Проклятие

И тогда Грейнджер сделала то, что удавалось ей может и не всегда легко, но практически безупречно, и за что друзья часто ее упрекали. Она очень (может даже слишком) часто оправдывала людей. И сейчас она попыталась подыскать оправдание молчанию слизеринца, а он (что вполне ожидаемо) не возражал.

— Ты не можешь мне это сказать? — спросила она.

Гермиона уже уверила саму себя — у него есть причина молчать. Какая именно, Грейнджер пока не знала, но не сомневалась — разберется позже. Удивительно, какие витиеватые многоэтажные суждения способен генерировать наш разум, когда мы пытаемся найти оправдания или объяснения чьим-то действиями и поступкам.

— Да, — выдохнул Малфой, — не могу.

Что ж, это действительно близко к истине. Он планировал изысканное вранье, смесь лжи и правды, сдобренных изрядной порцией мистики — отличного способа замаскировать все и вся. Но в этом не было нужды.

Хоть Драко и упрекнул ее в обратном, умница Грейнджер не задавала лишних вопросов. Все по существу. Хотя это же и настораживало.

— Ты хочешь, чтобы я провела для тебя ритуал крови? — прямо спросила Гермиона.

— Нет.

— Тогда что?

Малфой слегка оттянул ворот рубашки, демонстрируя девушке угольно-черный рисунок вен. В прошлую их встречу сеть покрывала торс, концентрировалась в районе сердца и едва доходила до ключиц. Сегодня же пульсирующий узор миновал ключицы и подбирался к середине шеи. Что будет, когда он окутает все тело, Гермиона не знала. Судя по тому, как сдал Малфой всего лишь за неделю, ничего хорошего ждать не приходилось.

— Я думаю, можно остановить это, обратив ритуал. Отменить его, — произнес Драко. — Контрзаклинание, Грейнджер.

— Но в рукописи нет такой информации, не указано, как это сделать, возможно ли такое вообще, — задумчиво протянула Гермиона.

Ее чувства и мысли были в таком противоречивом смятении, что ничего более конкретного спросить или сказать она просто не сумела. Вопросы, факты, догадки — все смешалось в полнейшую неразбериху. Ей определенно нужно было больше времени, чтобы во всем разобраться.

— Да ты шутишь, серьезно? — язвительный тон Малфоя вернул Гермиону из юдоли разума на землю. — А я-то думаю, что за херня со мной творится?

— Хватит, — прервала волшебница намечающийся поток ораторского излияния однокурсника. — Ближе к делу, Малфой. Я по-прежнему не вижу связи между мной и твоей проблемой.

Драко неспешно встал и, обойдя вокруг стола, оперся о его край, оказавшись напротив Гермионы.

— Контрзаклятие, Грейнджер. Как ты проницательно заметила, его нет. Но это не помешает тебе его изобрести, — произнес Малфой таким будничным тоном, будто они обсуждали зелье от простуды.

— Почему я? — спросила Гермиона.

Из-за разницы в росте ей приходилось смотреть на Малфоя снизу вверх, и ей это не нравилось. Ее не отпускало ощущение, что сейчас ведомая — она, а направление и ход беседы задает Драко, сообщая ей лишь то, что считает нужным.

— Думаешь, я начну петь оды твоему интеллекту? — Драко не упустил возможности снова уколоть Грейнджер. — Ты сама знаешь, что о тебе говорят. Если уж кому это под силу, то тебе.

Он был прав, Гермиона знала, как ее называют. Журналисты не стеснялись в эпитетах, описывающих ее аналитические способности и магический потенциал. Со временем из просто талантливой, одаренной ведьмы она превратилась чуть ли в умнейшую и мудрейшую представительницу женского пола за последнее столетие, если верить газетным писакам. Была ли согласна Гермиона с тем, что о ней говорят и пишут? Отчасти. До мудрейшей ей определенно было далеко, но интеллектуальные вызовы ее не пугали, а скорее приводили в приятный тонус. Ничто не могло сравниться с упоительным мигом триумфа, одержанного над сложным профессиональным вопросом. К тому же Гермиона была необычайно упряма в достижении своих целей, никогда не позволяла себе пасовать перед трудностями и всегда билась над разгадкой до победного конца.

Гермиона нахмурилась. Малфой, которого она знала, скорее бы подох в канаве, чем пришел к ней. Да и еще якобы из-за того, что какие-то газетенки, называли ее самой умной ведьмой века.

Драко, будто прочитав сомнение на лице Грейнджер, вдруг добавил:

— Твое изобретение, Грейнджер, этот контракт, — сказал Малфой. — Во-первых, это обнадеживает, ты в состоянии создавать новые чары. Во-вторых, зная тебя, ты продумала каждую деталь, не подкопаешься. И он точно не позволит тебе выдать информацию обо мне. Скажи, что с тобой случится, если попытаешься, а? В тебя ударит молния? Или с неба упадет рояль на голову?

Девушка покачала отрицательно головой. Она не могла понять, верит ли она Драко. Что-то внутри твердило, что этих причин недостаточно, хотя и звучат они более или менее убедительно.

— Как кровожадно, — слабо усмехнулась Грейнджер, — я просто не смогу ничего рассказать о твоем состоянии, о наших встречах. Если попытаюсь, звучать будет одна околесица, лишенный смысла текст. Что-то вроде глупых детских считалок или рассказ о танцующих морских свинках.

— Рояль был бы лучше, — улыбнулся Драко.

Это было странно. Наверное, Гермиона никогда не перестанет думать о том, что очень необычно и даже ненормально говорить с ним так долго, слышать от него что-то серьезное, пускай и сдобренное сарказмом и иронией, видеть, как он улыбается — так просто и обыденно, словно перед ним не та, кого он изводил все их детство, а кто-то другой. Интересно, он сам вообще осознал, что улыбнулся Гермионе Грейнджер?

Гермиона слабо ответила на улыбку, но тут же посерьезнела.

— Малфой, ты же понимаешь, что этот договор не помешает мне оглушить тебя и вызвать мракоборцев? Ты ведь именно от них бегаешь.

Драко сглотнул. Грейнджер не должна была знать. Неужели трепло-Поттер слил таки ей информацию (и всю ли или лишь часть?), которую так рьяно скрывало Министерство? Неужели в Министерстве работают такие олухи, что даже не потребовали непреложный обет от тех, кто имел доступ к этим данным?

— Ты не выдашь меня, — в голосе Малфоя промелькнули привычные надменно-равнодушные нотки.

“Играет”, — подумалось Гермионе.

— Отчего такая уверенность?

— Ты же правильная, Грейнджер, — безупречно ровным и спокойным тоном произнес Драко, — я пришел за помощью, страдаю, мучаюсь. А у тебя руки чешутся разгадать этот ребус. Ты попытаешься разобраться во всем сама, прежде чем прибегать к крайним мерам. Гриффиндор и все такое. Благородство, сострадание. Да и любишь ты мозгами шевелить, признайся.

Волшебница глубоко вдохнула. Змееныш.

— От слизеринца это звучит не как комплимент, — скептично заметила она.

— Что есть, то есть, — пожал плечами Малфой.

Они молча смотрели друг на друга, думая каждый о своем, но практически об одном и том же, пока Драко не нарушил тишину:

— Грейнджер, помоги мне.

Гермиона вздрогнула.

Как же она могла дать ответ, если саму внутри раздирают сомнения. Гарри бы безусловно хотел, чтобы она держалась подальше. На его стороне Аврорат и Министерство, вряд ли ему что-то угрожает. Здравый смысл твердит не вмешиваться. Логика и рассудительность всегда были сильными сторонами Гермионы.