Происхождение боли

— Успокойся. Твоё имя мне по-прежнему неизвестно, и, раз это так опасно, я постараюсь победить своё любопытство.

— Хорошо.

Они ещё долго стояли рядом. Лара всё не шла — видимо, ждала в длинной очереди.

— Оставалась бы ты здесь, — тихо сказал вдруг незнакомец, — Что тебе Царство Лжи? Твоя семья нужней тебе, чем ты ей, но и это только твой обман себя. Пусть твоё тело умрёт. Грехов у тебя мало, здесь ты будешь благоденствовать.

— Если я останусь, ты откроешься мне?

— Да.

— … Что для этого нужно сделать?

— Просто решиться.

Анна была готова, она сразу поверила, что так будет лучше, и думала: «Сплаваю на остров Фит — как там, наверное, красиво! — найду для тебя дерево, сама привезу и никуда от тебя не уйду больше. Кто мне запретит!?».

Тут к причалу рядом с лариной и несколькими другим лодками пристала знакомая посудина Безумного Джека. Сам он вылез на берег, поднялся к Анне и её железному собеседнику, спросил издалека:

— Ну, кто из вас — мой пассажир?

— Выбирай, — ответил вальхаллец.

Джек, боязливо косясь на него, схватил за руку Анну и повёл вниз, а она кричала, оборачиваясь:

— Лара отвезёт тебя, куда захочешь; она хорошая морячка! Забери её к себе, в Уалхолл!

Глава СII. О разлуке

— Ты поздно вернулся. Мы тебя не дождались. Почему не спишь? — Люсьен прошёлся до окна, поигрывая поясом халата, глянул за портьеру, потом на Серого Жана, как-то по-медвежьи сидящего на покрытой постели, — О чём ты думаешь?

— О том молодом писателе, которого ты больше всех напоминаешь.

— Можешь вслух.

— … Жизнь кошмарна в своих подтасовках… Прежде чем стать моим избранником, он стал моим соперником. Одно железо рассекло оба наших сердца. Я научился понимать смысл слова «извращение», когда на его мохнатом тельце целовал чужие следы, когда, слушая его воспоминания, отсеивал роскошь его чувств, сберегая мелочь сведений о том, другом. Никогда я не спал так плохо. Я словно сидел в засаде и ждал мою добычу, а она не появлялась. Так прошло больше года. Не скажу, что я скучал: слишком сильны и разнообразны были мучения. По ночам я не мог оторваться от этого дьяволёнка, да он и сам меня не отпускал, и в те часы мы мысленно, а иногда и вслух, звали друг друга тем — чужим именем. То было даже не извращённой любовью — — извращенным взаимным убийством: мы сводили себя на нет… Он стремился присвоить жизнь того человека, чья смерть была моей единственной страстью. Он называл того своим ненавистным… Люди часто не могут разобраться в своих чувствах… Мне проще: я не задаю себе лишних вопросов. Я приучил себя называть любовью всякое влечение — так поступали древние. Один из нравственных императивов Канта: смотреть на другого не как на средство, а как на цель. Вряд ли сам философ следовал этому кредо более неуклонно, чем я… Только с тем пареньком выходило иначе. Даже глядя, как он истекает кровью, я не мог думать о нём самом… Была (и есть поныне) утешительная уверенность, что он тоже думал совсем не обо мне. Даже тогда мы принадлежали тому, третьему,… а он — нам… Решалось самое важное — кто из нас двоих отступится, подарит свою победу другому… Оставив соперника в кровавой купели в бедной брюссельской квартирке, я ушёл в город и бродил до темноты, словно где-то на улицах мог найти объяснение, что всё это значило, кто был избран, а кто отвергнут…

— Тоже мне задача! Ты, конечно, победил! Какое торжество может быть у мёртвого?

— Если никакого,… то что и почему в том мальчике так властно требовало смерти? Тот, кто назовёт это слабостью, не удивит меня, назвав луну своим правым ухом… Я сам вызвал полицию. Они, как всегда, констатировали самоубийство; доверчиво спросили, кто я и я ли возьму на себя расходы по похоронам. Он уже лежал на постели, мокрый, смугло-розовый от крови, спокойный и красивый. Никому не пришло в голову накрыть его лицо. Он казался ребёнком, досыпающим последние минуты в рождественское утро, когда самый долгожданный подарок ждёт на соседней подушке…

— Ну, а сейчас-то к чему эти воспоминания?

Серый Жан приподнял голову:

— Да так… Знаешь,… я нашёл… твоего…

— Растиньяка!?… Эа! Это он тебя так разукрасил?

— Почему ты хочешь его убить?

— Я сто раз тебе объяснял: он — собрание и олицетворение всех парижских мерзостей!..

— Ты видел его глаза? слушал его речи? Клянусь обеими руками: это самая нездешняя душа! Ты в нём ошибся. Откажись…

— Нет!!! Я готов помиловать всех этих раззолоченных сучек, всю свору продажных строчил и живодёров-процентщиков, но его — НИКОГДА!!!

— Второй раз в жизни я кого-то недооценил…

— Третий! Ты меня недооцениваешь!..

— Он — последний,… — промолвил англичанин и снова отвёл глаза.

Люсьен понял, что больше для него не существует.

Глава СIII. У Джека нет сведений, но есть принципы

— Куда плывём?

— На остров Фит.

— Так,… — Джек застучал и заводил пальцами по навигационной скрижали.

— Джек, кто это был со мной там?

— Чего?

— Тот человек в железной одежде и маске — ты его знаешь?

— Знаю?…

— Как его зовут?

— Это — нет. Он и сам уж поди забыл.

— Что же, в Уалхолле люди между собой не разговаривают?

— Почему? — бывает…

— Значит, к нему как-то должны обращаться.

— К нему обращаются командир. Он командует европейской фалангой.

— Раз он такой выдающийся полководец, его имя должно было войти в историю!.. Какой-нибудь Аттила?… Но тот бы азиатом, хотя… Но он и прожил, кажется, больше. Этот совсем ещё молод…

— Что он тебе?

— … Он предложил мне остаться здесь… Что ты думаешь об этом?

— Здесь мы, преходящие, и так бываем больше, чем на земле. Успеешь ты сюда.

— … Он мне понравился…

— И никуда он от тебя не денется. Он тут навечно.

— Он сам так решил?

— Конечно… Оу! Гляди! — Джек указал на красноватый дымовой столб вдалеке, — Кто-то сигналит. Надо помочь, — и перенастроил курс.

Лодка подошла к крошечному белопесчаному островку, посреди которого на камне, годном в древние алтари, жёг костёр какой-то старик.

— Здорово, дед! Куда тебе?

— К Изумрудной Скрижали.

— Мы только что оттуда, — раздражённо сказала Анна.

— А чего тебе там надо? — спросил Джек.

Старик открыл рот, но словно онемел, наконец выговорил:

— Это мои дела.

— Не скажешь — не повезу.

— … Мой друг хочет убить одного необычного человека, но не знает как.

— Чем же этот человек вам насолил?

— … Не знаю.

— Ну, так возвращайся ты, некромант, восвояси, а другу скажи, чтоб хоть о чести вспомнил, раз совести нет! — и вскоре старик вновь остался один у огня.

Глава СIV. Стяжатель

— О тоска: ни одного носка! — сетовал Эмиль, роясь в комоде.

— Давай скорей, — говорил Эжен.

Только вчера они опубликовали объявление ((через газету бесплатных объявлений Гектора Мерлена «С рук на руки». Она была очень популярна, несмотря на то, что редактор в каждый номер подсовывал несколько приколов типа «Для распространения английской косметики требуются девушки с опытом работы на улице», «Молодая, целеустремлённая, творческая личность приглашается на должность санитара в хоспис N2», «Не дадим погибнуть национальному достоянию! Пожертвования на ремонт Бастилии принимаются по адресу…», «Продаётся бурая корова. Площадь Звезды. Дом 48, квартира 71 (пентхаус)», «Приглашается гувернёр для воспитания четырнадцати детей боярина Лобоносова из г. Углища (Россия)» и т. п… По указанным в этих липовых объявлениях адресам Гектор разносил предупреждения с двумя бутылками шампанского: одну для снисходительных хозяев, приглашённых в соучастники, другую — для купившихся простаков, буде такие окажутся. В большинстве случаев, конечно, обе бутылки выпивали хозяева)) об обмене хорошей кровати на старый, но большой ковёр, и уже сегодня пришла какая-то тётка. Она ждала у подъезда, на радостях готовая обеспечить всю транспортировку.