Продавец басен

Дорогая Амалея! Надеюсь, у тебя все хорошо. Если тебе не трудно, обрати внимание на Февра и Петку Муловичей, они просили тебе передать, что очень хотят детей, и быть здоровыми, и чтобы у их коровы тоже все в порядке было! Привет тебе, пресветлая богиня!

* * *

— Десять золотых, — решительно настаивал я.

— Да пятьдесят серебра всего в казне у всей деревни! — староста явно врал, деревня была вполне ничего себе, крепкая, по улицам разгуливали жирный скот и птица, а в харчевне ломили за дрянной обед по десятке серебра.

— Десять золотых. Я алтари, как булки, не пеку, знаешь, сколько сил понадобится? И руки еще резать. И неделя отката. Либо сидите без алтаря, либо десять золотых — это даже не честная цена, это очень, очень дешево.

— Хочешь, козла дадим вместо денег?

— И что я с тем козлом делать буду?

— Съешь.

— Козла-то? Они ж воняют.

— Есть немного, но можно притерпеться.

— Нет, — сказал я, — никаких козлов я есть не буду, а пойду спать на сеновал. И вообще, зачем вам алтари? Куда старые делись? Жертв, небось, не приносили, вот алтарь и потеряли. А в инструкции по эксплуатации, то есть, в правилах священных — четко сказано: неделя без жертв — и скажи алтарю «до свидания». Усерднее надо быть в вере, ревностнее. Хоть грибок или цветочек богам принести — ноги отвалятся? А теперь снова пытаетесь скупердяйничать. Десять золотых!

Выкатил-таки староста десять золотых — долго жевал печально губами, мекал, вздыхал, выдал целой горой какой-то мелочи. Я оставил три — остальные сам себе почтой послал. Процент дерут, конечно, адский, но все безопаснее. Ева, вон, даже путешествуя на комфортном и охраняемом «Антуане», деньги банковскими векселями повезла — они только при смерти из тебя могут выпасть, и то маловероятно, а в кошелек на шее кто только свои лапы и не тянет, не мир, а ворье сплошное.

Алтарь, конечно, ставил Амалее — в маленьких деревнях ей первой кланяются: здоровье всего дороже, а остальное приложится. Ладно, неделя отката — нормально, до Ноблиса мы раньше и не доберемся, религии всего пятнадцать. Ничего такой алтарик получился — в зелени у кладбища под щепным навесом, даже статуя не такая противная, хотя, конечно, носик у пресветлой девы слишком длинный и в сторону съехал. Ничего, раз пожадничали селяне нормальную скульптуру из города привезти — пусть молятся этому чучелу, а я не скульптор.

Проповедь им прочитал о нищете скаредных: прямо по книге шпарил, иногда отвлекаясь на разъяснение своими словами. Жаль, что пару недель теперь навык не будет расти на тех же самых слушателях -я бы им с утра до вечера пояснял, что случается с земными богатствами в скупых руках. Нет, ну в самом деле — пятьдесят серебра за алтарь?! Совсем бессовестные потому что тут люди живут!

А деньги на медицинском счете между тем тают, а ничего хорошего я тут не ловлю — потому что некогда ловить, деревень по Данеру как грибов понатыкано, только успеваешь грести то к одному берегу, то к другому, а если течение или ветер против тебя, то вдвоем на веслах сидеть надо, у меня мозоли уже кровавые на руках. Конечно, если с квестом получится — можно будет выдохнуть. Но, положа руку на сердце, мне все наши планы кажутся какой-то бессмысленной авантюрой. Еще и не факт, что старая лисица — у фиолетовых и именно в Ноблисе. А даже если и там — то не верю я, что меня в их цитадель так прямо и пустят. А если и пустят, как я там буду разведывательную деятельность вести и лису красть? Сомнительно это все и смутно. Ладно, отчаиваться будем потом, а пока у нас новое селение прямо по курсу.

* * *

В ратушу меня привела стража. Раз тут ратуша, пусть и деревянная, махонькая, значит, Зенген — уже не село, а почти городок. И староста — бургомистр, пусть и одет в холщовые порты и крестьянскую серую куртку с запахом. Я сперва не понял, почему меня арестовывают, а это, оказывается, и не арестовывают вовсе, а вежливо сопровождают. И на скамью усадили, и вина кислого налили в глиняную кружку. Ну что, кислое, так кислое, а все равно все выпить успел, пока историю бургомистра слушал.

Был у них храм Гериля небольшой, древний, кузнечные мастера Зенгена и в старых манускриптах упоминаются, сталь, конечно, купцы привозят, а кузнецы свои тут до сих пор — с семейными секретами. Потому и почитают бога ремесла в Зенгене особо. Стены у храма старинные, каменные, а кровля — деревянная, прогнила почти, вот в конце осени новую и поставили, себе на беду, как оказалось. Завелась в храме нечисть непонятная. Сперва мор на деревню пришел — небольшой, но человек двадцать схоронили. Потом — падеж скота. Сейчас — посевы на корню гниют, цвет с деревьев плодовый облетел, пчелы не летают, в ульях сидят, дохнут. А в храме чертовщина делается по ночам — синим горит, воет, пара смельчаков туда совались — к утру их трупы седые на кладбище волочь нужно было. Писали и епископу, и высшим властям — но пока без толку. А тут дети хворать начали странной болезнью: бежит ребенок, вдруг упал и лежит, молчит, не шевелится. В рот если воды или супу налить — глотает, а больше ничего. Лекарь проходил, смотрел, говорит: порча это, не болезнь, священник нужен, не врач. Уже десяток ребятишек так вытянулись, лежат бревнышками, родные с ума сходят.

«Проведите в одиночку ночь в проклятом храме и выясните, что там случилось»

Бронзовый квест всего-навсего. Ладно, соглашаюсь, квест явно по моей специальности. Попросил Гуса ко мне прислать — стражники за мной так и ходили, боялись, видимо, что сбегу, а сам пошел смотреть на храм. Крыши новой на нем, кстати, уже не было — она рядом валялась, по бревнышку растасканная, местные жители решили, что в ней все дело и, похоже, ошиблись.

Храм без крыши внутри смотрелся нестрашно: чисто хлев заброшенный. Каменный идол Гериля, правда, был ликом темен и нехорош, я велел стражника прислать кого-то статую отмыть, и алтарь заодно — а то камень весь птицами загажен, непорядок.

Под моим надзором из мыльной лохани тряпками бога ремесла омыли — но приятнее он после купания не стал. Зубы длинные и острые, на щите знаки мрачноватые, глаза красным словно светятся — вроде, гранит в этом месте багровеет, как специально. Расспросил стражников — не поменялся ли идол, нет, говорят, всегда такой, кажись, был, только раньше не мыли.

Ладно, будем надеяться, что разработчики Альтраума Гоголя читали и им вдохновлялись, хотя ночевка в проклятых храмах во многих мифах встречается.

Но будем действовать по гоголевским рецептам. Что там по снаряжению требуется? Свечи, вроде, молитвенник, ну, «Песнь» сойдет, и мел.

— Да нет у нас никакого мела, — удивился бцргомистр. — откуда у нас мел?

Ну да, детей тут в школах не учат, в деревнях, по крайней мере, школьных досок я не видел. Деревья здесь, вроде, тоже не белят.

— Мел нужен, чтобы круг начертить.

— А чернила не подойдут?

— Не знаю.

— Если круг от нежити, — сказал один из стражников, — то его маком сыплют. Нежить через мак переступить не может, смущает он ее.

— Да, — кивнул бургомистр, — это правда. Это все знают.

— Ладно, — пожал я плечами, — давайте мак, хотя это отступление от канона.

Мак нашли у булочника — небольшой мешочек. Я на всякий случай еще и чернил все же взял. И соль у меня собой была — солью тоже круг насыплю, она в таких легендах тоже упоминается. Гус пообещал быть настороже неподалеку — если я вдруг стану орать и звать на помощь, то он прибежит туда со своим багром, которым он мне спрутов помогает успокаивать. Спокойнее, конечно, было бы с Гусом в храм пойти ночевать — но квест требует быть одному.

Выспался я до вечера в гостевой комнате в трактире, закусил холодной гусятиной с кашей, налил в бутылку какого-то сладкого отвара местного, ибо чая у них не было, и пока сумерки совсем не сгустились — отправился в храм. По дороге мерещилось всякое из кустов и из травы — все-таки мама недаром всю жизнь говорила, что я нервный и впечатлительный.

Круги выводил старательно — большие и ровные, сперва чернилами, потом солью, тут уже пожалел, что такие большие круги начал делать — соли еле хватило. Маком уж небольшой кружок вокруг себя отсыпал, его в мешочке совсем немного было. Сел на принесенный табурет, поставил высокую держалку для свечи, воткнул на ее железное острие пахучий толстый цилиндрик из желтого воска — до утра хватить должно. Свечу зажег и принялся читать вслух «Чистую Молитву Хвалы» — эта абракадабра на двадцать страниц, а как закончу, так сначала начну.