Прогулки с Бесом

Визуализацией понуждал машиниста добавить ходу, но без успеха: у машиниста был опыт, у меня не было ничего, кроме страха. Кто победит? Машинист: он управляет паровозом, а я в зимнем пальто могу только лежать у окна на верхнем ярусе вагонных нар и смотреть на мир, мне не дано тащить эшелон по мосту, мои мысленные просьбы ничего в сравнении с опытом и знаниями машиниста, управлявшего изумительно прекрасной машиной с названием "паровоз".

Первое и пугающее явление рождает вопрос:

– "Когда всё это кончится"!?
– просьбы машинисту ехать быстрее не выполнялись, нетерпение росло, страх в размерах равнялся нетерпению, и происходящему не было конца!

Помню, что испытал после прохода эшелоном последнего мостового пролёта: радость и восторг, когда паровоз испустил короткий, нежного тембра гудок и прибавил ходу! Услышал, услышал блестящий друг страдания и муки мои! Давай, давай, родимый, вперёд!

– Хорошо просить нужно, настойчиво, хотя бы только в мыслях.

Как прекрасна и чудесна машина, когда на малое время на изгибе пути показывала блестящий чёрный бок в лучах заходящего солнца!
– никто и ничем, но только чёрным чудом на колёсах, мог свести на "нет" все недавние страхи и огорчения! Даже и тихой ездой!

Тяни чёрный жук паровоз-работяга теплушку куда угодно, в любую неизвестность - любовь моя и вера в тебя не умрёт!

Солнце ушло за линию горизонта, и на неизвестном километре от остатков монастыря в вагоне установилась полная ночь. Покидать место у окна не хотелось...

О, Ночь! Сколько поэтов воспели хвалу тебе? И сколько ещё воспоют! Помню все твои лица за два года оккупации, и половина из них были порчены бомбёжками.

– Меньше... Ну, если в общей счислении - месяца три, не более. Как раз тот случай, когда в силе слова "у страха глаза велики".

– Разве мало три месяца? Не поминаю те ночи "добрыми", военные ночи не могли быть "добрыми", но та ночь из окна теплушки была райской: слово "божественная" в словаре не имело прописки.

Ночь была тиха и дарила мысль, кою боялся принять полностью: "вроде убежал от авиации!? Не догонит"!
– любовался искрами от паровоза и окрасом неба над ушедшим за горизонт солнцем: между западной частью неба и северной, близко к земле, оно светилось редким тёмно-фиолетовым цветом, какого никогда прежде не видел. Прекрасный, до тревоги на душе, цвет!

Ныне фантастическая мысль тянет рот улыбкой: "почему ни прежде, ни потом не видел такого редкого окраса вечернего неба, как в вечер побега на запад? Не потому ли, что на то время воюющие стороны сожгли многие тысячи тонн пороха, извели "на потребу народа" не меньшее количество взрывчатки и оттого небо окрасилось в тёмно-фиолетовый колер? Почему бы и "нет"? Если ныне СМИ, через два дня на третий, призывают легковерную публику задыхаться

"парниковыми газами", и если простаки, вроде меня, верят, что "запуски игрушек в Космос прожигают дыры в атмосфере и портят погоду" - почему бесу моими пальцами по "клаве" не заявить:

– Подтверждаю: редкостный и необыкновенный цвет участка вечернего неба на северо-западе, впервые, и вполне научно, объяснён моим ведомым. За таковую наблюдательность в прошлом, ныне присваиваю звание "лучший ученик беса" с вручением диплома!

– Похоже на момент, когда после шести десятков лет с конца войны "награда нашла героя". Что в дипломе? Монеты лучше...

"Что будет завтра"?
– слова о "завтрашнем дне" поминала мать, но тогда материнские тревоги о будущем не касались, их сейчас помянул. Многие дымы вдохнул за последние три дня, но дым из трубы чуда на колёсах был сладким, чудным, не вызывал тревоги, а искры, вылетавшие вместе с дымом из трубы не пугали, не были злыми, жестокими и не поедали кельи женского монастыря. Разнились одинаковые искры: от горящих келий ярко светились и взлетали в ночное небо на приличную высоту - новые паровозной трубы были скромнее, невысокого полёта, но радовали больше недавних и нахальных искр горевшего монастыря. И ещё заметил: если искр вылетало много - ход убыстрялся, и теплушка раскачивалась сильнее.

Сколько было в эшелоне "убегавших вражеских пособников от праведного гнева советского народа" - не знал, а если бы и знал что в той "бухгалтерии" восьмилетнему шкету?

– Пособники убежали от "гнева (всего!) совецкого народа по недосмотру: два года назад сапёры отступающей красной армии не выполнили приказ командования по созданий выжженной земли и по необъяснимой причине оставили в целости красавец мост старинной постройки...

– ...вашего спасителя...

– Сколько сапёрских жизней извели за невыполнение приказа по взрыву?

– Кого сегодня волнуют прежние расходы? Ваше "вражеское семя", убегавшее от "гнева всего "совецкого" народа" в сорок третьем сегодня в молитвах обязаны поминать души сапёров добрым словом за невыполненный приказ о взрыве моста. Исполни приказ в сорок первом - какой дорогой убегать ражеским прислужники от гнева (всего!) совецкого народа в сорок третьем? Не было дороги, тупик, и нынешние молитвы сапёрским душам наивысшая награда!

– Молитвы примут? Назад не отошлют с пометкой "адресат выбыл в неизвестном направлении"?

– Примут, найдут адресатов.

– Что мост остался цел польза явная...

Отчего так: маленьким не молился - не знал молитв, а отец, по знанию церковной службы готовый священник не возведённый в сан не обучал детей и не принуждал на молитвы? А уж он-то знал молитв больше нужного! Было, у кого обучиться молитвам: отец с отрочества и до тридцати лет служил архиерею, и помимо молитв на старославянском - молился и греческими. Война кончилась - опять не молился: "зачем"? Опасность миновала, кого и о чём просить? И разве те, кто просил "силы небесные защитить и сохранить" получали желаемое? Если бы так - вера "в силы небесные" прямая выгода! И как быть тем, чью просьбу "сохранить и помиловать" "верха" пропускали мимо ушей?

Чего сегодня просим ждём от верхних? Правильно, милости, где первым идёт здоровье, а исключительно умные просят лёгкой смерти. И бога не упоминают, обходятся.

Сколько, в каких объёмах просить здоровье, и, получив - как распорядиться?

– В спортсмены податься, выгодное вложение здоровья с , наивысочайшим процентом по вкладу.

В первую очередь желаю здоровья себе, во вторую - своим близким. Когда "чист помыслами в голове и в сердце" - прошу долгих и безболезненных лет жития близким своим, а для себя - "что останется", и это единственный случай, когда "остаточный принцип" хорош!

И сколько позволительно просить долголетия у бога? Шесть десятков достаточно? "Мало"!? Семь хватит? Или восемь? А чем заслужить "стольник"? "Стольник" не "перебор"? Какими "добрыми делами во благо людей", и сколько "великих" дел нужно совершить для "стольника"? И что просить у бога, когда "окончу земной путь свой"? Там мои молитвы продолжатся? И если "да", то для чего? Чего там просить? Сколько поводов на моления отпадает и главный из них - "моление о здравии"... Одно убивает в "молитвах": их надо повторять "с жаром и всем сердцем", а как быть, если "жар сердечный" потрачен в далёком детстве и на мелочи? "Миллион на шпильки..."