Пропащие девицы

Патти потянулась за альбомом с эскизами, который еще утром ловко отправила под шезлонг, как только шумные обитатели дома начали собираться у бассейна. Великие художники неплохо справлялись со своей работой при свете свечей, она тоже вполне справится со своей мазаниной при свете прожектора имени Криса Мартина, который окрашивал в такой же мягкий желтый, как и у свечей, свет бассейн. Девушка криво усмехнулась, в последнее время шутки в адрес Криса совершенно утратили свою остроту. Дело ли было в том, что он действительно делал Робин счастливой, или в том, что с ней самой сыграли жестокую шутку, настолько жестокую, что она надолго отбила желание шутить самой да и наслаждение от вот таких вот колких замечаний. Особенно в адрес невинных барашков, как английский альтернативщик.

– Вечеринка у бассейна уже закончилась?

Голос за спиной заставил ее вздрогнуть от неожиданности и вцепиться в альбом как в последнее спасение. Она боялась остаться с ним наедине, все это время Патти технично избегала любого, даже малейшего шанса остаться с Беном вдвоем, трусливо прячась то за Робин, то за Макса.

Лучше бы он так и оставался в неведении, а его забота о маленькой девочке Патти Бэйтман оставалась все той же, что и всегда, неотъемлемой частью их дружбы. Теперь же, после того как Робин просветила его по части того самого события, которое не упоминалось в этом доме, а он увидел ее, раздавленную и совершенно несчастную, только жалость могла заставить его остаться и проводить с ней время.

Жалость к маленькой девочке, попытка утешить ее и убедить упрямую дурочку, что разбитую куклу всегда можно заменить новой. Зачем он все еще был здесь?

– Похоже на то, – она неприятно поежилась, обняв себя за плечи, и оглянулась по сторонам. Альбом опять перекочевал в свой прежний схрон.

– Ночи здесь бывают непривычно холодными, – он заметил ее дрожь и, взяв с соседнего шезлонга плед, укутал ее ноги.

– И красивыми, – выдохнула она.

Ей хотелось, чтобы он вот так и сидел рядом, обнять его и, возможно, даже расплакаться в его больших теплых руках, как глупая девчушка. А еще рисовать его, ведь красивой была не только ночь и непривычно звездное небо. Казалось, размышления о художниках прошлого настроили ее на какой-то вычурно-поэтический лад. В теплом свете, который едва достигал их теперь, когда Бен загородил его спиной, в игре светотени и холодном блеске звезд и луны, его обостренные черты лица и седина в волосах, которая казалась всего лишь лунными дорожками, была так до безобразия красива, как бывают красивыми описания в старых классических романах, тянущиеся на страницы.

Патриция оторвалась от своих мыслей и, смутившись, отвела взгляд.

Во взгляде ее опять, хоть и ненадолго, появился тот мечтательный огонек, который ему так нравился. Она вдохновенно говорила об экзотической красоте ночи, не освещенной сотнями неоновых вывесок, и смотрела прямо ему в глаза, будто признавалась в любви. Или, вероятнее всего, взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, к звездам, но ему этим вечером так хотелось себя обманывать. Как всегда, когда она была рядом.

Хотелось верить, что не было никакого «будто». Заключить ее в объятия и жадно впиться поцелуем в ее плотно поджатые губы, чтобы навсегда стереть с них вкус горечи.

А потом она опомнилась и отвернулась.

Бен отсел, истолковав ее жесты по-своему. Патриция никогда не любила, когда кто-то посторонний видел за ее внешне несокрушимой стеной что-либо еще, а сейчас она чувствовала себя особо уязвимой, потому мужчина решил притвориться, что ничего не заметил, и предоставил ей пространство, которым она могла бы отгородиться от него.

Патти подалась вперед, но замерла на полпути, так и не схватив его за руку. Она боялась, что он начнет с ней говорить, но еще больше она боялась, что он просто уйдет, решив, что на этот раз с него довольно Патриции Бэйтман и ее проблем. Уйдет, как это делал Джаред Лето.

Кто-то в доме выключил свет.

– Знаешь, а в этом определенно что-то есть, – мужчина на манер Патти поудобнее устроился на шезлонге, взгляд его, подобно ее, остановился на бассейне, в котором вспыхнули звезды, не заглушенные искусственным освещением.

Разделяющая их темнота сближала. Она обезличивала собеседника, создавала покров нереальности. Уверенная в том, что останется незамеченной, как не замеченным останется и реакция собеседника, Патти позволила себе представить, что нескольких прошлых месяцев не было вообще.

– Стройная красота классического музыкального произведения. Или романов Кундеры, – девушка мечтательно прикрыла глаза: вот уж чего ей по-настоящему не хватало на этой побывке, но Робин наотрез отказалась брать с собой это депрессивное дерьмо. – Когда тема, несмело появившаяся где-то вначале, в конце напоминает о себе с новой неожиданной силой и заставляет переосмыслить все внутренние вариации. Как закат предвестник рассвета. Или наоборот, ведь в хорошем произведении всегда хочется вернуться в начало, чтобы переосмыслить все с точки зрения уже полученного знания.

– Хорошо, что это правило справедливо только в отношении искусства.

– Не веришь во вторые шансы? – девушка повернулась к нему, явно заинтересованная в продолжении. – Я думала, что великий гуманист Бен Аффлек больше верит в людей.

– Просто считаю, что жизнь слишком коротка, чтобы превращать ее в mise en abyme, – ответил мужчина, обрадованный тем, что разговор тронулся с мертвой точки.

Бесшумно приоткрыв дверь комнаты, Патти на носочках прошла внутрь. Робби приподняла голову и шепотом произнесла:

– Только заснул, котик.

Олли действительно крепко спал, лежа рядом с Робин. Внезапно охвативший Патти порыв нежности заставил девушку едва ли не прослезиться. Какой же он был еще маленький. Ее любимый, самый любимый на свете мальчик. Поправив одеяло, она тихонько опустилась на край кровати.

– Ложись с ним, я пойду к себе, – прошептала Уильямс, улыбаясь.

– Погоди, – Патти схватила подругу за руку. – Посиди еще немного.

Робин бесшумно рассмеялась.

– Ну и денек, – начала Пи, как можно тише забираясь в кровать. – Я без сил…

– Он прелестный мальчик, – Роббс нежно коснулась пальцами щеки ребенка. – Не понимаю, кто мог оставить его. Хорошо, что ты такая милая и так его любишь…

Патриция опустила ресницы.

– Робин, на самом деле я… – она хотела продолжить, хотела признаться, но как только встретилась с подругой взглядом, что-то внутри нее дрогнуло. Патриция замолчала.

– Что? – в недоумении спросила Уильямс.

– На самом деле, я люблю его так же сильно, как могла бы любить своего собственного ребенка, – прошептала девушка, отводя взгляд. Еще не время. Не сейчас. Когда-нибудь она обязательно расскажет, но не сейчас…

– Ты очень хороший человек, Патти, – Роббс дотронулась до руки подруги и улыбнулась. – Лучшая из всех, кого я встречала.

Я просто долбаная трусливая лгунья, лучшая из всех, подумала Бэйтман. Но все равно улыбнулась в ответ.

– Кстати, Бен завтра уже уезжает? – отложив в сторону детскую книжку, Робин опустила голову на подушку.

– Да, он сейчас занят съемками, – губы девушки непроизвольно растягивались в улыбке, стоило ей только подумать об Аффлеке. Сложно было отрицать очевидное. Он был слишком хорош. Во многих смыслах.