Проклят тобою

Но я упрямо заявляю:

— Нет!

Всё, что рассказал Кир, будоражит и злит. У меня не находится причин не доверять ему: верный друг всю жизнь спасал и оберегал меня. Но рассудок отказывается принимать предательство Ландара.

— Нет! — мотаю головой, отгоняя недобрые мысли.

— Да, коть, — Кир обнимает меня за плечи. — Такое трудно принять, но надо. Он — тёмный. А тёмные всегда лгут, изворачиваются, предают и всегда выбирают власть. Мне жалко разбивать твои розовые очки, но надо…

А я не верю, не хочу верить и, уткнувшись Киру в плечо, размазываю слёзы и упрямо твержу:

— Нет-нет-нет…

Могли лгать слова, даже поступки, не могло только сердце. Его сердце. А я помню, как прижимаясь к нему, всегда слышала взволнованный и неровный стук. Сердце сбивалось с ритма, когда я была рядом.

Поэтому поднимаю голову, ловлю взгляд Кира и говорю:

— Ландар — не тёмный, он вообще антимаг. Он одинаково губителен и для тёмной и для светлой магии.

Кир откидывается на подушки и, тронув пальцем губы, как всегда делает, когда волнуется, произносит:

— В том-то и загвоздка, коть. Сам он не может творить магию, поэтому ему нужен тот, кто может. То есть ты.

У меня, наверное, сейчас брови на лбу, настолько я удивлена. Хотя, какой там — я шокирована! Вот.

— Ты серьёзно? — мне с трудом удаётся сдерживать смех. — Я и магия? Что-то не припомню, чтобы мне письмо из Хогвартса приходило.

— Серьёзнее не бывает, — заявляет Кир. — Ты умеешь колдовать, только несколько по-другому. Не волшебными палочками или чем-то ещё. У тебя магия призыва.

Ой не могу! Смеясь, падаю рядом с Кириллом и колочу по подушке рукой.

— Повеселил! — сообщаю, вытирая слёзы. — Благодарю!

Кир надувается, как мышь на крупу.

Ну вот, рядом с ним и мамины любимые фразочки всплывают. А следом — её лицо, добрый взгляд, усталая улыбка. И внутри тянет и щемит, и становится совсем не до смеха, потому вмиг накрывает тоской. Ёжусь, сжимаюсь, натягиваю на плечи брошенный в ноги плед. Хотелось бы, чтоб меня обняли, но Кир ещё обижен, что я его высмеяла.

Поэтому ласково глажу его по руке и говорю уже безо всякого смеха:

— Мы же с тобой люди двадцать первого века! Ну сам подумай, какая магия?! Волшебства не существует. Так, шарлатанство одно.

— Ну не знаю, не знаю, — уже более миролюбиво отзывается Кир, — последний шарлатан, с которым я столкнулся в двадцать первом веке, продал мне ту самую горошину, что закинула нас тобой сюда. Да и всё случившееся со мной потом серьёзно вылечило от скепсиса. Вот и ты отбрось свой и лучше подумай: не делала ли в последнее время чего-нибудь, похожего на колдовство? Двери, вон, говоришь, в стенах открывала…

А ведь Кир прав, и у меня просто затянулся период отрицания. Всё то, что случилось со мной у Хозяйки Перепутья, ну никак не вмещается в рамки обычного. А вот с точки зрения магического вполне объяснимо. Да и пару часов назад, в лесу, когда я выманила ведьму, что же это было, как не колдовство?

Перед глазами, как на перемотке, мелькают картинки: иней на траве, моё алое платье, россыпь красных ягод, словно рубины в серебре, монстр, разваливающийся на адские головешки… Чёрно-белые сороки…

Кровавая королева! Кровавая королева!

Мотаю головой, отгоняя дурные воспоминания.

Нужно признать: да, получается, я колдую. Без волшебных палочек, зелий и заклинаний. Этакое спонтанное волшебство…

— Хорошо, — говорю я, — допустим, я колдую. Могу призвать дверь или ведьму, но, как видишь, моих сил недостаточно, чтобы вернуться домой. Так что зря ты за этим ко мне пришёл.

Кир пфыкает:

— Я пришёл ни к тебе, а за тобой. Мы с Долорес уже всё спланировали. Осталось только немного тебя усилить, и мы сможем перейти в наш мир.

— Мы?

— Да, все мы. Долорес тоже.

— Это безрассудство, Кир. Тащить сказочную принцессу в современную Россию. Это тебе не павильон студии Дисней. Думаешь, она сможет адаптироваться?

Он вскидывает руку и чуть наклоняет голову:

— А вот тут, коть, мы разберёмся сами, оке?

Пожимаю плечами. Как знаешь, ты у нас старший и умный.

— Кароч, слушай, когда я тебя искал, то встретил странную парочку.

— Тоже мне новость! У меня муж — антимаг и охотник на волшебных монстров. А я рисую двери на стене силой мысли. Ты будешь мне рассказывать о странностях!

Теперь усмехается он, но по-доброму, и в уголках его глаз собираются столь любимые мной лучистые морщинки.

— Ты по-любому очень крута, коть, — с улыбкой соглашается он. — Но и мы не на помойке найдены. Когда-нибудь я расскажу тебе всю свою историю, и ты лопнешь от зависти.

Тыкаю его в бок:

— Зазнайка!

— А то, — он задирает нос. — Словом, та парочка была престранной. Его звали Ганс, а её Марта. Знаешь, как мы познакомились? Они на городской площади ловили сорок. Притом, — он многозначительно поднимает палец вверх, — им нужна была определённая сорока. Сорока, которую зовут Тильда. Представляешь, они ловили каждую и спрашивали у неё имя. Умора! Но то, зачем они это делали, заставило меня познакомиться с ними поближе. Оказывается, эта самая Тильда во главе банды сорок украла у них… что ты думаешь? Горошины! Да-да, удивительные горошины, которые могут исполнять желания. Знакомо?

— Ещё как знакомо, — киваю я. — Ландар тоже дарил мне горошину, но я потеряла её в лесу, когда убегала от Нильса.

— Что ещё за Нильс?

Машу рукой, плотнее заворачиваюсь в плед:

— Так, ублюдок один. Неважно…

— Ладно, — не настаивает он, и тут уже обнимает, прижимая к себе, — а что же Ландар? Так просто отдал горошину?

— Да, — говорю я. — Просто отдал и всё. Правда, она была не совсем такая, как наша. Её нужно было посадить, вырастить и потом только она дала бы урожай волшебных горошин.

— Вон оно чё! — тянет Кир у меня над ухом. — Не потопаешь — не полопаешь.

— Вроде того…

— Хитро он тебя проверял.

— Думаешь?

— Уверен! Потому что если бы захотел найти ту самую горошину, он бы её нашёл.

— Говоришь так, будто у тебя самого карман набит волшебным горохом?

— Не набит, но одна есть.

— Правда? — оборачиваюсь через плечо, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Зуб даю!

— Ладно, верю. И где же она сейчас.

— У Долорес.