штабисты вон как укреплены, а все остальные живут в гребаных палатках, которые легко спалить даже без красной луны на небе!

Мне только и осталось, что пожать плечами. К такому скотскому отношению я уже привык, ведь мы безлунные солдаты. Нас никто не считает, пока мы стоим на защите подлунных штабистов или лунных офицеров.

Поэтому и вправду наша жизнь ничего не стоит… В отличие от сраных бумажек.

Глава 18 Восточная пустыня

'В пустыне между бутылкой пива

и канистрой топлива приходится

выбирать топливо.'

[Заместитель командира по тылу

Майор Роммель]

Первый день Красной луны. 08:40

Пустыня. Неизвестно.

Стоило колонне вырулить на извращенную пародию нормальной дороге, как машины сразу же набрали приличную скорость. Со всеми последствиями в виде охрененной трясучки, в которой, если болтать, можно растерять все зубы.

Поначалу мимо мелькали столбы освещения и даже вышки с проводами телефонной связи. Я почему-то вспомнил, что между столбами должно быть около пятидесяти метров… Так, между столбами пролетаем примерно за две секунды, и, значит, наша скорость около восьмидесяти километров в час. Неожиданно много для старенького армейского грузовичка, выкрашенного в цвет пустыни.

В кузове, куда забилось несколько десятков тел, и все с оружием и ящиками, было невыносимо тесно. Я сидел у самого заднего борта, и на каждой серьёзной кочке меня то и дело грозился вытолкать плечом сидящий впереди боец.

Спасало лишь то, что вывалиться за высокий борт было физически сложно. Да и в особо опасные моменты, когда я уже наполовину перевешивал из кузова, меня практически за шкирку ловил Контуженный, втаскивая назад.

И это я еще ехал, сидя на мешке… А каково было ему скакать, сидя на пулемете, я даже не представлял.

Либо Грозный должен был иметь стальную задницу, чтоб не отбить ее, либо яйца с магнитами, чтоб прилепиться ими и никуда не елозить.

Впрочем, в движениях сержанта считывалась привычка. Он уже накатался вот так и мне даже не хотелось знать, когда он успел. Грозный же не сильно нас старше, а по опыту, между нами, огромная пропасть.

Как оказалось, трясучка была не единственной проблемой… Все грузовики поднимали за собой такие клубы пыли, что её наверняка было заметно за многие километры. Агрессивная маскировка, никак иначе.

Казалось, что пыль была везде, и хрустела не только на зубах, но даже в мыслях. Едущая за нами машина смазалась в какое-то грохочущее пятно, и это ведь мы еще шли не в самом конце колонны. Там водители, поди, ориентировались исключительно по габаритным огням.

Наш сержант, более опытный в таких делах, уже давно придумал, как справиться с лезущим во все щели песком. Контуженный обмотал лицо платком, оставив лишь прорезь для глаз, которые он прикрыл крупными очками. Вот сволочь, а мог бы и предупредить.

— Что, малой, песчинки в рожу лезут?! — рассмеялся тот, когда заметил, как я щурюсь и прикрываюсь от пыли воротом кителя, — Ничего, привыкнешь!

Мне только и оставалось, что отплевываться, пытаясь не наглотаться. А ещё нельзя было лезть в глаза лишний раз, чтобы протереть их, потому что так становилось лишь хуже.

Наконец, спустя минут двадцать, мы неожиданно выехали на нормальную проселочную дорогу. Здесь уже не так трясло, и можно было рассмотреть пейзаж, поскольку машины больше не поднимали клубы пыли.