Проклятое поместье
Шрифт:
Неужели все происходящее лишь моя выдумка на почве смерти Себастиана? А как же его письмо, в котором он говорит о призраке наследника? Не уж-то мой муж тоже был сумасшедшим? Я пытаюсь судорожно вспомнить, что появилось раньше: письмо или сама Тень? А сейчас я грею руки у огня и думаю, сквозняк ли стучал в мои двери или Человек, Который Всегда Стоит В Углу?
Я осматриваю свое тело — все в ссадинах и синяках, и не могу понять, откуда их взялось такое множество? На моих бедрах остались следы чьих-то рук... Отпечатки пальцев точно подходят мне по размеру. Я чувствую удар тока по позвоночнику от одной лишь мысли, что все эти увечья
И вот я уже ползу обратно на кровать и слышу как в непроглядной тьме, где-то под шкафом в сундуке шибуршатся куклы.
Теперь я слышу их голоса:
— Почему ты заперла нас, Белатрис? Немедленно объяснись.
— Триси, мы были к тебе несправедливы, пожалуйста, выпусти нас.
— Трис, дорогуша, мы не желали тебе смерти, мы лишь хотели добра для тебя. Мы видели, как ты мучаешься. Отопри сундук, и мы снова будем вместе — пить чай.
— Она не откроет нам девочки и нечего перед ней унижаться.
— А твой папаша не рассказывал тебе, откуда у нас человеческие волосы, Триси? Твой страх детства. Ты помнишь его?
О чем это они говорят? Я застываю на полпути.
"Папенька, волосы-то у куколок настоящие?"
"Конечно же нет, Белатрис".
— Это работа кукольника, — с досадой отвечаю я, — причем тут мой отец?
— Не было никакого кукольника, и ты это знаешь! Ты помнишь, как в родительском имении пропало трое дочерей служанок? И как их всех нашли утопленными в пруду, без волос?
"И впрямь без волос..."
— Это не правда! Совпадение! У девочек были вши и их постригли незадолго до смерти!
— О Триси, не ври себе. Ты помнишь, как смотрели слуги на твоего отца дворянина?
"Нужно только добраться до кровати".
— И ты знаешь, что он пропал, спустя два дня после инцидента.
— И его вовсе и не задрали волки, Белатрис.
— Его встретили разгневанные крестьяне с вострыми крюками.
— Твой отец был убийцей!
— Не правда! — Дрожащими пальцами я откручиваю крышку с баночки, роняя желтые шарики валириума на пол, я судорожно пытаюсь их собрать и в конечном итоге, наконец, засовываю два пальца с пилюлями в рот.
— Признай это, Трис — твой отец...
Валириум падает под язык и превращается в шипящую пену, принося с собой кратковременное онемение рта и волну облегчения. На этом голоса стихают.
Я лежу на полу.
— Мой отец был порядочным человеком... порядочным...
* * *
Всю неделю болезни, я кричала так, что даже осипший голос на время отдал полномочия крику, и не кричала я уже вовсе, а, в самом деле, орала.
Но в эту ночь. В эту самую тихую осеннюю ночь, когда я успела принять лекарства и начала медленно погружаться в сон, на поместье, наконец, опустилась гробовая тишина.
ГЛАВА 8 ПРИЗРАЧНЫЙ УРАГАН
Я вижу в зеркале измученное лохматое существо уже мало похожее на человека, и с сожалением признаю, что вижу собственное отражение. От былой красоты не осталось и следа, и мои губы сжимаются от ненависти к времени. Трость поднимается в воздух, я слышу, как она рассекает его подобно хлысту и как гремит битое стекло, падающее на пол к моим ногам! Я уничтожила эту старуху! Не попадайся мне больше на глаза.
За окном раздается треск падающего дерева и скрежет веток о стены. Глухой удар сотрясает весь дом. "Что там происходит?"
Мне приходится подойти к окну, и теперь я вижу, как снаружи,
гонимые ветром прочь листья, сметают все на своем пути. И в то же время за дверью лает щенок, и я вспоминаю, что, завела собаку. Я иду к двери, превозмогая боль в ноге, чтобы скорее впустить Пушка, но за порогом пусто.— Пушок! Пушок! — зову я что есть силы.
Но только ветер гуляет по пустынным тропам.
Прежде чем закрыть дверь, я всматриваюсь в небо и от увиденного мне становится дурно. Там, в сердоликовой вышине, водоворотом неистовых облаков собирается зловещая воронка, а в ее центре сияет солнце, сражаясь с всепоглощающей тьмой. Столбы света пронизывают громадные тучи, словно божественные копья.
Настоящая буря пришла на округу.
И вновь я слышу Пушка. Но на этот раз я могу его видеть.
Он манит пойти за собой.
— Вернись Пушок! Вернись!
Ах, непослушная собака. Позабыв про боль в ноге, я устремляюсь за ней.
* * *
Я слышу шум пропеллера и вижу, как из-за темной тучи выныривает одинокий кукурузник, он рассекает небо и растворяется где-то там, в вышине, среди облаков. А через пять минут мне на голову падают листовки, словно белые хлопья снега.
Одна из них прямо в руки.
"Ураган Сиджилия — категория опасности 10/10.
Соблюдайте меры:
1) Заприте двери и окна.
2) Привяжите скотину.
3) Спрячьтесь в подвале дома.
4) Если ураган застал вас на открытой местности, ложитесь на землю и закрывайте ладонями голову.
5) Держитесь подальше от деревьев.
6) Ждите помощи, она прибудет.
Внизу подпись: Ваш мэр Дор".
* * *
В погоне за Пушком, я достигаю могилы Себастиана. На минуточку я останавливаюсь у покатого холмика и представляю, как там, в глубокой яме, при свете свечи, в компании висящих червяков, теперь живет мой муж. Я принимаю валириум, чтобы случайно ничего не увидеть. И таблетка растворяется у меня под языком, а следом за ней на земле растворяется и Пушок.
Теперь я догадалась, что собачонка — выдумка.
Я просто потрясена. Да кто угодно, но только не Пушок. Такой звонкий, живой — всего лишь на всего выдумка. Я едва не плачу. Но с другой стороны, есть и хорошие новости: быть может, Тень с дворецким, тоже лишь плод моего воображения.
Теперь я в этом почти уверенна.
Пришла пора дать отпор своей немощи.
Пальцы крепко сжимают в кармане баночку валириума.
Но тут порыв ветра будто вцепляется зубами в мое платье и мотает его из стороны в сторону, точно голодный пес. Я оказываюсь лицом к могильному камню и вдруг замечаю прилипший листок. Он отличается от тех самолетных листовок своей желтизной. Я думаю, что это страница дневника и поспешаю схватить ее.
Исписанная с обеих сторон мелким почерком бумага. Будто сам Себастиан дает мне подсказку. Возможно, он хочет в чем-то покаяться.
Я читаю строчку за строчкой, а кольцо из туч, над моей головой, становится все мрачней и мрачней. Теперь массивные громадины закручиваются по спирали, а солнце и вовсе исчезает в глубине водоворота. На Гренвиль опускается мрак.
* * *
" Запись 14. 1926 год
Об этом происшествии не должен знать никто. Сегодня вечером я убил Жузеппе Фольтьера — нашего дворецкого. Этот мерзавец осмелился мечтать о моей жене. И я убил его, клянусь честью!