Проклятая Мангазея

– Ты не огорчайся, Тима. Я ещё никого не любила. А с тобой я что-то такое по­чувствовала. Ещё не знаю что это, но ты мне сразу приглянулся, как увидела. А му­жики... Такая у нас баб доля, что нас не спрашивают. Не обижайся. Мне с тобой было по-настоящему замечательно. Все предыдущие ничего не значили для меня и даже удовольствия не получала. Правда, Осипа я уважала. Но ему уже за пятьдесят. А с тобой чувствовала совсем иначе. Ты молод, горяч и тороплив. И всё это мне было так приятно ощущать.

– Ты меня совсем заговорила, Айсе. Может, продолжим? – И не дожидаясь ответа, начал настойчиво ласкать её горячее тело, жаждущее и трепетное. Такое милое и желанное. – Никак не решу, какое имя мне больше нравится. Оба хороши.

Она блаженно тихонько засмеялась, отдаваясь ему с жаром изголодавшейся по лю­бви женщины. Им было хорошо и радостно.

Глава 9

Тимошка перебирал в уме происшествие прошлого дня. И странное дело, он постоян­но возвращался мыслями к Гапке. Сравнивал их и всегда отдавал предпочтение Ай­се. Гапка тускнела перед этой женщиной, хоть была на шесть лет моложе. И уже ри­совал себе картины совместной жизни.

С этой целью он достал из тайника три шкурки соболя и определил, что они не такого качества, как раньше. Понял, что летом от них мало что останется. Всё же тщательно забросал снегом место среди низкого кустарника и в раздумье задумал­ся, как сбыть товар. Плохо, коль таможня дознается про такое. Тогда уж точно от­ведает кнута. А так не хочется!

Две недели искал посредника, боясь, что тот выдаст его. Потом посоветовался с Ксюшей. Та выслушала его внимательно, настороженно. Дело явно опасное.

– Ты погоди малость, Тима. Я попытаю Осипа. Он мужик ушлый и торгует рухля­дью. Вполне можно подложить эти три шкурки и можно надеяться, что они пройдут. Лишь бы приказчик не проверил слишком дотошно. А с него станется.

– А этот приказчик не согласится за одну шкурку продать остальное? Как у не­го с тобой отношения?

– У меня со всеми хорошие отношения, Тима. Можно и так предложить ему. Лучше честно всё делать. Тогда ничего не выйдет наружу. А от ошибок никто не зарека­ется. Так ему и скажу. Пусть попробует.

– А что он за мужик? Старый или так себе?

– Так себе, – ухмыльнулась Айсе. – Я смогу с ним договориться.

– Меня не упоминай, девка.

– Само собой. Не полная я дура, Тимочка. Я многое повидала в торговле. Знаю.

Уже через три дня она с гордостью заявила Тимке:

– Всё в порядке, Тима. Давай шкурки и через неделю-другую получишь деньги.

– А по чём договорились продать?

– Он будет продавать всё сразу большой партией. Так что дороже четырёх рублей не получится. Зато безопасно и тайно. Он мужик такой, что лишних вопросов не привык задавать. Осип этого терпеть не может.

– Тоже грешен бывает? Или что?

– Купец завсегда грешен в торговле. Тут и спорить нечего. Ну ты согласен?

– Конечно! Даже десяти рублям буду рад. Остальное тебе или ему. Как сама решишь. Или он польстился на что-то иное?

– Вроде того, – загадочно ответила Ксюша. В глазах смешинок не было. Тимошка всё понял. Спорить и протестовать не собирался. То было для дела и ничего общего с чувствами не имело. Неприятно, конечно, но дело есть дело.

Через две недели Тимошка получил от Ксюши десять монет золотом. То были большие деньги и месяц позволяли жить на широкую ногу. И всё же он нанялся на работу. Перевозить нартами мелкие грузы между стойбищами и зимовьями. Дело для него привычное, и давало возможность не тратить отложенные деньги.

– Тимоша, ты слишком часто бываешь в отлучке, – жаловалась Айсе. – Я скучаю...

– Так ведь мне надо деньги зарабатывать. Как без них!?

– Если только в этом дело, то я легко могу это поправить.

– Что ты говоришь? Как поправить?

– Мне ничего не стоит ежедневно брать у Осипа несколько монет. Заметить невозможно. А на пять копеек свободно можно жить в день. Вещей у меня достаточно. Что скажешь, милый мой труженик?

Тимошка скривился от таких предложений. И ретиво возразил:

– Не городи дуростей, девка! Кого ты собираешься из меня делать? И так ленив не в меру. А ты такое говоришь! И не думай. Можешь брать сколько хочешь, однако работу я не брошу. Все смеяться будут надо мной, дураком. И правильно сделают!

– Хорошо, хорошо! Пусть так. Успокойся! Разве нельзя сделать предложение? Не хочешь, так и не надо. А монетки я буду помаленьку брать. Хотя Осип не жадничает и всегда готов дать мне даже рубль серебром. Однажды, ещё в Тобольске года два назад дал мне золотой. Потом мне из уже накопленных сделали манжету. Цепочку Осип отдельно подарил, когда мне исполнилось двадцать один год. Совсем недавно. Я тебе покажу когда-нибудь. Сейчас я её не ношу.

– А он знает про нас? – сменив Тимка тему.

– Не говорил. Думаю, что если и не знает, то догадывается.

– И что? Тебе разве ничего не грозит? Побьёт ещё. Тогда я могу и вступиться!

– И не думай! Это ничего не даст. Он же обещал выдать меня замуж. А чем ты плох? Богатства нет, так то дело наживное. И не обязательно жить в богатстве. Можно и малым довольствоваться. Я никогда о роскоши не мечтала. А теперь и по­давно. С тобой мне ничего больше не надо. Любить и быть любимой так приятно. Думаю, что это и есть счастье. Раньше я о таком и не помышляла. А вот встретила тебя и сразу поняла, что ты мой суженный.

– Что, так просто и поняла? – удивился Тимошка. – Мне ты тоже сразу запала в душу. Или в сердце, – заулыбался Тимошка глупой улыбкой баловня судьбы. – Ты говорила, что твою мать снасильничал атаман Ермака. Как имя его, знаешь?

– Когда мать была ещё жива, я ни слова не понимала по-русски. Для меня ваши имена казались трудными. Я и не пыталась их запомнить. Мама мне говорила...

– Жаль. Можно было бы попробовать отыскать твою родню. Вот было бы чудо!

– Перестань! Мне такого не требуется. Родня! К черту ту родню! Хватит уж!

Тимофей впервые видел Ксюшу такой свирепой. С удивлением попробовал успоко­ить, спросив участливо:

– С чего ты так? Тебя так сильно обидели русские?

– С них все мои беды и начались. Маму выгнали в такую глушь, что и предста­вить трудно. Потом её смерть, и продажа меня Осипу. Тут мои мытарства закончи­лись вполне благополучно. К этому мужику никаких вопросов. У него я жила прос­то припеваючи. Почему-то он ко мне благоволил. Даже сейчас он ни разу не спросил о тебе. Словно тебя и нет вовсе. Или что задумал?