Пробужденный

пыла полна белых волос. Его глаза были теплыми и карими, как растопленный шоколад, а

кожа – сильно загорелой на солнце. Когда он улыбнулся, я заметила ямочки на его щеках.

Амон опустился на колени рядом с ним, атаковав его вопросами с тревогой на лице.

Мужчина кивал с сочувствием и терпеливо отвечал, а потом повернулся ко мне.

– Меня зовут доктор Озахар Хассан, но большинство американских знакомых

называют меня Оскаром, - сказал он. Подняв мою руку, он похлопал по ней и сверкнул

ямочками. – Особенно, мне нравится это прозвище из уст красивых юных дев, как вы.

Теперь посмотрим, как вы тут, да? Можете пожать мою руку?

Я попыталась, но едва мола чувствовать свою ладонь в его руке, что уж говорить о

рукопожатии. Но он сказал, все еще улыбаясь:

– Хорошо! Прекрасно! Она куда сильнее продвинулась, чем я думал, с таким-то

уровнем яда.

Мое сознание замерло на слове яд, Амон с тревогой кивнул и спросил:

– Как долго она будет восстанавливаться?

Доктор Хассан почесал подбородок и подергал его, словно там была борода, что

означало, что когда-то она у него было, но сейчас лишь раздался скребущий звук грубой

ладони по небритой коже.

– Скажем так, к утру она сможет идти. Но вы оба можете остаться на ночь в палатке.

Схватив мужчину за руку, Амон ответил:

– Ваше гостеприимство не будет забыто, доктор.

С хитрым, но добрым видом доктор Хассан отозвался:

– Может, пока мы ждем, мы сможем и дальше поговорить о вашем понимании

некоторых вещей.

В сознании зазвенела тревога, но сейчас я не могла предупредить Амона. По тому, что я успела увидеть в палатке, пока не была увлечена Амоном, мы были в

археологическом лагере.

Доктор Хассан был, видимо, не врачом, а доктором наук, доктором по египтологии.

Если Амон расскажет ему слишком много или в чем-то ошибется, доктор Хассан поймет, что он родился не в этом времени, а еще и со мной в таком состоянии никто не смог бы

ему помешать забрать нас для дальнейшего изучения или, не дайте египетские небеса, для

опытов и вскрытия.

Амон, видимо, почувствовал мою тревогу и обернулся. Коснувшись моего плеча, он

шепнул:

– Мы все еще в Долине Царей в палатке у храма Хатшепсут, - когда я попыталась

мысленно возмутиться, он добавил. – Тише, Нехабет, все будет в порядке.

«Как угодно, но не в порядке».

Все шло не так, все было ужасно, и теперь мы столкнулись с врагом, которого не

знали, и с учеными. Мы чем-то привлекли внимание человека, что мог быть самым

опасным человеком на Земле, - человека, что мог понять, кто и что такое Амон.

Моя теория о работе доктора была подтверждена, когда доктор Хассан представил

своего помощника, доктора Себака Дагера. Юноша был гладко выбрит, а вместо шляпы

носил на голове цветной платок, он показался достаточно дружелюбным, но в его

выражении лица было что-то голодное. Может, он просто был слишком молод и хотел

что-то доказать.

Вместе они смотрелись официально. Они точно были археологами. Я должна была

сразу догадаться по белой шляпе. Такая же, только коричневая, была у Индианы Джонса, видимо, похожая была у каждого археолога.

Они вдвоем дружелюбно общались с Амоном. Они не вызвали версию египетской

полиции для туристов, чтобы увести нас, но это только добавило подозрений. Почему они

не позвали настоящего врача осмотреть меня? В Долине Царей точно должна быть

станция первой помощи.

Даже если ее не было, они могли отвезти нас в больницу, а тут я лежала, как

почившая египетская царица, руки лежали поверх груди, пока я «восстанавливалась».

Мужчины говорили на египетском, а потом и вовсе перешли на местные диалекты, а

потом я могла понимать, о чем они говорили, только по тону голосов.

Двое мужчин были заинтересованы Амоном, но я не чувствовала колебаний или

страха в нем, а потому перестала пытаться понять их разговор и сосредоточилась на

восстановлении власти над конечностями. Время от времени Амон брал меня за руку, посылая мне маленькие волны энергии.

Мужчины не заметили причины моего быстрого восстановления. Доктор Дагер, чья

фамилия для меня звучала почти как dagger (прим. переводчика – кинжал), что не могло

снять с него подозрения, подошел ко мне и объяснил, что случилось. Он сказал мне, что я

была несчастной жертвой древней ловушки, созданной для защиты артефактов от

расхитителей гробниц.

Я хотела узнать, каким ядом меня отравили, почему его еще не убрали из гробницы, ведь она была открыта. И я очень хотела узнать, почему Амона, обнаруженного здесь, так

быстро отправили в Америку? Почему сосуды смерти остались здесь? Почему Амона

передвинули с места, где он должен был спать, и кто это сделал? Но этого у них спросить

я не могла.

Я могла сказать по бегающим глазам доктора Дагера, что он что-то скрывает. То, как

он смотрел на Амона и своего наставника, выдавало мне, что он больше слушает их

разговор, чем желает приглядывать за обездвиженной американской девочкой.

Покинув нас почти на час, доктора Хассан и Дагер вернулись, чтобы осмотреть меня.

Благо, они перешли на английский, увидев мою тревогу.

– Как вы смогли пройти в закрытую секцию храма? – спросил у Амона доктор

Хассан. – И где вы столкнулись с ядом?

Амон врал гладко, но его рука схватила мою так сильно, что даже я это

почувствовала, мышцы на его предплечье затвердели.

– Мы рассматривали гробницы возле храма, когда Лили коснулась рукой стены, и та

отъехала, подняв пыль. Мы и не знали, что она опасна. Когда у Лили проявились

симптомы отравления, я пронес ее через несколько проходов в спешке, чтобы уйти из