Промежуточный человек

Но сегодня суббота и продуктов не завозили…

Петя ждал нас на трассе перед входом в свой магазин. Он уже распорядился по службе и предупредил всех, что на работе больше не появится. Такого Петя себе обычно не позволял, хотя вполне мог бы позволить. Но сегодня для него — и это сразу почувствовалось — был не совсем обычный, даже совсем необычный, исключительный случай. Недаром рядом с его потрепанными «Жигулями» стояла новенькая белая «Волга» с тремя нулями на обведенном белой каемочкой номере, взятая им «напрокат» у одного из постоянных покупателей.

— Как-то солиднее. На служебной, — пояснил Петя. Потом спросил озабоченно: — Или будет слишком?

Убедившись, что «слишком» не будет, Петя принялся перегружать из багажника своих «Жигулей» какие-то коробки и свертки, торопливо, словно боясь, что его остановят, поясняя:

— Я тут кое-чего прихватил… Оно, знаете, обстановку смягчает…

Что-то необычное, значительное он видел в этой поездке, как-то возвышенно и ответственно ее себе представлял.

По приезде в Уть был Петя заметно разочарован.

Вместо загородной виллы с бассейном и с дорожками в саду, посыпанными толченым красным кирпичом, — только так он представлял себе дачу такого человека, как Сватов, — его взору предстало весьма жалкое, заметно покосившееся строение размером четыре метра на шесть (с большими, правда, окнами, но выглядевшими на хилом бревенчатом срубе совершенно нелепо), с потолком, до которого Петя при своем незначительном росте свободно мог дотянуться. Камин ему, правда, понравился, но был Петя человеком подвижным и деятельным, работником современным, философствовать вообще не любил, у камина философствовать тем более никогда не собирался и посему приобретением Сватова был расстроен. Хотя вида старался не показывать, напротив, стремился неловкость сгладить, а Сватова своим как бы хорошим настроением поддержать.

Сватов же в поддержке вовсе не нуждался. Он был преисполнен деловитости. Пока Петя вытаскивал из коробок закуски, пока прилаживал к камину привезенный мангал для шашлыков и нанизывал на шампуры куски светло-розового, пропитанного специями и вымоченного в уксусе мяса, Сватов все мерил, отмерял и перемерял, обходил вокруг, ощупывая стены, осматривал перекрытия, заносил результаты в раскрытую папку, которую держал перед собой на ладони, как официант блюдо. По ходу он отпускал весьма колкие замечания, на которые Дубровин старался не реагировать. В сенях Сватов больно стукнулся головой о притолоку, досадливо поморщился, потер лоб и снова что-то черкнул в папке.

На Дубровина при этом жалко было смотреть. Под взглядом нового хозяина дом, казалось, оседал, сникая на глазах. Толевая крыша вдруг оказалась драной, и заботливо прилаженные нами заплаты это только подчеркивали, сени окончательно покосились, а на самодельном фундаменте — предмете особой дубровинской гордости — вдруг явственно выступила кривизна швов любительской кладки. Стоит ли говорить о сарайчике, столь заботливо подправленном еще в первое лето нашим доцентом. Вообще все наши свершения, приносившие столько удовлетворенности, все подправки, переделки, улучшения, все-таки возбуждавшие в Геннадии положительные установки, вдруг как-то сразу потускнели, побледнели, обнаружили всю свою нехитрость и какую-то нищенскую жалковатость.

— Да, — сокрушал все вокруг безжалостным взором Сватов. — Однако ты здесь действительно наработал. Сами старались или помощников нанимали?

Анна Васильевна, тут же присутствовавшая, за доцента вступилась. Заговорила что-то про время — где его напасешься? — про трудности жизни вообще, про «мальцов», с которыми много ли наробишь.

— Рази то работники? Ни тебе печку справить, ни тебе угол вывести. Понимания в деле нет. Одна торопливость.

— И с работы той, — вторил ей Константин Павлович, — только один толк, что люди вельми приветливые.

— Только приедут и сразу им есть, — продолжала свое Анна Васильевна. — А я так и не пойму, как это, чтобы хотелось есть. И как это они потом наедятся, чтобы аж плохо…

И дальше пошла как обычно. Иное, мол, дело работа, всегда ведь охота что-нибудь робить. Особенно если кто привык. От отдыха того только кости болят.

— Ну да, — мягко иронизировал Сватов. — Теперь ведь и соль не соленая, и квас не кислый, а люди — так и вообще…

Анна Васильевна иронии не замечала. За зиму накопилось у нее, а тут такая возможность излить душу.

Сватов слушал, казалось, внимательно, сочувственно кивал, вставляя незначительные реплики, но мысли его заняты были своим. Улучив паузу, он спросил неожиданно строго:

— А где вы берете воду?

Торопливо и наперебой старики стали объяснять, что воду они носят с речки. Точнее, носили, а теперь носит уже только Анна Васильевна, а Константину Павловичу по девкам бегать и то тяжело, куда уж ему с коромыслом; да это и не страшно: такое уж привычное бабье дело — все принеси да все подай. Но опять же, соромно перед людьми ему с коромыслом; вот то, что подмосток у воды сгнил вчистую, ему не соромно, его починить не допросишься, а так и утопиться недолго, у той реки…

— А для питья? — спросил Сватов. Старики не поняли.

— Это для скотины вода — хозяйственная, а питьевую где берете, для себя? Тоже, что ли, из речки?

— Там и берем, — согласно кивнул Константин Павлович.

Но Анна Васильевна обиделась.

— Скотине это что же — не сабе? Она, что ли, хуже? Да и сколько ей той воды… Корову вот со двора свели, только куры да свиньи, — Анна Васильевна неожиданно всхлипнула.

— Как это с в е л и? Продали, что ли, корову? — Сватов посмотрел вопросительно.

Это и для меня было новостью. Про то, что корову продали, я и не знал.

— Свели со двора корову. В совхоз согнали, на котлеты. Я ей что говорил? — Константин Павлович почувствовал в нас запоздалых союзников.

— А на кой она тебе, эта корова? — Страсть противоречить мужу в Анне Васильевне была неукротима. — Молока того так я и не хочу. — И почему-то поспешно, как бы оправдываясь, пояснила Сватову: — Пока пасется, еще ладно, а зимой одна с ей морока. Вот если бы сена где прикупить. — Она посмотрела с заискивающей надеждой.

— Как же, сена ей, так и купишь его, так и продадут…

— Корова в хозяйстве должна быть, — сказал Сватов строго. — Сколько ей на зиму нужно сена?

Пока старики наперебой подсчитывали, переводя охапки в пуды, пуды в центнеры, пока спорили, сколько центнеров войдет на машину, Сватов уже сообразил что-то новое и повернулся ко мне.

— Ты про кого из колхозных председателей недавно писал? Про Куличика? Это же рядом где-то.

Я кивнул. Колхоз Куличика действительно был километрах в шестидесяти. По асфальту.