Продавец басен

— И хорошо! Нужно бы смотаться в ближайший городок и купить вам с Гусом передники и эти, как их, мастерки, да? Чем камень кладут?

— Мастерками с цементом работают! — фыркнул Акимыч. — Камень кладут руками!

— Ну, раз теорию ты знаешь, то и будешь руководить нашими каменщиками.

Вечером к нам еще раз прилетал Рома Кинг, привез Еве письмо от Сиборна — видимо, и тот не справился с ее ником. Сиборн спрашивал нашего с Евой согласия на то, чтобы завтра отправиться с нами в Ноблис, где сейчас находится глава клана, который желает на нас посмотреть. Ева передала наше полное согласие.

Глава 22

Поездка вышла очень быстрой. Сиборн приехал в экипаже — не таком роскошном, как тот, что я видел у фиолетовых год назад, но тоже очень хорошем — коляска с поднимающимся кожаным верхом, с рессорами, четверо лошадей и кучер-непись. То есть, бот. В общем, максимально ненастоящий на данный момент, исчезающий и появляющийся вместе с экипажем. Я уже знал, что в игре существует так называемый «контракт души», когда ты выкупаешь непися на какое-то время в полное услужение, и он превращается практически в автомат. У крупных кланов стражники и низшая прислуга в таком виде функционируют. Лукась говорил, что это удобно: ты как бы засыпаешь, а просыпаешься, ничего не помня, с выполненным контрактом и круглым счетом в банке. И полностью умереть в таком виде ты не можешь, и вообще очень все разумно устроено, жаль только, что для таких контрактов талант врожденный надо иметь. Я поинтересовался — какой талант, и Лукась ответил, что нужно быть тупым, как пробка

Ну что же, логично. Сложных, умных искинов Альтраум предпочитает иначе использовать. А Лукась — исключительно умный искин, я вообще большей частью не помню, что он не человек. Вот Гус иногда прокалывается — своей непостижимой способностью дрыхнуть в любой ситуации, например.

В коляске я сидел молча, разговаривали только Сиборн с Евой, которую он сперва называл «пани Софией», а потом уж «Софочкой». Разговаривали они о сложности управления клановыми доходами, банковских оборотах и приросте капиталов, и ничего скучнее этого разговора я в жизни не слышал. Сиборн, как я понял, был кем-то типа казначея или ответственного по хозяйственной части — причем как тут, так и в жизни. И с возрастом его я не ошибся, у него тут, оказывается, внук играет. Вообще странно слушать про внуков от человека с лицом юного греческого бога, но Сиборн ни капли не комплексовал, а, наоборот, явно тащился от того, какой он крутой и взрослый. И Ева при нем вела себя как шелковая, во всем соглашалась, вообще не спорила, просила советов, потом слащаво за эти советы благодарила и, мне кажется, совершенно бессовестно флиртовала. Но, может, это просто ее хитрая тактика такая.

Летели лошади со скоростью шального ветра, и очень скоро поля и виноградники сменились пригородами, а потом мы въехали и в сам Ноблис. Сперва город показался мне просто очень уютным и красивым. Двухэтажные коттеджи с садиками, заросшие плющом башенки, горбатые улочки, кривые улочки, улочки похожие на лесные тропинки. Маленькие скверы, кафе со столиками под полосатыми зонтиками. Куда ни кинешь взгляд — всюду очередная картинка с выставки «Распрелестнейшие городские пейзажи». В целом, можно было понять людей, которые приходили в Альтраум не играть, а жить в таких домах. Я бы и сам тут пожил, хотя дом на Мышастой улице тоже очень славный. Но потом мы добрались до центра, и это, конечно, было уже совсем другое зрелище. Высоченные горбатые мосты над Данером воздушными дугами соединяли в розовом утреннем свете словно бы огромные куски торта — многоэтажные дома походили на огромные сказочные замки, башни и зиккураты, все тонуло в зареве золотеющей в солнце зелени и синеве речных вод. Скромные коттеджи сменились высокими особняками, каждый из которых был своего рода произведением искусства, нередко с сильным влиянием ночных кошмаров — например, один совершенно черный, как уголь, дом, нависал над нашей дорогой, явно нарушая принципы трехмерного пространства, и каждое его окно полыхало алым светом.

— Это что? — ошеломленно спросил я, оглядываясь на оставленную позади черную громаду.

— Театр теней, — сказал Сиборн. — Вообще довольно любопытные у них представления, посетите как-нибудь, только не надевайте ничего блестящего, тени не терпят отражений и могут над вами подшутить, а шутки у них неприятные. Одной нашей девице они так приставили голову цапли — неделю она в таком виде расхаживала, пока травма не спала. Правда, у Тэсси хорошее чувство юмора, и ее это развлекало, вот чувствительным встречным — тем беда была.

Еще на окраине Сиборн достал изящный почтовый набор и, извинившись, отправил несколько писем. Сейчас он извлек из золотого почтового ящика конверт, прочитал вложенную записку и поморщился.

— Мне жаль, — сказал он, — но переговоры, на которых сейчас присутствует наш лидер, неожиданно затягиваются, и нам придется часа два, а то и три подождать. Может быть, совершим прогулку по городу?

— Тогда, — сказала Ева, — давайте доедем до портальной площади, у Нимиса как раз нет привязки к ноблисскому порталу.

Портальная площадь оказалась очень, очень людным местом. Полыхающий черным и синим огромный овал Портала ежесекундно мерцал, выплевывая очередных новоприбывших, причем некоторая часть прилетевших первым делом падала, не сумев удержать равновесие во время переноса. Те, кто ухитрялся, покачнувшись, сохранить равновесие, были, видимо, опытными путешественниками.

— Просто подойди к мембране и сунь туда ладонь. Будет слегка покалывать. Когда получишь привязку, рука освободится.

Я сделал, как велела Ева, портал внутри ощущался холодным и мохнатым, и что-то потрескивало, скача по моим растопыренным пальцам.

— Это все? У меня на панелях ничего не поменялось.

— А ничего у тебя и не должно меняться. Просто теперь когда будешь использовать свиток портала, эта площадь окажется в числе мест, куда ты сможешь перенестись. Но учти, при переносе никаких грузов при тебе быть не должно — иначе сам улетишь, а груз останется. И, разумеется, порталы будут работать только в Трансильвии, даже с ближайших островов уже не перенесешься.

— А всего сколько порталов в Трансильвии есть?

— Четыре. Тут, в Румисе, Шоане и Аммеле. Очень дорогое удовольствие их создавать и поддерживать, но столицы могут себе позволить, а в Аммеле местные магические гильдии и университет портал питают.

— А чем он питается?

— Маной и еще всякой всячиной. И еще он чувствителен к любым атакам — периодически банды идиотов кладут порталы в разных городах, потом неделями восстановление идет. В Воль-Глаче, например, давно уже затею с порталом оставили — как прорыв фронтира, так первым делом портал в руинах. Под землю его не спрячешь, ему энергия звезд по ночам нужна.

— Слушайте, а что там такое?

Я показал на северную сторону площади, где крутилось высокое колесо, в котором, как мне показалось, сидели на подвесных люльках чудовища разных видов и цветов.

— Зверинец, — ответил Сиборн. — знаменитый «Бестиарий Ноблиса». Если хотите, можем туда сходить, все равно время пока есть, а экскурсии туда весьма полезны, там прекрасная коллекция множества созданий из тех, которые могут встретиться в рейдах.

Я никогда не был в зоопарке, там очень высокая биоактивность, которую даже во время ремиссии нужно было избегать. Поэтому я ждал, когда Ева идею завернет, и уже собирался отстаивать свое право мужчины и личности отправиться в зверинец хотя бы и в одиночку, но «Софочка» зверинец горячо одобрила. Нет, точно, у нее к старым мужчинам какая-то нездоровая симпатия, такое не сыграешь.

Заплатив по десять золотых за билет, мы прошли под аркой входа, расположенной внутри иллюзорного колеса обозрения, и двинулись мимо вольеров, клеток, бассейнов, террариумов, аквариумов, демонариумов и имитаций склепов в лунную ночь. Адские гончие дрыхли в ванночках из лавы, гарпии чинно завтракали горячими булочками и кровавыми костями, инсектоидные сирены пиликали на собственных шипастых ногах что-то вдохновляющее, судя по темпу, но их вольер был глухо звукоизолирован.

У загона с единорогами кривлялась публика — объявление на барьере гласило «сумевший рассмешить единорога до слез, имеет право забрать добытую слезу». Красноглазые шерстистые единороги жевали разноцветное сено и мрачно смотрели на танцы, прыжки и пантомимы. Полюбовавшись на длиннейшие острейшие рога, а также на огромные копыта с режущей, как у циркулярки, кромкой, я решил, что, встретив единорога в естественной среде обитания, ни при каких обстоятельствах и никакими способами не буду пытаться довести его до слез.