Продавец басен
Шрифт:
'Истинно, как свет, как конь, проходит сквозь и на,
Слово из сердца рождается зерном точит сомнение,
Приди, успокоение прохладной ладони, горячей слезы…'
Хотелось грешить на автоперевод, но вся прочая книжка более или менее нормальным языком написана. Видимо, кто-то из авторов Lesto поэтический дар в себе почуял. Хотя, кто знает, может эту книгу и неписи сочиняли. Например, сама богиня данное творение верному почитателю какому-нибудь надиктовала.
Тут я понял, что в храме ощутимо пахнет смрадом. Пламя свечи затряслось, заметалось, как огненный заяц. На полоске моих жизней загорелся ярко дебафф «Паника».
Глава 14
Интересно
Но я могу обернуться. Я — это воля и разум. Я сейчас перестану сипеть сдавленно, а спокойно обернусь через плечо. Или даже нет: я с табуретки встану и резко развернусь. И вот подсвечник еще этот за ногу возьму — буду им отмахиваться, если что.
«Если что» висело на стене у двери вниз головой. Это был большой голый мертвый человек, светившийся тусклым синим светом в тех местах, где его мокрая кожа треснула. Висел он, как паук, растопырив ноги и руки, и принюхивался, ворочая приподнятой башкой. Глаза мутными бельмами выпирали из черных глазниц, нос сопел двумя костяными дырами.
Больше всего хотелось потерять сознание, но я был уже опытный игрок, поэтому лишь тоненько икнул и застыл.
«Голодный». Красный ник. И никакой больше информации.
В подобной ситуации Хома Брут, кажется, продолжал отчаянно читать молитвы, стараясь не глядеть в сторону собирающейся нечисти. Смелый человек, он-то не знал, что в случае чего окажется на уютном сельском кладбище живехоньким через полчаса. Хотя он верующий был, кто его знает, чего он там ожидал. И «Паники» на нем не висело. А я внутренне был спокоен как скала, но вот внешне меня трясло так, что я бы на пол рухнул, если бы не позабыл, как нужно сгибать колени.
Синий покойник хлюпнул носом и слепо уставился в мою сторону. После чего пополз вниз по стене — смотреть на это было ужасно, потому что людям так двигаться нельзя и невозможно.
— Гус! — жалким шепотом просипел я. И тут же устыдился. Гус — непись, его тут и убить с концами может, возродится потом какой-нибудь гадостью типа этой.
— Уйди!- сказал я мертвецу.
Тот полз, как змея с ногами, периодически застывая и ворочая по-вараньи шеей. Полз он строго ко мне, а я мог только с ужасом и отвращением взирать на мокрое разлагающееся тело. Чернила и соль он прошел, не заметив никаких пограничных кругов, и вонь, сопровождающая его, уже вызывала такую тошноту, что она даже местами перекрывала страх. Облизывая длинным черным языком синие губы, труп понюхал мак и чихнул, разметав мельчайшие семена по полу.
— Уйди! — пискнул я снова, трясущимися руками схватил подсвечник и с размаха ударил по чудовищу.
Подсвечник грохнул по полу, пройдя сквозь синее тело трупа и не встретив никакого сопротивления. Я снова поднял железную палку и опять попытался пронзить врага. А он прыгнул на меня.
И пролетел насквозь, шлепнувшись в нескольких метрах от места моего жуткого молитвенного стояния. Какое-то
время мы с трупом все еще пытались не замечать очевидного: я пытался прищучить его подсвечником, каждый раз бесплодно рассекая вонючий воздух, а он прыгал сквозь меня, как цирковой лев сквозь обруч.Хуже всего, что паника так никуда и не делась.
«Сопротивление страху +1»
Ага. Вот только и это не больно-то помогло.
И тут раздался хриплый крик петуха. Как быстро и кошмарно пролетела ночь…
Труп застыл, взвыл, быстро заработал когтистыми лапами, задом вперед взлетел по стене и провалился через разобранную крышу. После чего меня отпустило, и я, наконец, плюхнулся на свои разоренные и бесполезные защитные круги. А петух продолжал вопить — он кукарекал, хрипел, кудахтал и практически мяукал. Слушать этот концерт мне в конце концов надоело, и я, собравшись с духом, вышел из храма.
В ярком свете лун в конце дорожки стояла долговязая фигура, в руках которой бился вопящий птицеобразный, махающий крыльями силуэт.
— Я смотрю, синим мигает, и ты чего-то кричишь, ну, еще с вечера присмотрел курятник, снял кочета и начал ему перья из хвоста драть: нечисть-то петушиного крика не любит. Помогло хоть?
— Угу. И квест поменялся.
«Выясните причину появления призрака в храме Зенгена. Срок исполнения — 2 дня».
Ну, хоть сейчас можно в этот адский храм не возвращаться. Я добрался до койки и, допив отвар, заснул, закутав голову одеялом — уж больно синим светом заливали комнатенку две полные луны.
— Давайте точнее: когда именно начался мор?
— Да кто же точно скажет. — пожал плечами бургомистр. — В конце одиннадцатой луны, где-то так, дочку мельника похоронили, а потом и самого мельника, и супружницу его.
— А болели они долго?
— Про мельниковых ничего не знаю, но вообще за неделю другие люди сгорали.
— И как проистекала болезнь? Как больные себя вели?
— Да никак не вели. В беспамятство сразу впадали, худели, как щепки и иссыхали.
— А лекарь что сказал?
— А не было у нас тогда лекаря. Попрыгунчик уже после зимних праздников один объявился — вот он всех вылечил. Довольный был, как свинья после опороса, говорил, что небеса его щедро наградили за то, что он нас от мора спас.
— И он, конечно, понятия не имел — что это за мор и чем вызван?
— Если и имел, то мне не докладывал. Бегал от дома к дому и лучами сиял целительными.
— И с тех пор — только мелкие неприятности, ну, если болезни ребятишек не считать?
— Без хлеба, считай, остались, без плодов и без меда — может, кому это и мелкая неприятность, а для нас беда и голод!
— Нежели в казне столь славного своими кузнецами города не найдется золота на покупку хлеба для голодных?
— Может, и найдется, но надолго той казны не хватит. Разыщи, странник, причину — и тебе с той казны перепадет!
— Давайте тогда посмотрим на кого-нибудь из больных ребятишек. Попросите родителей, чтобы меня к себе в дом пустили.
— Не надо никого просить. У меня у самого дочка младшая под порчу попала. Девчушке было лет десять — ровесница моей Динки. Она лежала, вытянувшись на чистенькой узенькой кроватке, ее восковое личико было совсем неподвижно, а на щеках и под глазами проступала синева. «Лифь, дочь бургомистра» И дебафф — «Обратная Порча».