Пропащие девицы

Элисон тоже не собиралась молча сносить выпад Патриции, она приподнялась с места, но Джек схватил ее за руку и, усадив обратно, проворчал сквозь зубы:

– Заткнись.

– Было очень приятно со всеми вами повидаться, – на лице Бэйтман появился хищный оскал. Приятно ей было разве что смотреть на то, как Уайт осадил свою сучку, боясь скандала, и то, как она беспомощно хлопала ресницами и все никак не могла захлопнуть рот, судорожно хватающий воздух, вместо того чтобы изрыгать проклятия. – Но нам пора, правда, Роббс?

Роббс тем временем пыталась переварить, что происходило вокруг, она переводила взгляд с Джека на Патти, а затем на Элисон, которая, казалось, вот-вот поубивает их всех к черту от бессилия возразить Уайту.

– Шевелись, такси уже у входа, – поторопила Патриция.

– Д-да… конечно, – Робин подскочила следом за подругой, которая стремительно направилась к выходу. – Подожди только, я приведу себя в порядок.

– Давай быстрее, я буду в машине, – бросила Бэйтман и добавила тише, чтобы услышала только Уильямс: – И с нетерпением жду объяснений, как тебя угораздило ввязаться в этот форменный пиздец.

Тем временем Джек тоже поднялся из-за стола. Сейчас ему нужно было в срочном порядке решать, за какой из дам бежать. За Робин, которая, ничего не объяснив, вдруг решила уйти, или за Патти, просто потому… Потому что ее красное платье подействовало на него, как мулета на быка.

– Я сейчас вернусь… – сказал он это, обращаясь только Элисон, которая смотрела на него с ненавистью, или ни к кому конкретно не обращаясь.

Она не шла, она буквально бежала к выходу. Не оглядываясь. О, как это в ее стиле!

Джек чувствовал, как сердце его начинает выдавать отчаянный бит. А обнаженная спина Патриции Бэйтман в вырезе кроваво-красного платья была все ближе. С каждым шагом. Он задыхался от аромата ее парфюма. Он чувствовал ее проклятые духи повсюду в воздухе. Уайт нагонял эту женщину, как зверь настигает свою добычу. И лишь после того как Патти выскочила из ресторана на улицу, мужчина негромко выкрикнул:

– Остановись!..

Это было удивительно, но она остановилась. Не стала кричать или убегать. Патриция обернулась и замерла на месте, скрестив руки на груди.

Музыкант подошел ближе и попытался заглянуть в ее глаза.

– Перестань бегать от меня, Патти, – произнес он, наклоняясь к девушке.

Патриция отшатнулась и громко выдохнула. Вечерние сумерки могли скрыть многое. Но ни одна темнота никогда не смогла бы скрыть все то, что было между ними.

– Я так больше не могу, – вновь заговорил Уайт. – Нам нужно поговорить.

– Джек! О, Джек!.. – Патти рассмеялась, запрокинув голову. Затем в считанные секунды вдруг сделалась какой-то непробиваемо-ледяной. Она посмотрела в темные блестящие глаза мужчины и сухо проговорила: – Нам с тобой не о чем говорить, запомни это!.. Я не знаю, какую игру ты затеял с Робин, но, Бога ради, Джек, оставь меня и мою подругу в покое! Иначе, блядь, я обещаю, что устрою тебе…

Она не успела договорить, огромная ладонь Джека опустилась поверх ее губ. Патти попыталась дернуться, но это было бесполезно, второй рукой мужчина сгреб ее в объятия и оттащил от дверей ресторана в сторону.

Его дыхание, его запах… Это все снова было так близко. Паника в считанные мгновения охватила ее всю целиком. Впиваясь ногтями в его руку, Патти что-то мычала, но Джек лишь самодовольно улыбался и смотрел на нее. Смотрел с жадностью и безумием.

– Знаешь, Патти, ты поздновато вспомнила о Боге, – прошептал он, касаясь пересохшими губами ее щеки. – Особенно после твоих фотографий, которыми теперь пестрит интернет… Думаешь, Богу есть дело до какой-то грязной шлюхи?! До траханой подстилки Джареда Лето?! Ему плевать на таких, как ты! Жаль только, я не могу стать таким же равнодушным, как он…

С этими словами Джек с силой оттолкнул девушку, и та едва удержалась от падения на асфальт, схватившись за перила лестницы, ведущей в ресторан.

Глаза начинали жалить слезы. Проклятые слезы! Долбаная слабачка Патриция Бэйтман!

– Ну вот, – Джек с усмешкой посмотрел на Патти, а затем на отпечаток от ее помады на своей ладони. – Теперь ты и правда похожа на девочку с бульвара Сансет…

– Ты просто чудовище!.. – дрожащим голосом произнесла Патриция.

– Это твоя вина, – вновь подходя ближе, прошептал Джек, убирая за ухо прядь ее светлых волос. – Все, что произошло с нами – твоя вина…

В этот момент дверь ресторана распахнулась, и Робин сбежала по ступеням лестницы.

– Эй, что происходит?!. – она замерла, глядя по очереди на Джека и Патти.

– Я просто рассказывал твоей подруге о том, как мне понравились ее фотографии в интернете, – с улыбкой ответил Джек и, проходя мимо Робби, добавил: – Жаль, что ты уже уезжаешь. Был рад встрече.

Через несколько секунд он ушел, и дверь ресторана захлопнулась у него за спиной.

– Патти, он что ударил тебя?!. – Уильямс бросилась к подруге. – Твоя помада…

– Поедем ко мне домой, ладно?.. – Бэйтман вцепилась в руку Робби и попыталась улыбнуться. – А помада… Вероятно, помада попалась дерьмовая…

– Он целовал тебя?! – и теперь в голосе Робин слышались нотки ревности. А это, пожалуй, было еще хуже, чем все, что вообще произошло за этот вечер.

Приподняв бровь, Патриция ледяным тоном произнесла:

– Просто садись в это ебаное такси!..

Робин уехала почти сразу же, сославшись на предстоящие съемки. Было ли это основной причиной, или Уильямс затаила на нее обиду из-за глупых подозрений, Патриция не знала. Она не оправдывалась, ничего не отрицала. Если для того чтобы Джек Уайт испортил на одну жизнь меньше, ей придется побыть некоторое время врагом государства, что ж, она на это согласна.

Согласна еще и потому, что чувствовать себя паршиво гораздо лучше в гордом одиночестве, чем ревя на плече у подруги, которая все еще не переболела самым большим мудаком с гитарой, которого только видел мир. Привлекательным, что уж там скрывать, мудаком. Он мог быть чертовски притягательным в своем неподражаемом образе грубого мужлана из прошлого века с замашками гения.

Гребаная помада! Патти со злостью посмотрела на свое отражение в зеркале. Очень давно, еще в прошлой жизни она была и дешевой, и дерьмовой, липкой и пахнущей, как сраные фруктовые леденцы. Она стиралась без следа от одного легкого поцелуя, всецело оставаясь на его губах. Как же он ненавидел ее сливовые и пурпурные помады. Как она их любила, ведь едва ли что-то могло оставить на нем более заметный след, чем они. Иногда ей казалось, что ни их разговоры (преимущественно его нравоучения), ни занятия любовью (грубый и скомканный трах в отелях, где Джек останавливался во время туров) не оставляли на нем ни следа. Только след блядской и тошнотворно приторной помады убеждал ее в том, что она действительно была с ним.

Но потом все изменилось. И Патриция пообещала себе никакого дешевого дерьма в жизни. Никаких следов. Так проще, так легче. Меньше боли и сомнений.

Она сняла с себя бриллиантовые серьги и колье, положив в отделанную бархатом коробку. Завтра они вернутся их законному владельцу в том же виде, в котором она их брала. Кошелек мисс Бэйтман был не настолько безмерен, чтобы оплатить их стоимость или страховку. Что ж, похоже, Джеку Уайту стоило бы быть благодарной за то, что он не схватил ее за цепочку. Роскошная жизнь. Патриция преуспела в создании ее иллюзии как никто другой. Ширма, необходимая для поддержания статуса. Фешн-редактор просто не может себе позволить носить линялые «конверсы» и дырявые «ливайсы». Если того не предусматривает дресс-код, естественно.