Пропащие девицы

Скай появилась в кухне, когда перед Робин на столе лежало целое кладбище кривоватых журавликов из салфеток. Если сначала Уильямс еще пыталась следить за ходом мыслей подруги, то на пункте тридцать четыре ее занимали лишь поделки из бумаги, в которых она твердо вознамерилась добиться совершенства. Понаблюдав немного за происходящим, Иендо решила вмешаться.

– Просто умираю, как хочу пиццу, – простонала она, растягиваясь на столешнице.

– А я мороженое, – с энтузиазмом подхватила идею Робби.

– И шоколадные чипсы, – добавила невесть откуда появившаяся на кухне Эппл.

Патриция, не говоря ни слова, потянулась за телефоном. Только голодного бунта ей тут не хватало. Она вышла в гостиную спросить, не добавит ли в список пожеланий чего-то еще и Макс, а когда вернулась, услышала радостный девчачий визг:

– У нас будет пижамная вечеринка!

– Если у Патриции есть пижама, которая прикрывает ее зад… – Иендо тонко намекнула на ставшую уже всеобщим достоянием недавнюю поездку Бэйтман в Лондон.

– Просто очаровательно, Скай, – проворчала девушка, скрестив руки на груди.

Иендо вздрогнула от неожиданности и попыталась выжать из себя невинную улыбку.

– Пижамная вечеринка! – Робби поддержала Эппл, пытаясь разрядить обстановку.

Когда все ее гостьи расселись на ее кровати, разложив коробки с пиццей и кучу всяких сладких гадостей, которые Патти вряд ли съела бы, даже если надо было выбраться из глубочайшей депрессии, она тут же начала мысленно подсчитывать, во сколько ей влетит химчистка. А потом с сожалением прощалась с любимым покрывалом, которое как-то привезла из Венеции. И представляла, как на следующий день будет краснеть перед домработницей.

– Бранч! Давайте устроим бранч!

Виски! Где-то в мусорном ведре была недопитая бутылка виски! И она не первый раз соблазняла ее просто одним присутствием в доме.

– Что скажешь, Патти? – спросила у нее Иендо. – По-моему, отличная идея.

– Ага, – хмыкнула девушка. – Только вот позвоню Серене ван дер Вудсен, если она еще не занята.

– Ты вообще слушала нас?

– Не-а, – рассмеялась Уильямс, ложась поперек кровати, – она с того самого момента, как ей позвонил Бен, ни о чем другом и думать больше не может. Как о его огромном, невероятном и выдающемся…

– Рельефе, – быстро вставила Скай, пока Эппл не узнала от них больше, чем от гинеколога Макса.

Эппл уснула прямо у Патти, с ней же оставили и Робин, которая жаловалась, что скоро лопнет от съеденного. На диване, свернувшись в три погибели, спали Макс с Оливером, оставалось только подоткнуть одеялко и умиляться.

Не успел еще дом, переполненный гостями проснуться, а Патти уже договаривалась с несчастной кондитершей о попытке номер два.

Поздний завтрак превратился, как и хотела того Робин, в бранч. Пока все бесцельно бродили по дому, пытаясь прийти в себя после вчера (на удивление трезвая вечеринка давала едва ли не те же последствия, что и попойка), официанты накрывали столы, разливали чай и кофе и расставляли тарелки со сладким.

Оливер возбужденно прыгал вокруг, пытаясь сосчитать, сколько же тортов ему предстоит сегодня съесть. Эппл тоже с любопытством рассматривала десерты, правда, ее больше интересовали украшения и сама подача. Макс нарезал круги вокруг, как голодная акула, и ворчал, что все это ванильное дерьмо не заменит хорошего куска пирога с рубленым мясом.

– Вот и настал момент, когда я стану жирной и некрасивой, – тяжело вздохнув, Робин принялась за шоколадный бисквитный торт.

– Тарта де кесо, – представила свой очередной шедевр кондитер. – Это по-испански…

– Угу, – Патти кивнула головой, пережевывая кусок. – Сырный торт. Я знаю испанский. Правда, преимущественно со слов Макса. Мое любимое выражение… – девушка нахмурилась, немного задумавшись, и посмотрела на Уильямса, который с готовностью подсказал ей начало фразы: – Точно! Aqui yo no quiero maricones! – не без удовольствия воскликнула она.

И Макс засиял от гордости за свою ученицу.

– А знаешь, что yo no quiero? – раздался мужской голос у нее над ухом. Патриция отставила блюдце с тортом и обернулась к мужчине, сияя улыбкой. – Yo no quiero, когда ты ругаешься. Так что прощайся со своим великим учителем испанского, я забираю тебя отсюда.

– Бэтмен! – обрадовался Олли.

– Привет, малыш, – мужчина потрепал его по волосам. – Останешься здесь за старшего вместе с Робин?

Тот охотно закивал.

– А нам с мисс Канарейкой надо много о чем поговорить, – мужчина усмехнулся, и не успела Патти возразить, что у нее еще остались неоконченные дела, как оказалась у него не плече, покидая свой дом.

========== Глава 46. Важные договоренности ==========

Уютно. Тепло и хорошо было проводить утра с Беном. Он лежал, развалившись почти на всю кровать, и спал глубоким тяжелым сном человека, который за последнюю неделю работал так, что Патти пришлось признать – в сравнении с ним она та еще лентяйка. Он спал, как медведь в зимней спячке. И его серьезное сосредоточенное выражение лица почему-то только добавляло сходства. Девушка улыбнулась и вернулась к рисунку.

Сравнение с медвежьей берлогой приходило ей в голову не впервой. Наверное, мысли о похищении в духе фольклорных мотивов посещали ее еще в тот вечер, когда он, закинув ее на плечо, бесцеремонно вынес из ее же квартиры. Правда, тогда мысли о всяческих фольклорных архетипах улетучились быстрее Флэша, который ломает таймлайн. Робби только смеялась над тем, что к Патриции Бэйтман нашли подход, против которого у той нет контрприемов. Макс тоже говорил о том, что так ей и надо. А Бен, что она сама заслужила. Разве что не в такой грубой форме. Там было что-то о том, что он хочет видеть, как она просыпается и засыпает, чтобы иметь возможность вовремя предотвратить все совершаемые сгоряча глупости. Отговорка «сама разберусь» грубо и бесцеремонно превратилась в не имеющую силы.

И все же, Патти готова была признать, что ей было чертовски хорошо в его холостяцкой медвежьей берлоге, наверное, стокгольмский синдром – штука намного серьезнее, чем ей думалось раньше. К тому же Бен, несмотря на свою колоссальную занятость, умудрялся делать ей маленькие приятные сюрпризы. Одним из которых и был альбом для эскизов с пастелями, которыми она сейчас рисовала.

Желание рисовать его было сродни влюбленности. В теплых лучах утреннего солнца, на смятых белоснежных простынях, на большой необъятной кровати. Нетерпение и волнение покалывало в кончиках пальцев и ложилось плавными линиями на бумагу. В занятиях рисованием могло быть куда больше эротизма, чем в картинах символистов или мастеров эпохи Возрождения. И вряд ли ее родители одобрили бы это невинное увлечение, знай, какую бурю неподобающих эмоций оно может вызвать у их дочери.

Рисовать его было сродни желанию. И желание это не всегда таилось в смятых простынях, меж обнаженных тел или в ленивых утренних поцелуях. Иногда оно было озорным и детским, пряталось в уголках улыбки.

Патти потерла друг о друга указательный и большой пальцы, черные, будто в угольной пыли, и усмехнулась. А затем мягко провела ими по щеке мужчины, настороженно, готовая в любой момент вернуться к рисунку и сделать вид, что она ни при чем. На гладко выбритой коже остался светло-серый след, а мужчина даже не дернулся во сне. Приободренная успехом, Бэйтман продолжила. У каждого льва, то бишь, медведя, должна быть грива. И совершенно несправедливо сбривать ее ради фильма.