Происхождение боли

— А Рафаэля чего не позвал? — спросил по пути Эмиль.

— Он вчера поздно вернулся.

Забрали одну размонтированную кровать из Дома Воке и покатили на улицу Сен-Дени.

Хозяйка собирала приданное для дочери, и в её доме как нарочно на виду лежало всё до последнего шнурка. Мещанка извинилась, но далеко не так прочувствованно, как извинилась бы графиня за пушинку, приставшую к спинке кресла, велела какому-то парню вытащить ковёр. Эжен сделал жалобно-смущёное лицо и долго молчал, глядя на предложенный предмет.

— Чего-то не так? — спросила тётка.

— Маловат, сударыня.

— Да и затоптан чуть не до дыр! — вставил Эмиль.

— Другого нету.

— Как же нам быть? — и новое молчание анаконды… — А вот этот таз вам очень нужен?

— Да не особо…

— А эту мыльницу вы, наверное, собрались выбрасывать?

— Да нет, но уж…

— А можно ещё вот эту табуретку?

— Ну…

— А вот этот стаканчик?…

За три ходки три человека снесли в грузовую карету всё, что удалось выпросить в придачу к забракованному ковру. Всю дорогу до Дома Воке Эмиль хохотал, а Эжен бормотал, уже по-настоящему сконфуженный: «Надо же, как получилось!.. Что такое на меня нашло!..».

Те же сокрушения он вынужден был повторять после операции со второй кроватью. После третьей он поклялся не брать ничего, кроме ковра (или ковров), но и сбыт четвёртой напоминал русскую сказку про суп из топора; и на пятый раз Эжен не совладал со своими инстинктами захватчика. Шестую кровать он отдал какой-то стареющей гризетке, которую обязал за это шить кое-что простое, типа наволочек, бесплатно в течение года.

Хозяйство Дома Воке комплектовалось быстро.

Ковры Эжен разрезал на спальные подстилки для ночлежников, жестковатые, но тёплые. Из парусины, которую в суеверном трепете и тоске по Корали раздобыл для него Камюзо, были вскоре сделаны продолговатые подушки; набили их сеном. Одеялами не разжились, но к Рождеству Нусинген вдруг подарил Эжену пакетик акций угледобывающей компании, обладатель которого мог либо получать небольшие дивиденды раз в квартал, либо покупать топливо с тридцатипроцентной скидкой. Вскоре ко двору со странной вывеской «Абсолют. Торговля углём» подъехало пять телег… Теперь в приюте было так тепло, что люди могли и сидеть, и спать полуголыми.

Их набралось почти полтысячи за неделю, в основном стариков и детей.

Затевая своё благотворение, Эжен опасался беспорядков. Какое там! Он ходил по Дому, как по зимнему муравейнику… Если какое-то его распоряжение не выполнялось моментально, то только из-за немощи исполнителя. А он-то надеялся набрать армию для борьбы со злом мира!.. Что он ещё мог для них? запретить семилетним малышам чистить трубы и прислуживать в стеклодувном цехе, а сгорбленным, трясущимся старухам — сидеть на паперти в мороз… Избывая уныние, он сам ходил за водой к ближайшему фонтану со вновь изобретённым коромыслом, выструганным за полчаса из отстволья яблони. А то гнал на окраину, на сельский рынок, откуда вёз мешки шерсти, и вот уже три нищенки у камелька изображают мойр, а безумная Жизель вяжет кому-нибудь серую обнову…

Глава СV. Условие

— Что тебя кручинит, милый зверёк?

— Серый Жан меня предал! Я велел ему найти одного негодяя и заманить на растерзание мне, а он, найдя, очаровался им и теперь в тайне хочет меня убить тому в угоду!.. Ах, господин колдун! Мне больше не на кого надеяться! Защитите от вероломства и помогите отомстить!

— Да, наш друг действительно увлёкся неким брюнетом. Тебя он вряд ли тронет: его слишком занимает новая цель. Именно так. Если что-то тебе и грозит, то лишь потеря врага. Дошло до того, что Жан обратился ко мне за оракулом о смерти этого вашего красавца.

— И что вы нагадали!?

— Нечто труднопостижимое: умертвить его может только мёртвый.

— Но… как же это!? Я бы ещё понял, если б умереть одновременно с ним, а тут!.. Ведь это всё равно что невозможно!

— Не совсем, дружок. Очевидно, речь том, что, хоть живому человеку с ним не справиться, но, если ты своей вражде пожертвуешь абсолютно всем, то силы Ада уважат твою страсть и отпустят твой дух для свершения мести.

— … Стать… привидением?…

— Да, говоря попросту…

— Что за бред!.. А! Вижу!: англичанин вас наустил!.. Будьте вы все прокляты!

— Прости, у меня есть лишь такой ответ — для тебя и твоего несчастного соперника.

— Нет! подождите! Не сообщайте условия Жану!.. Это моя добыча! Я должен подумать.

— Что же я ему скажу?

— Скажите,… что эту тварь вообще нельзя убить, что сужденная ей смерть должна родиться и прорасти изнутри неё!

Глава СVI. Свет и тень

Отражённое в окнах противостоящего дома, солнце превращало зеркальную гостиную в самую светлую комнату Парижа. Такое случалось лишь на несколько минут несколько дней в году, если в эти дни ещё не было пасмурно.

Эжен расположился в дверном проёме, сидя на притолоке вниз головой, в один косяк упершись ступнями, по другому растянув спину; ему особенно нравилось в таком положении свесить и расслабить руки. Закрыв глаза, он думал, что одна половина его лица золотится, а другая — черна, но нечего ведь не происходит и вроде не грозит, и, может статься… До второго вздоха его новорождённая надежда не дожила: вошёл Макс.

— Чёрт! Что ты делаешь?

— Ничего, отдыхаю. Смотри под ноги.

Макс перешагнул через порожек, обогнул брошенные сапоги и ухаб в паркете, склонясь под живой аркой, нырнул в горящую комнату, огляделся с неизбежным изумлением.

— Восточные натуралисты утверждают, что скорпиону его зрение позволяет видеть весь горизонт по окружности, а в середине — всё небо, — сказал почему-то.

— Чудны дела Господни, — ответил Эжен, — Ты только с этим ко мне шёл?

— Разумеется, нет. (- сел — )… Мы с Нази сейчас счастливей, чем когда-либо прежде,… но — поэтому… детей мы взять к себе не можем.

— И ты хочешь, чтоб я помог тебе их сбагрить?

— Ужасное слово!

— Да не слово, Макс!..

— Я имею в виду не пансионы. Нужна состоятельная, дружная, здоровая, радушная, настоящая семья — и твой дипломатически талант, мой дорогой???????? всеустроитель.

Солнце погасло. Эжен почесал бок под съехавшей рубашкой, заложил руки за голову.

— Семья… Ннет. Твои сиротские фантазии тут не сыграют. Есть одна мыслишка, но уж если я — пройдоха, то что мне будет с этой услуги?

— Я уйду раньше, чем ты спустишься, — согласен?

— Вполне.

— Только назови своего кандидата.

— Клара де Босеан, моя покинутая кузина.

— Лучше бы я не спрашивал!

— Привет Нази.

Спроваженный, Макс всю дорогу искал оправдания эженову выбору, а Эжен тем временем обедал папироской и радовался, что гость не заметил его шрама.

Глава СVII. Демон

Память никогда не играла с Серым Жаном такой злой шутки. Искать упоминание о каролингах в рукописи «Франкенштейна» он начал скорее от скуки, уверенный, что найдёт быстро и ничего особенного цитата ему не откроет, но, пролистав до половины (он точно помнил, что это где-то в начале), ни на чём не остановился; повторил пробег с растущим тревожным азартом, третий — почти в панике. Всё тщетно. Тогда он принялся читать от слова к слову, зажав уши, как школьник-зубрила; прочесал от корки до корки, и ни одна фраза не зацепила его, кроме рассказа о детских играх героя: «чаще всего мы изображали персонажей Ронсеваля, рыцарей артурова Круглого стола и воинов, проливших кровь за освобождения Гроба Господня из рук неверных». Рассветало… Жан решил, что просто спутал Карлемана с Артуром — для англичанина простительно. Слово Ронсеваль ему ни о чём не говорило.