Проклятый берег
Шрифт:
– Слушай, Копыто, не надо мне больше никаких объяснений. Турецкого Султана можешь считать покойником. Я ему свой приговор вынес.
– Если я встречусь с ним, придется ему представить очень убедительные доводы, чтобы остаться в живых.
Мы пожали друг другу руки. Чурбан Хопкинс может мирно покоиться на дне морском. Его смерть не останется неотомщенной.
Глава третья
БЕГСТВО
Я занял в цистерне освободившееся место Хопкинса. Наступили тяжелые времена. Работы я так и не нашел, хотя матрос
Но увы! Бюрократизм, вечный мой враг, обрек меня на безработицу. В оранском порту стояли только такие суда, на которых вечно возятся с целой кучей глупых формальностей, становятся прямо-таки рабами их. У матроса там требуют самые разнообразные документы. Им мало того, что человек может за восемь минут в одиночку убрать бизань вместе с гротом, что я могу с закрытыми глазами провести судно от Орана до Токио (я способен и на это), их интересует, какие у меня есть бумажки и можно ли меня вписать в толстенную книжищу – «судовой журнал».
Естественно, что в свое время документы у меня были и я был внесен в списки матросов, но потом мое имя вычеркнули оттуда. Почему? Потому что сгорело управление порта в Сан – Франциско.
Что – и вы тоже смеетесь? Я ведь матрос, а не пожарник. Вот и судили бы пожарников за то, что они опоздали, но при чем тут я, всего-навсего объяснивший придирчивому, сварливому начальнику порта, что у нашего стюарда-туземца вовсе не бери-бери, а просто распухла нога от того, что он наступил на гвоздь. А потому нет никакой необходимости вывешивать желтый флаг и становиться в карантин. Полагаю, что вам это совершенно очевидно.
Однако этот неотесанный тип разорался, что вызовет полицию и засадит меня в каталажку. Я очень вежливо попросил его перестать визжать, словно недорезанный поросенок. Тогда он совсем взбеленился и начал кричать, что до прихода полиции меня не выпустят из управления, а потом он еще со мной побеседует. Я не стал идти на обострения, а сказал только, чтобы он заткнулся, и хотел уйти. Он меня схватил за руку. Я – человек терпеливый и хотел мирно разойтись с ним. Я просто вышвырнул его сквозь стеклянную дверь, а керосиновую лампу я в него бросил, когда он схватился за револьвер. Потом чистое человеколюбие толкнуло меня бросить вспыхнувшего начальника в бак с водой.
Этим я спас ему жизнь. Вы думаете, я дождался за это благодарности? Ошибаетесь. Он подал жалобу, меня вычеркнули из матросских списков и отдали приказ об аресте. Тот, кто в наши дни ждет благодарности от людей, горько разочаруется.
В Оран тем временем не заходило ни одно судно, способное пренебречь формальностями. А ведь такие суда бывают. За неделю я практически ничего не заработал. Пару раз лишь мы подработали у доктора Квастича, занимавшегося, помимо всего прочего, еще и ввозом в страну лекарственных средств. Короче говоря, когда в рыбацкий порт приходило пару ящиков с кокаином и тому подобными вещами, мы помогали ему в разгрузке.
А вообще время было трудное. Альфонс (и оба его компаньона) начали даже торговать запасными частями, так что автомобильная рама из цистерны исчезла.
Планов у нас было много, но светлые ночи мешали привести их в исполнение. Судьба распорядилась так, что как раз в день ангела одного из моих близких родственников
поднялся небольшой туман – вестник того, что в открытом море бушует шторм.Компаньоны Альфонса предложили не упускать удобного случая.
Я сослался на день ангела, но они ответили, что это просто нелепое суеверие.
В конце концов они решили, что воспользуются ненастной ночью. Я тоже отказаться не мог. Что ни говори, а я делил с ними краюху хлеба (если, конечно, она была), а дружба – дело святое.
В ночной темноте мы забрались на баржу, груженную кремом для бритья. Сторожа мы аккуратно связали и уложили под кучей мешков.
За этой баржей мы наблюдали уже несколько дней. С Орловым мы договорились заранее, и теперь, снявшись с якоря, высадили сторожа в нескольких километрах от города, а сами пристали в заранее намеченном месте.
Вскоре Альфонс пригнал от расположенных неподалеку казарм суданских зуавов грузовик с двумя находившимися почему-то в беспамятстве механиками, и мы начали разгрузку.
Все шло гладко, но, когда мы уже собирались отправляться, возникла неожиданная помеха.
К нам беглым шагом приближалась рота зуавов.
Что им можно растолковать? Дикие негры… Разумнее уступить. Верно ведь?
Альфонс круто развернул машину и крикнул нам:
– Выкидывай груз! Быстро!
Машина рванулась с места. Мы поскорее выбросили тяжелые ящики, а заодно и обоих еще не пришедших в себя механиков. Нам вдогонку начали стрелять, и один из компаньонов Альфонса вывалился из машины вслед за ящиком с кремом для бритья. Машина, набирая скорость, мчалась вдоль рядов пальм.
– Плохо дело, – сказал оставшийся в живых компаньон.
Вдали показались огни фар. Вызванное по тревоге подкрепление!
– В день ангела любимых родственников за такие дела не берутся, – заметил я поучительно. – В этом-то причина всей нашей беды.
– И еще в том, что за нами гонится столько солдат, – добавил Альфонс.
Мы свернули вправо, в сторону приближавшихся огней города.
– У окраины я сбавлю ход. Прыгайте и врассыпную. Взвизгнули тормоза. Я прыгнул.
И как раз у перекрестка!..
Сплошное невезенье… Из-за угла выскочил полицейский мотоцикл с коляской… Я прыгнул к стоявшей рядом с тротуаром небольшой деревянной будке и свалил ее поперек дороги.
Выстрел… Свистнула пуля…
Я спотыкаясь бежал по каменистому полю, начинавшемуся сразу за городом. Слева, не очень далеко от меня, тоже слышались выстрелы, но там гнались не за мной. Там, почти взвиваясь в воздух, неслась по-кошачьи гибкая, стройная тень… Иногда она падала, но поднималась вновь…
Альфонс…
Я – неплохой бегун, но тот сумасшедший темп, в котором он, словно пружина, отталкивался от земли и летел дальше, это уже было нечто сверхчеловеческое, на такое я не был способен.
Мы бежали, спасая свою жизнь.
Ведь полиции гораздо проще пристрелить преследуемого бродягу, чем арестовывать и возиться с ним. По мнению полиции такие люди не заслуживают даже того, чтобы заводить на них дело.
К счастью, мне удалось все же добежать до первых барханов песчаной пустыни. Отличное место для того, кому приходится спасаться бегством. Множество холмов и впадин. Я вилял между ними, а за мной становилось все тише, звуки погони удалялись.