Проклят тобою
Шрифт:
К счастью она тоже не склонна к пространным беседам.
Подтекает к Ландару, наклоняется, рассматривает его, манит меня.
— Будешь помогать.
— Хорошо, — тут же соглашаюсь, опускаюсь на колени рядом с мужем, откидываю со лба слипшуюся чёрную прядь. Ландар на краткий миг приходит в себя, слабо улыбается мне и снова проваливается в небытиё. Мне приходится собрать всю волю в кулак, чтобы не начать биться в истерике и причитать. Нет, не время канючить. Я полна решимости спасти мужа. Он столько раз вытаскивал меня из передряг. Моя очередь.
Ведьма, меж тем, достаёт из-под
— Мракис опасен. Если его дурная кровь смешалась с кровью твоего мужа, — пиши пропало, девочка.
— Но вы же сказали, что спасёте его? — напоминаю ведьме и брезгливо откидываю жаб, которые нападали прямо на Ландара.
— Спасу тело, но когда мрак доберётся до души — уже ничто его не спасёт. И тех, кто рядом. Когда его глаза почернеют, лучше, если тебя уже не будет рядом. Поняла?
Я киваю, хотя ещё не до конца осознаю, о чём речь. Моя главная цель сейчас — поставить Ландара на ноги. А что будет потом — потом и увидим. Проблемы нужно решать по мере поступления.
Ведьма капает из склянки в порошок, разминает сверху корень, хватает жабу и буквально выжимает её в своё «лекарство».
Стараюсь не смотреть. Ещё бы заглушить писк, треск, чавканье…
Краем глаза замечаю, что ведьминское средство шипит, пенится и грозится вот-вот выскочить из пиалы.
Ведьма что-то бормочет и усиленно размешивает субстанцию прямо своим длинным когтем. Наконец, она становится густой и вязкой. Перестаёт парить. Ведьма слизывает мазь прямо с когтя, шамкает губами и сплёвывает.
— Экая гадость! — морщится она. — В самый раз.
Затем протягивает мне пиалу с лекарством.
— Нанеси на рану.
— Я?
— Ну не я же, — возмущённо говорит она и демонстрирует мне загнутые когти. — С таким-то маникюром.
Верно, только хуже сделает.
Я осторожно беру мазь, ставлю рядом, а сама снова вооружаюсь ножом и, дрожа, — холод, волнение, усталость? — срезаю остатки одежды. Да уж, рана просто жуткая, глубокая с чёрными, словно обугленными краями.
Аккуратно смазываю рану и чувствую, как дёргается Ландар. Он распахивает глаза, по вишнёвой радужке медленно расползается чернота. Ведьма хватает меня за руку, её глаза испугано бегают.
— Он становится мракисом. Не успели. Нужно уходить.
Она хватает меня за руку и пытается утянуть прочь.
— Стоять! — командует Ландар. — Илона, не слушай её. Просто немного… больно, — он со свистом втягивает через зубы воздух. — Я потерплю, лечи. Видишь, помогает.
И действительно в тех местах, где я наложила мазь, рана уже затянулась и превратилась в рубец.
Это обнадёживает. Я сглатываю, киваю и продолжаю мазать. Мне жалко Ландара, но он молодец, не издаёт ни звука, только сжимает и разжимает кулаки да бросает на ведьму испепеляющие взгляды.
Она топчется поодаль, что-то чертит на траве, фыркая себе под нос.
И я просто кожей ощущаю, что впереди, как только Ландар поправится, нас ждёт серьёзный семейный разговор. По душам. Втроём.
Но не время для задушевных бесед. Пока я вожусь с Ландаром, ведьма начинает творить магию. Знаки, которые
она вывела на траве, загораются синим, чёрным, красным; поднимаются, кружатся, заверчиваются в спираль и, наконец, падают к её ногам толстенными пиявками. Она наклоняется к ним, нежно воркует, я же наоборот морщусь, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.Однако она любовно собирает их в ладони и подходит к Ландару.
— Сейчас пиявочек поставим, они-то всю черноту высосут. До капельки. Не чернинки не оставят!
Успеваю вскочить и стать между ней и мужем.
— Не позволю! Ты не посадишь эту гадость на моего Ландара!
Но он вмешивается вновь, говорит строго, резко:
— Не надо, Илона. Пусть. Кровь мракиса… так лучше…
Ну ладно, если ты у нас сегодня мазохист, пожалуйста, я не возражаю.
Пиявок ведьма мне, к счастью, не доверяет, ставит сама. Я стараюсь не смотреть. Ландар стискивает зубы, шипит и сжимает мою руку так, что мне кажется — вот-вот превратит ее в месиво.
Пиявки набухают до колоссальных размеров. Чудится, будто они вытянули из моего благоверного всю кровь.
Но ведьме смерть Ландара не нужна — они всё-таки родня. Поэтому она бережно снимает пиявок и спускает их в фиолетово-чёрную воронку всё из тех же символов.
А потом бесцеремонно пинает Ландара в бок:
— Эй, вставай, разлегся! Дела есть!
Ландар криво ухмыляется, хотя сам ещё бледный, со слипшимися от пота волосами и залёгшими кругами у глаз.
— Руку дай, самому не встать.
Ведьма протягивает ему свою когтистую ладонь, Ландар цепляется и поднимаемся так пружинисто и легко, будто это не он недавно валялся тут располосованный и еле тянул голос.
Не успеваю я и глазом моргнуть, как ведьма оказывается впечатанной в дерево, хрипит и извивается, а Ландар крепко держит её за горло.
— Говори, тварь, — грозно басит он, нависая над ведьмой, — как ты посмела заманить мою жену на поляну с кровавыми ягодами? Как посмела наслать мракиса?
Ведьма пытается ослабить захват, сучит ногами и даже пробует укусить.
Ландар основательно встряхивает её:
— Отвечай, мерзавка!
— Должок! Ты забыл о долге! Вот я и решила напомнить.
— Твой должок — чушь, — рычит Ландар, — и предрассудки.
— Кому предрассудки, — юлит ведьма, — а у кого личная жизнь зависит, так сказать.
Мне надоедает это препирательство, я чувствую, как жутко устала, а нам ещё добираться чёрти куда. Поэтому встреваю в эту почти семейную ссору.
— Ландар, да отдай ты ей, что она просит, и пойдём уже.
Ведьма хватается за его руки, щербато и противно лыбится:
— Вот видишь, какая жена у тебя умница. Отдай!
— Не выйдет, — Ландар поднимает вторую ладонь и нацеливает ей прямо на лицо, ведьма начинает извиваться и верещать. — Мне проще забрать у тебя!
У меня закладывает уши от её вопля. Я вижу, как чёрные вихри с красными всполохами окружают её, тянутся к ладони моего мужа и исчезают в ней, как в чёрной дыре.
Ландар — антимаг, и я понимаю, что он делает: вытягивает из неё магию.
Ведьма дёргается, как висельник, вопит и пытается вырваться из железной хватки моего мужа.