Пропащие девицы

Когда такси доставило Шеннона Лето по названному адресу, из машины его выволочь помогла миловидная брюнетка, у которой, он, очевидно, сегодня решил заночевать.

Как только они остались вдвоем, а такси вновь тронулось с места, Робин дала волю своей пьяной истерике в полной мере. Накинувшись на Тома, она начала колотить его, понося на чем свет стоит.

Перехватив ее руки, ему пришлось держать их в своих до самой Санта-Моники, пока Уильямс не успокоилась, попросту устав бороться.

Таксист с облегчением вздохнул, высадив шумную парочку возле дома Робби, и умчался, как только получил оплату.

Пошатываясь, девушка копалась в сумочке в поисках ключей от квартиры.

– Том, помоги… – пьяно простонала она, протягивая мужчине свою сумку. – Ебаные ключи!..

Влашихе понадобилось всего несколько минут, чтобы найти ключ и затащить Роббс в квартиру. Он включил свет и провел девушку в спальню, где та с блаженным стоном плюхнулась на кровать, даже не потрудившись снять ковбойские сапоги.

Опустившись на край кровати, Томас расстегнул рубашку и, стащив ее с себя, осторожно взял в руки ногу Роббс, которая продолжала зарываться лицом в подушки.

Он нежно погладил гладкую загорелую кожу и медленно стянул тяжелые сапоги с ног Уильямс. Один за другим они с глухим стуком упали на пол.

– Что ты сказал Джареду?.. – пробормотала Робин, не поднимая головы. – Он из-за тебя ушел, я знаю…

– Я завтра улетаю, а у тебя будет время узнать, почему он ушел, – со злостью ответил Томас и похлопал себя по карманам брюк в поисках сигарет.

Девушка приподнялась и повернулась на спину. Размазанная тушь и спутанные волосы Робин добавляли ее образу драмы.

– Это нормально, что мы ругаемся на той стадии отношений, когда ты должен засыпать меня цветами и подарками, а я чувствовать, как бабочки в животе порхают?.. – спросила она, посмеиваясь.

– Знаешь, если ты сейчас почувствуешь бабочек, предупреди, чтобы я успел отойти, – Том улыбнулся. Даже после ее глупых пьяных выпадов, он не мог злиться на эту женщину.

– Не беспокойся, меня тошнит только, когда ты ведешь себя, как этот… Ну, как там его… Долбаный мавр…

– Отелло? – переспросил мужчина.

Она кивнула и почесала кончик носа. Затем подползла к Тому и обняла его за плечи, оставляя маленький поцелуй на щеке.

– Прости меня, ладно? – прошептала Робби. – Я не умею пить.

– Если бы умела, мы вряд ли бы тогда познакомились, – он притянул девушку к себе и убрал с ее щеки прилипшую прядь волос. – Поэтому я, скорее, рад этому факту.

– Я могу влюбиться в тебя, если не перестанешь быть таким милым…

– О, это моя цель, – усмехнулся Томас, толкая Уильямс обратно на кровать. – Назад пути нет.

Целуя Робин в приоткрытые губы, он с жадностью развязывал узел на ее рубашке. Пальцы искали застежку на ее шортах. И когда она была рядом, в такой совершенно безумной, желанной близости, Тому казалось, что пути назад, действительно, нет. Во всяком случае, для него. Он не хотел отступать. Не хотел делить ее ни с кем. Он хотел ее всю. До последней капли. До последнего стона, срывающегося с губ в минуты наслаждения.

И он никогда не позволил бы играть с собой, как, очевидно, играла с Джаредом Патриция Бэйтман.

Том прокручивал в голове все события вечера снова и снова, когда Робин уже крепко спала, закинув на него все возможные части своего тела. Впереди Рождество. На следующей неделе у него интервью на одном из немецких каналов, и вполне возможно, что ему будут задавать вопросы о ней. Об отношениях с ней.

Перед тем, как провалиться в сон, Томас твердо решил, что не хочет проводить Рождество в компании безумных братьев Лето, один из которых совершенно точно псих. Ему вообще не хотелось в ближайшее время встречаться со всеми этими людьми, которые были так важны для Робби и совершенно непонятны для него самого. Он просто хотел быть рядом с ней.

Рядом с ней подальше от Лос-Анджелеса.

Джей опустился на каменный бордюр и поджал под себя ноги.

В принципе, его могли бы спокойно принять за нищего, который сидит на асфальте и выпрашивает милостыню, но сегодня у Лето был не тот прикид. Да и настроения идиотничать не осталось.

Кровь на руке запекалась, костяшки распухли. Боль никуда не ушла. Напротив, она становилась сильнее с каждой минутой. Но это была не физическая боль. И даже не душевная. Какое-то состояние абсолютного баланса боли, который окутывает каждый кусочек души. Отнимает веру. Приносит ненависть.

Вытащив из кармана джинсов смартфон, Джаред включил его. Пять сорок утра на часах, рассветные конвульсии и несколько пропущенных вызовов от Робин и Шеннона. Больше, конечно, от Шеннона. Да и Робби, наверняка, волновалась, особенно если этот Том рассказал ей…

– Да нет… – пробормотал себе под нос Лето. – Он не скажет.

Почти два часа он просто болтался по улицам. Без цели и без заранее выбранного маршрута.

Нужно было заканчивать эти игры и вызывать такси. По правде говоря, он чертовски устал. Но спать было плохой идеей. Ведь во сне он снова может увидеть ее лицо. Лицо Патриции Бэйтман, своей «девочки на один поцелуй». Той, мысли о ком он пытался всячески прогнать из своей головы.

Написав Шеннону короткое СМС, в котором Джей сообщил, что с ним все в порядке, мужчина вызвал такси.

Уже по пути домой, глядя на то, как проплывали мимо пейзажи оживающего с первыми лучами солнца Лос-Анджелеса, Джаред вновь почувствовал это. Оно затаилось под ребрами и начинало потихоньку грызть изнутри. Ревность? О, да, он ревновал. И каждый раз, вспоминая, как Майкл грязно шлепает Патти по заднице, ему хотелось выпрыгнуть из машины на полном ходу.

Становится гораздо легче понимать тех, кто сходит с ума, когда сам попадаешь в ту же ловушку. И почему она?! Среди всех, кого он знает и знал, почему она?!

Ощущение, будто Патриция вынула его сердце из груди и, покрутив в руках, как красивую игрушку, бросила под колеса грузовика. И теперь он почти мертв. Мертв от осознания того факта, что для нее все это с самого начала было лишь игрой, в то время как он с первой встречи мечтал лишь о том, что когда-нибудь именно Патриция скажет ему те самые три заветных слова.

В его возрасте романтичные парни ходят в обнимку друг с другом, но теперь и он чувствовал себя шизанутым Ромео, чья Джульетта никогда не выйдет на балкон.