Пропащие девицы
Шрифт:
И она даже не могла представить себе, что будет, когда Мартин вернется в тур. По утрам он расцеловывал ее от макушки до пяток, притаскивал в постель завтраки и смешил до слез, рассказывая всякие забавные истории, которых за хренову тучу лет, проведенных в группе, накопилось достаточно.
Бывало, Робин открывала глаза, а рядом уже стояли ее любимые розы или лилии, аромат которых так ей нравился. Девушка подтрунивала над Крисом, умоляя показать, где в их доме находится тайная оранжерея. Ее жизнь превращалась в череду бесконечных романтических свиданий. И это было так…
Иногда она просто наблюдала за Крисом, когда тот задумчиво что-то писал или сидел, уткнувшись в какую-то книгу. Сочинял очередную
Это всегда происходило так внезапно, что поначалу Мартин вздрагивал от ее прикосновений. Иногда ему казалось, что в проявлениях чувств Робин сохранила какую-то детскую непосредственность. Она могла повиснуть у него на шее в любой момент. Могла, находясь в соседней комнате, просто прийти и начать обнимать его. Неважно, чем он был занят в этот момент. Она просто говорила «я соскучилась», «обними меня», «я так тебя люблю». Для Криса это было каким-то совершенно новым ощущением. Привыкший отдавать всего себя без остатка, он редко получал в ответ подобную нежность. Но с Робби все было иначе. Эта девушка была готова залюбить его до смерти. Так она и сама говорила. А Крис, наконец, чувствовал себя действительно нужным…
В четверг в гости заглянул Джонни. Они с Крисом взяли Эппл и Мозеса и отправились в парк, пока дети окончательно не разнесли весь дом, пользуясь отцовской добротой, пока Гвинет занималась пиаром очередной своей книги для тех, кто решил жить долго и счастливо, по возможности, не употребляя в пищу продукты с содержанием ГМО.
Робин же поспешила к Патти, чтобы, наконец, заняться приготовлениями к свадьбе. Она знала, что ни один организатор не поможет ей лучше, чем это сделает Патриция Бэйтман.
Бессонница. Пожалуй, она была бы лучшим выходом. Еще больше часов в сутки для работы, меньше для мыслей, которые одолевают только в одиночестве. Насколько все было сказочно хорошо в Сан-Франциско, настолько все скатилось в полную задницу здесь, в Лос-Анджелесе.
Бен опять улетел на съемки, взяв с Патти обещание, что она тут же скажет ему, если Джек предпримет следующий шаг или ей просто нужен будет кто-то рядом. Она улыбнулась, заверив его, что справится, но тут же, расставшись, почувствовала холодящую пустоту. Как же так быстро она разучилась быть самостоятельной. Превратилась в трусиху, которая позволяет себе прятаться за широкой мужской спиной от своих проблем.
Патриция Бэйтман, как всегда, не позволяла другим видеть, насколько плачевно положение дел. Она все так же по-доброму тиранила Скай, Дика и компанию, подгоняя их с эскизами. Доводила до ума свои работы и разбиралась с поставщиками. А еще завела отдельный ежедневник для самого главного события ближайшего обозримого будущего, а, по словам Робин Уильямс, века не меньше – свадьбы с педиком Мартином, который в речи Макса все реже становился «ебаным».
Казалось бы, работы только с одной организацией свадьбы века хватило бы и на несколько бессонных ночей, только вот усталость и нервное истощение брали свое. Патриция погружалась в тяжелый изнурительный сон, в котором, как в гребаной диккенсовской «Рождественской песни», к ней являлись призраки прошлого, настоящего и будущего. И воплощались они в одном-единственном человеке.
Джеке Уайте. Льстит ли тебе это, ебаный мудак?!. Конечно, льстит. Тебе всегда нравилось, когда мысли твоих баб занимал исключительно ты на пару с собственным ореолом гребаного божества! Причем для всех он умел быть разным божеством, но неизменно суровым и справедливым. А посему каждая крупица внимания, каждая улыбка или снисходительный жест одобрения казались манной небесной. Благословением свыше.
И
сейчас, в ее снах, он был мстительным божеством, божеством карающим. Наверное, как-то так в теории католических догматов и должны выглядеть муки, предшествующие раскаянию. Терзания, очищающие душу. Чувство вины, воспитанное каждым гребаным догматом веры, уже само было и чистилищем, и адом.Иногда, в самые темные ночи, Патриция, просыпаясь, даже начинала верить в то, что действительно заслужила все, что с ней произошло. В ней все крепла уверенность в том, что Уайт лишь только воздает ей за все. Справедливо и даже милосердно. Оливер заслуживал отца. А Джек мог дать ему намного больше того, что дадут ему Патти и Том с Чарльзом.
Потом сон отступал, как и навеянные им мысли. Оставался только страх, что в следующий раз они не растают с приходом рассвета. А усталость поглотит желание бороться до последнего, которое помогало ей двигаться дальше.
Она засыпала в тревоге, а, просыпаясь, не чувствовала себя отдохнувшей. Врала всем вокруг, придумывала отговорки и опять оставалась одна. Чертов замкнутый круг!
Ожидание. Оно выматывало больше всего. Патриция прекрасно знала, что Джек не бросает слов на ветер. Если он обещал превратить ее жизнь в ад, то рано или поздно это обязательно случится. Остается только ждать и изводить себя ожиданием, когда же он сделает шаг.
Нечетное количество раз она срывалась позвонить ему, но каждый раз отключала телефон, не дождавшись соединения. Она боялась. Ненавидела. Готова была на все, лишь бы Оливер не переживал весь этот ад вместе с ней. А потом вспоминала его руки на своей шее, его гнев, то, сколько боли он причинил ей и Робин. Гнев вместе с рыданиями подступал к горлу, и Патти отбрасывала телефон в сторону.
Ей больше нечего было сказать Джеку Уайту.
А теперь и ему ей.
Признания в любви, которыми он сгоряча бросал в нее в пустыне, превратились в отличное топливо для ненависти. Она сама вручила ему оружие против себя. Осталось только ждать, пока кто-то вставит в ствол пулю. Она обманывала себя каждый раз, когда мантрой повторяла «он не узнает». Он должен был узнать.
И сейчас она сидела напротив своего телефона, точно как тогда с адвокатом своего уже теперь конгрессмена. Жена которого регулярно тратит его деньги на вещи от Патриции Бэйтман, носит украшения Дика и разгуливает перед своим любовником в белье от Темзин. Какая насмешка!
Сидит, терзаемая сомнениями. А что, если один звонок Джеку Уайту может обернуть вспять все предстоящие недели судебных процедур? Чего стоит один раз наступить на горло своей гордости и попросить у него не поступать так со своим сыном?
Сыном. Горло опять сдавило от ненависти и жалости к себе.
Да разве он заслужил называть Оливера сыном? А сама она?
Патриция потянулась к телефону. Главным было то, что Оливер не заслужил всего того, что обрушится на него, когда его звездный папа соберется публично уничтожить ее и забрать его из семьи, которая его недостойна. И если у нее остался хоть самый маловероятный шанс обернуть все это вспять, она просто обязана им воспользоваться.
– Ты в курсе, что плохо заставлять невесту ждать, – по ту сторону связи раздался совершенно не тот голос, не успела Патти в который раз набрать ненавистный номер, как Робин опередила ее. – И это касается не только жениха.
Звонок подруги заставил Бэйтман пулей вылететь за дверь. Пора было уже понять, что у нее совершенно не было времени на страдания и прочий рефлексивный бред. Стоило просто почаще сверяться с ежедневником. И когда гребаный червячок самокопания в следующий раз решит, что самое время поболтать по душам, можно найти тысячу и одно занятие, чтобы убежать от прекрасной перспективы быть выебаной собственными же мыслями.