Проклятие
Шрифт:
И пока люди вокруг принимали жизнь как данность, наполняя ее обоснованными и не очень эмоциями и ощущениями, Драко не отпускало лишь одно чувство — жажда жить. Счастливо или не очень, весело ли, скучно ли, заурядно или нет — это было неважно.
Драко просто хотелось жить.
К сожалению, как и подавляющее большинство из нас, Малфой понял это, лишь когда судьба ткнула его носом в стремительно приближающиеся финальные титры. Что будет, когда придет черед Драко против своей воли передать всему магическому миру прощальный привет Темного Лорда, в который вместе со своей наичистейшей кровью умудрился вляпаться Люциус (вряд ли добровольно, конечно)? Малфой не знал. Но справедливости
Драко бы оценил шутку побежденного, но не поверженного Волан-де-Морта, если бы не в крови его рода было запечатано послание слетевшего с катушек Реддла.
Ерунда вроде ни к чему не обязывающих интрижек, чистоты крови, влияния в обществе, какие-то псевдо-дела и заботы, которыми была заполнена жизнь — все это испарилось моментально. Даже злость на отца, обида и жалость к самому себе временами отходили на второй план, уступая место внезапно проснувшемуся яростному, животному желанию жить. Оказывается, только это имеет значение, когда балансируешь на краю пропасти.
Маггловские дома, чужие палочки и постоянные, ежедневные, ежеминутные поиски решения. Все это стояло поперек горла, но пока Драко был не один, надежда не угасала. Смерть Нарциссы, пожалуй, стала финальным аккордом в борьбе с затянувшейся черной полосой.
Бежать. Сейчас, сразу.
Видит Мерлин, если бы он только мог, Малфой дал бы деру прямо в этот самый момент, не мучаясь чувством вины и пустыми терзаниями.
Он ведь не Поттер, чтобы жертвовать собой ради других. Не сумасшедший идиот с маниакальной потребностью лишить себя жизни во благо добра. Он не герой. Ему до безумия хочется просто жить. Не каждый второй и даже не каждый сотый рожден для подвигов.
Малфой дал себе слово — он свалит, как говорят французы, по-английски, как только разберется с одной из двух своих проблем. И если кровное проклятие даже не проблема, а настоящая ж… Короче, дилемма неразрешимая. То, хвала всем известным и неизвестным богам, в решении второго вопроса положительная динамика отчетливо наблюдалась.
Да-да, пока Поттер и стадо тупоголовых мракоборцев носятся по всей магической Англии, его подружка… Да, именно Грейнджер, именно она устранит последствия опрометчивой и безуспешной попытки Малфоя-младшего найти лазейку в наложенном проклятии. А после — плевать он хотел на все и всех, счастливо оставаться.
— Гре-ейнджер, — протянул Драко, — как же я рад тебя видеть. Неужели это не взаимно?
Удивительно, но в ее присутствии (он ощутил это еще в прошлую их встречу) ему удается забыть о той чертовщине, что происходит в жизни, и раствориться в язвительных замечаниях и шпильках в адрес Гермионы. Он чувствует себя почти как в детстве в Хогвартсе, когда увенчавшаяся успехом попытка задеть гриффиндорцев задавала отличное настроение на весь оставшийся день.
Было странно и даже нездорово признавать, что рядом с заучкой Грейнджер он оживал. Впервые за долгое время он не размышлял о том, почему все случилось именно с ним, не жалел себя, не злился на Реддла, Поттера, отца, не представлял, каково это — когда зеленый свет Авады летит прямо в тебя — больно ли, страшно или странно? И изменится ли как-то его собственная жизнь, когда проклятие перейдет из режима ожидания в активный режим?
Сейчас он впитывал ее раздражение, резкие жесты, мимику, а в голове и на языке уже роились и зудели тысячи острых и остреньких фраз, двусмысленных вопросов, невзначай брошенных язвительных замечаний и ничего больше, ни одной поганой мыслишки на ту тему. Кайф.
— На твоем месте, Малфой, — сухо начала
Гермиона, — я бы перестала игнорировать мои вопросы. Зачем ты пришел?— На твоем месте я бы перестал задавать идиотские вопросы, Грейнджер, — отозвался Драко, подражая интонации собеседницы. — Ты прочитала?
Прочитала? Он издевается? Да ей уже во сне являлись страницы из рукописи! Гермиона чуть ли не вызубрила ее, стараясь отыскать какие-то зацепки. А когда она их нашла, картина происходящего открылась с такой бредовой и нелепой стороны, что вызвала больше вопросов, чем ответов.
Сдержав недовольный вздох, Грейнджер взмахнула палочкой, и из ее туго набитого портфеля выплыла небольшая книга (в видавшем виды кожаном переплете) и направилась в сторону Драко.
— Эй, мастер левитации, осторожнее, — театрально возмутился Малфой, поймав отправленную ему рукопись. Он преувеличенно нежно погладил потрепанную обложку и сообщил: — Пергамент из человеческой кожи как-никак.
— Отличное представление, — Гермиона закатила глаза, чем вызвала на лице слизеринца довольную ухмылку.
— Что-то не так? — Драко явно получал удовольствие от происходящего. Его голос звучал наигранно-невинно, а лицо выражало почти (почти!) искреннее изумление. — Неужели тебе не понравилась книга?
— Я в восторге, — мрачно проговорила Гермиона, сопровождая свои слова кислой улыбкой. — От магии. А конкретно — это ее направление и все, что с ним связано, особо не вдохновляет. И не делай вид, что это не очевидно.
— Ну, не знаю, Грейнджер, — протянул Малфой, — как по мне, так это странно, — и, поймав вопросительный взгляд ведьмы, продолжил: — Это все равно, что признаться кому-то в любви, а потом добавить “только вот что-то твоя правая нога меня не особо вдохновляет, ты не мог бы от нее избавиться?”
— К чему ты ведешь?
— Может, Годелот и был немного того, но нельзя отрицать, что он гений. То, на что способна магия в умелых руках, — Малфой указал на рукопись, — феноменально. Разве темное не может быть великим? И не делай вид, что это не очевидно, — смакуя последнюю фразу, произнес Драко.
Почему-то ему доставляло удовольствие тыкать ее носом в идеологические тупики, в которые, как он считал, ее загнало желание быть всегда на “правильной” стороне и отстаивать “правильные” вещи. В мире Грейнджер и ее дружков наверняка все поделены на хороших и плохих парней. Заучка не похожа на узколобого рыжего остолопа, но кто знает, может, за столько лет и ей хорошенько промыли мозги, заразили слабоумием, и теперь она так же делит все на черное и белое, не замечая других оттенков?
Гриффиндорское трио, хоть и состояло из трех человек, иногда напоминало единый слаженный механизм. Друзья, обладавшие довольно разными характерами и темпераментами, дополняли друг друга и были “на одной волне”. Их мнения расходились в мелочах, но глобально они действительно всегда смотрели в одном направлении. А сейчас перед Гермионой сидел человек совершенно иного склада, который парой простых слов, легко и обоснованно озвучил то, что шло наперерез устоявшейся грейнджеровской вселенной, ее представлениям и суждениям.
Малфой сказал ей что-то серьезное, здравое, лишенное издевки, наверное, первый раз за всю историю их “общения”.
Часть ее (прости, Мерлин!) не могла не согласиться с ним, а другая навязчиво твердила голосами Гарри и Рона: “Гермиона, это же Малфой!”
Она много лет провела с Драко бок о бок. Не в буквальном смысле, но вместе с Хогвартсом, волшебством и преданными друзьями в ее жизнь пришел и противный мальчишка со злым языком. Так или иначе молчаливый и не очень образ Драко Малфоя был неотъемлемой частью жизни закадычной троицы.