Проклят тобою
Шрифт:
Мне становится жаль её. Всё-таки она помогла. А не будь у неё магии — не было бы мази и пиявок.
— Ландар, оставь! — кричу я. — Немедленно прекрати. Ты же убьёшь её!
— Да, — огрызается он в ответ, — но иначе она убьёт тебя. Ей нужна твоя красота.
Ведьма, крадущая молодость и красоту, знакомый сюжет, хоть и не самый приятный. Но это вовсе не значит, что её нужно убить.
Поэтому я настаиваю на своём:
— Оставь!
Ландар отпускает ведьму. Она кулем падает к его ногам, хрипит, отплёвывается тиной и жабами, костерит родственничка на чём свет стоит.
— Ты
— Ты дышишь, — многозначительно замечает Ландар, — так что, считай, отблагодарил. Ты бы могла выбрать кого-то другого, но не мою жену.
Ведьма хохочет, а кажется, будто каркают вороны.
— Ты сам пообещал мне свою невесту, — напоминает она.
И он бьёт себя по лбу:
— Мракис меня раздери! Я думал, то будет Элиолл или Марика. Не помню уже, на ком из них собирался тогда жениться.
Ведьма садится, растирает руки, мнёт ноги, чуть ухмыляется, должно быть, ощущая, как они вновь наполняются магией. Вокруг неё снова начинает хлюпать и булькать болото.
— Мне без разницы, как её зовут, — говорит ведьма. — Пообещал, будь добр исполнить. Ты же король! Твоё слово закон!
— Именно, — ухмыляется Ландар. — Я хозяин своему слову: захотел — дал, захотел — забрал, захотел — казнил, захотел — помиловал.
— Ну что ж, будь по-твоему, хозяин. Всё равно скоро поймёшь, какую беду навлёк на себя и королевство, когда притащил залётную. Она же — твоё проклятие. А проклятие, дорогой мой, как гниль, разрушает всё, к чему касается. Она погубит и тебя, и всё, что тебе дорого.
Ландар хмыкает:
— Уж мы без тебя как-нибудь разберёмся, — подходит ко мне, обнимает, трёт плечи: — Озябла?
Только теперь понимаю — да, и очень сильно. От Ландара веет жаром, как от адских головешек, так что жмусь к нему сильнее в попытке согреться.
— Эй, Болотная Колдунья, — окликает Ландар, — ну-ка, отправь нас во дворец. Ты нас сюда затащила, ты и назад верни.
Она недовольно бормочет — слов не разобрать, да я и не хочу, мне хорошо в объятиях мужа, — и фыркает рассерженной кошкой.
Снова что-то чертит на траве, проговаривает формулы. Вновь знаки на земле загораются, заверчиваются в воронку. Болотная Колдунья бросает туда горсть ягод и одну зазевавшуюся сороку. И вот над поляной является чёрно-фиолетовый треугольник портала.
— Идите, ваши величества, — ехидничает и картинно раскланивается ведьма, — скатертью дорожка. И пусть Бог-Гончар будет милосерден к вам, дабы сосуд вашего брака был крепок и не разбился.
— Заткнись, — огрызается Ландар, подхватывает меня на руки и шагает в портал.
Нас выбрасывает под скалой, на которой высится замок.
Ландар чертыхается, костерит ведьму, бережно опускает меня наземь.
— Эта старая корга, конечно же, не могла отправить нас прямо в замок. Нужно было поиздеваться! Видела же, что ты замёрзла.
Я пожимаю плечами.
— Ей плевать, она обижена.
— А я — зол. Ну ладно, идём, здесь неподалёку есть лестница наверх.
Лестнице, кажется, нет
конца, как той, в башне. Мы поднимаемся, поднимаемся, а замок не приближает ни на метр. Так и высится над нами чёрной громадой.— Давай передохнём, — я прислоняюсь к стене, тяжело дышу, чувствую, как колет в боку. Ландар нависает надо мной, проводит рукой по щеке, ранено улыбается:
— Мне много нужно тебе рассказать… Обо всех моих родственниках…
Я ловлю его ладонь, прижимаюсь к ней щекой.
— Их же там целая галерея, — жалобно пеняю я, — боюсь, не запомню.
Ландар наклоняется и целует:
— Учись запоминать. Генеалогия — хлеб коронованных особ. Да и потом — всегда надо знать, кто из родственников может всадить тебе нож в спину. Иногда это спасает жизни.
Я грустно улыбаюсь:
— Если верить ведьме, то главная твоя беда — это я.
Прикрываю глаза, а в голове до сих пор сороки кричат: кровавая королева, кровавая королева…
Ландар упирает лбом в мой лоб.
— Я проклят тобою, — говорит он, проводя рукой по спине, — и благословлен. Моё сердце, мой мир…
У меня внутри что-то натягивается, тонко-тонко, дрожит, звенит, и нужно сберечь, чтобы не лопнуло. Да ещё и глаза предательски щиплет.
— Идём, — нежно шепчет он и берёт меня за руку, — уже немного, а то замёрзнешь совсем.
Действительно, ещё через пару пролётов мы оказываемся возле небольшой двери. Ландар пропускает меня внутрь, в узкий коридор, скупо освещённый редкими факелами. Он вынимает один, светит перед собой, командует:
— Иди сзади, не отставай.
Коридор петляет, запутанный, словно лабиринт. Окажись я здесь одна, потерялась бы вмиг. А Ландар ведёт уверенно, видимо, каждый поворот ему знаком.
Из-за очередного нам навстречу показывается группа людей. Впереди — глава королевской стражи, за ним — несколько стражников в доспехах, между ними маячит голова какого-то несчастного. Нет сомнений в том, куда и зачем его ведут. В таких коридорах, как тот, в котором мы сейчас, обычно располагаются пыточные казематы.
— Ваше величество! — обрадовано восклицает глава стражи. — Не ожидал вас здесь встретить. Но это и хорошо, мы вон лазутчика взяли, — он кивает на человека между стражниками, неровный свет факелов выхватывает его волосы невероятно-чернильного оттенка. — На допрос ведём.
Ландар серьёзнеет и подбирается весь.
— Где вы его взяли? — строго спрашивает он. И плевать, что сам сейчас похож больше на оборванца, чем на короля, держится с таким достоинством, что нет никаких сомнений в его истинном происхождении.
— На южной границе, — отвечает глава стражи, и остальные утвердительно кивают, — вынюхивал всё, о королеве расспрашивал.
Он указывает факелом на меня, и пленник, только теперь чётко разливший мою фигуру, кидается вперёд с криком:
— Илона! Коть! Всё-таки ты!
И я узнаю его. Несмотря на дикий цвет волос, на нелепую одежду, даже на голос, ставший грубее и глуше.
Так меня называет только один человек на… во всех мирах.
— Кир!!! — кажется, я сама глохну от радостного вопля. Бросаюсь к нему, висну на шее, смеюсь.