Происхождение всех вещей

— И какие у вас планы? — спросила Альма.

Амброуз поднял руки, точно взмолившись к небесам:

— Видите ли, я давно уже не строю планов.

— Но чем бы вы хотели заниматься?

— Никто раньше не спрашивал меня об этом.

— Но вот я спрашиваю, мистер Пайк. И хочу, чтобы вы ответили мне честно.

Он взглянул на ее своими светло-карими глазами. Вид у него действительно был жутко уставший.

— Тогда я скажу вам, мисс Уиттакер, — отвечал он. — Я хочу никогда больше не путешествовать. Хочу провести остаток дня в месте столь тихом и работать столь спокойно, чтобы слышать, как я живу.

Джордж и Альма переглянулись. А Генри Уиттакер, словно почувствовав, что пропускает что-то важное, вздрогнул, проснулся и перетянул внимание на себя.

— Альма! — воскликнул он. — Письмо от Дика Янси, что пришло на прошлой неделе. Ты его читала?

— Читала, отец, — живо ответила Альма, меняя тон.

— И что скажешь?

— По-моему, новости самые неутешительные.

— Несомненно. Меня они страшно вывели из себя. Но что скажут на это твои друзья? — спросил Генри, махнув винным кубком на Джорджа и Амброуза.

— Полагаю, положение дел им неизвестно, — заметила Альма.

— Так ознакомь их с положением дел, дочь. Мне нужно другое мнение.

Альма слегка встряхнула головой, чтобы освежить мысли. Это было очень странно. Как правило, Генри не интересовался чужим мнением и в особенности не выспрашивал его у незнакомых людей. Однако он снова нетерпеливо махнул на нее кубком, и она заговорила, обращаясь сразу к Джорджу и Амброузу.

— Что ж, дело касается ванили, — объяснила она. — Около пятнадцати лет тому назад один француз убедил отца вложить деньги в плантацию ванили на Таити. И вот мы узнаем, что плантация погибла. А француз исчез.

— Вместе с моими вложениями, — добавил Генри.

— Вместе с папиными вложениями, — подтвердила Альма.

— Немаленькими, между прочим, — уточнил Генри.

— Весьма немаленькими, — согласилась Альма. Размер вложений был ей хорошо известен, так как она сама оформляла денежный перевод.

— Все должно было получиться, — проговорил Генри. — Климат для ванили идеальный. И лианы росли! Дик Янси видел их своими глазами. Они выросли до шестидесяти пяти футов в вышину. Этот треклятый французишка клялся, что ваниль будет расти как на дрожжах, и оказался прав. Лианы дали цвет — большие цветки с твой кулак. Как он и обещал. Как там говорил этот ничтожный лягушатник, Альма? «Выращивать ваниль на Таити легче, чем пердеть во сне».

Альма покраснела, покосившись на своих гостей. Джордж вежливо складывал на коленях салфетку, но Амброуз улыбался, искренне веселясь шутке.

— Так что же пошло не так, сэр? — спросил он. — Если позволите спросить…

Генри мрачно взглянул на него:

— Лианы не плодоносили. Цветки расцвели и погибли, так и не дав ни одного треклятого стручка ванили.

— Могу я спросить, откуда родом была эта ваниль?

— Из Мексики, — прорычал Генри, бросая на Амброуза взгляд, полный вызова. — Так что скажи-ка мне, юноша, что пошло не так.

Альма потихоньку начала понимать, к чему он клонит. Как она могла недооценивать отца? От взгляда старика ничто не ускользало. Даже в дурном настроении, даже наполовину глухой, даже во сне, он каким-то образом сумел пронюхать, кто именно сидит с ним за столом: эксперт по орхидеям, только что потративший почти двадцать лет на исследования в Мексике и Гватемале. А ваниль, вспомнила Альма, относится к семейству орхидных. Итак, Амброузу устроили испытание.

— Vanilla planifolia, — проговорил Амброуз.

— Именно, — подтвердил Генри и со стуком поставил кубок на стол. — Ее мы и посадили на Таити. Продолжай.

— Я видел ее повсюду в Мексике, сэр. По большей части в окрестностях Оахаки. Ваш человек в Полинезии, этот француз, был прав — ваниль действительно живучая лиана и, подозреваю, прекрасно бы росла в южнотихоокеанском климате.

— Так почему же чертовы лианы не дали плодов? — разъярился Генри.

— Точно сказать не могу, — отвечал Амброуз, — ведь я никогда не видел эти лианы.

— Значит, ты не более чем никчемный рисовальщик орхидей, — огрызнулся Генри.

— Отец… — хотела было вмешаться Альма, однако Амброуз, которого это оскорбление, кажется, ничуть не задело, продолжал:

— Однако, сэр, у меня есть теория. Когда ваш француз покупал саженцы ванили в Мексике, он мог случайно приобрести разновидность ванили обыкновенной, которая у местных жителей зовется oreja de burro, ослиные уши. Она вообще никогда не плодоносит.

— Значит, он был идиотом, — сказал Генри.

— Вовсе не обязательно, мистер Уиттакер. Различить плодоносящую и неплодоносящую разновидности ванили может лишь наметанный глаз. Это очень распространенная ошибка. Даже туземцы часто путают эти два вида. Немногие ботаники способны увидеть разницу.

— А ты способен увидеть разницу?

Амброуз замялся. Ему явно не хотелось порочить человека, которого он никогда не встречал.

— Я задал тебе вопрос, мальчик. Способен ли ты отличить одну разновидность planifolia от другой? Или нет?

— Как правило, сэр, да. Я могу различить их.

— Значит, французишка и впрямь был идиотом, — заключил Генри. — А я — еще большим идиотом, что вложился в его предприятие, ибо тридцать пять акров славной низинной земли на Таити, где росла неплодоносящая ваниль, последние пятнадцать лет простаивали без дела. Альма, сегодня же вечером напиши письмо Дику Янси и вели вырвать с корнем все лианы и скормить их свиньям. Пусть засадит плантации ямсом. И еще скажи Дику, что, если ему хоть раз еще попадется на глаза этот полный дерьма лягушатник, пусть скормит свиньям и его!

Генри встал и, прихрамывая, вышел из комнаты, слишком взбешенный, чтобы завершить ужин. Джордж и Амброуз в молчаливом изумлении провожали удаляющуюся фигуру — в парике и старых бархатных бриджах, старик казался таким беспомощным, но вместе с тем разгневанным.

Что касается Альмы, то ее неожиданно охватило сильное чувство торжества. Француз потерпел крах, Генри Уиттакер потерпел крах, ванильная плантация на Таити, безусловно, потерпела крах. Но Амброуз Пайк, как ей казалось, сегодня кое-что выиграл, впервые появившись за ужином в «Белых акрах».