Пропащие девицы

В аэропорту Патрицию встретили все ее мужчины. Том и Чарльз подхватили вещи, а Олли повис у нее на руках, не давая и шагу ступить. Он смело наступил на ее «конверсы» (вольность, которую Бэйтман не позволяла ни одному мужчине, кроме обворожительного четырехлетнего мальчугана) и, обняв за талию, не отпускал до самого такси, заставляя Патрицию вальсировать через весь зал ожидания с ношей намного превышающей по весу ее багаж. С бесценной ношей. Она взлохматила его выгоревшие на калифорнийском солнце почти до меди кудри и открыла дверцу авто, пропуская вперед. Ей казалось, все прошло как нельзя лучше, и никто не заметил, насколько она устала, а если и были какие-то подозрения, то они все были списаны на перелет.

– Ты выглядишь истощенной, Пи, все в порядке? – шепотом спросил Чарльз, положив руку ей на плечо. Она обернулась, растерянно хлопая ресницами. Только подумала, что отделалась ото всех, как вот тебе. – Мы очень обеспокоены, дорогая.

– Все отлично, Чарли, – Патриция устало улыбнулась, надеясь прекратить на этом вмешательство.

– Хорошо, что ты не училась в моей школе, мне было бы очень сложно сказать такой хорошенькой девчушке, что у нее совершенно отсутствует актерский талант.

– И как только Терри Ричардсон решился тебя снимать. У него появилась какая-то новая фишка, и теперь он переключил внимание на погребенных работой дистрофятин? – подключился к разговору Том, эстетический идеал женщины которого всегда нездорово клонился к рубенсовским пышкам. Тем удивительнее, что в стране, страдающей ожирением едва ли меньше, чем депрессией, он нашел себе вторую половинку в атлетичном Чарльзе Прескоте, любителе Уорхола и его истощенных «спидами» муз.

Патриция Бэйтман даже возмутиться не успела, не то что возразить что-то против наглых обвинений в собственный адрес, как из машины выглянул Оливер и, недовольно скрестив руки на груди и буравя взрослых не менее взрослым недовольным взглядом, изрек:

– Трогаем!

На этот раз Патти даже не попыталась подобрать отвисшую челюсть, она только переводила ошарашенный взгляд с мальчика на его родителей.

– На выходные мы немного перебрали со старыми вестернами, – признался Том.

– И теперь Олли хочет стать Клинтом Иствудом? – поинтересовалась девушка, изогнув бровь.

– Нет, я хочу стать Бэтменом! – заявил мальчишка так уверенно, словно вопрос стоял только в искренности его желания.

Патти улыбнулась. Несколько сотен километров от ЛА, а казалось, что это совершенно другая вселенная. В некотором роде, так оно и было, здесь, в Сан-Франциско, она могла позволить себе другую жизнь среди людей, которые стали больше, чем родными. С оглядкой на так и не возобновившиеся отношения с родителями, с семьей в целом, эти трое были для нее чем-то совершенно иным. Они были по-настоящему близкими, несмотря на редкие встречи и преодолеваемое расстояние. А Оливер (как же быстро он рос!) каждый раз заставлял ее вспоминать обо всем хорошем, что есть в людях. Маленький мечтатель, он вдохновлял, заставлял ее вновь точно так же безоговорочно мечтать и верить в исполнение самых невероятных желаний.

– Ты обязательно будешь тем, кем захочешь, – сказала она с улыбкой и поцеловала его в лоб.

Олли смешно нахмурился. Будущий Бэтмен не мог поступить иначе. Бэтмены не улыбаются и не принимают ласк всяких сентиментальных барышень в беде.

– Когда уже этот почтовый дилижанс доставит нас на Роб-Хилл? – старательно выговаривая каждое слово, спросил он.

– Как только миста назовет извозчику адрес, – ответил таксист и, лихо заломив кепку, подмигнул и улыбнулся ребенку.

«Дилижанс?» – одними губами переспросила Патриция. Она была удивлена и горда одновременно. Если так пойдет дальше, то малец заговорит и мертвого, а потом, благодаря своему папе, обойдет все пробы в городе и начнет зарабатывать покруче ее самой. Пожалуй, зарабатывая миллионы на актерской карьере, супергероями еще не становились. Пока взрослые разыгрывали пантомиму, Оливер не растерялся и назвал «извозчику» адрес.

Чарли и Том занимали один из домов почти на самой верхушке Роб-Хилл. Не самое скромное жилище для двух преподавателей, но Чарли давал мастер-классы и частные уроки далеко не бедным студентам, имена его учеников были слишком известны широкой общественности, чтобы упоминать их среди достижений в CV, и тем не менее, служили ему отличной рекламой, а Том был всего лишь одним из самых дорогих художников на Западном побережье. Свои занятия в институте они снисходительно называли благотворительностью и каждый год грозились покончить с этой «неблагодарной публикой». Но, поворчав немного, как старая супружеская пара пенсионного возраста, они все равно возвращались к преподаванию в новом семестре.

Если бы не эта их странная привязанность к академическим студиям и вечная надежда найти в новом потоке молодых и одаренных, которым они могут помочь (еще одна благотворительность), Патриции Бэйтман не посчастливилось бы писать диплом под руководством Тома Бирли, а вместе с прекрасным наставником обрести еще и «родителя», который, несмотря на то что часто отвешивал воспитательные подзатыльники и еще чаще давал советы, от которых молодая Бэйтман приходила в ярость (как, например, предложение перестать мучить волосы «черным №1» и вернуться к натуральному блонду), всегда уважал ее мнение и поддерживал все важные решения. В отличие от четы Бэйтман.

– Домой! Распаковывать подарки! – обрадовался Олли, только такси подъехало к дому, выгодно выделявшемуся среди череды белых и небесно-голубых особняков. Фасад цвета бургундского вина всегда напоминал Патти библиотеку особняка ее деда, единственное место во всем этом угрюмом огромном доме-монстре, в котором она могла прятаться ото всех бед. Ее безопасном месте.

Патти едва успела схватить мальчика за шиворот, прежде чем он, открыв дверь авто, не вырвался на проезжую часть. Мимо прогрохотал трамвай, тот самый, на подножку которого она смеясь запрыгивала вместе с шумной компанией своих сокурсников и ехала прямо к пристани, к океану. Который не был таким солнечно-лазурным даже в Лос-Анджелесе.

– Подарки? – переспросил Чарльз. – А кто сказал, что Санта дарит подарки непослушным мальчикам?

– Но как же?.. – мальчик повернулся к Патриции, смотря на нее своими нереально большими голубыми глазами.

– Я здесь совершенно не при чем, дорогой, – Бэйтман подхватила воспитательный тон, – вот завтра и узнаем, что Санта кладет в носки таким маленьким сорванцам, – но не сдержалась и раскололась под умильным взглядом ребенка, улыбнувшись мальчугану и ущипнув его за нос.

– Предлагаю продолжить дискуссию за ужином, господа и дама, – Том открыл дверь, приглашая всех внутрь. – Не хочу себя перехвалить, но перепелка с чечевицей удалась на славу.

– А… мы точно не ошиблись адресом? – Патти демонстративно вышла за дверь, посмотрела на номер дома, зашла и вновь покосилась на шедевр живописи, который украшал коридор. – Что это такое, Том? Что за плесень на серой стене? Никогда бы не заподозрила тебя в любви к Ротко, а уж тем более к его неудачливым последователям.

Чарльз картинно вздохнул и закатил глаза. Эта тема всплывала в их доме не первый раз и уже опостылела бедолаге вконец.

– Пойду подогрею перепелку, дорогой, – он чмокнул Тома в щеку и увел за собой Олли, который кричал, что готов съесть слона.

Патриция продолжала смотреть на мужчину в ожидании разумных объяснений.

– Долгая история, рассказывая которую, я каждый раз чувствую, как мое самоуважение стремительно падает.

Такую историю Бэйтман просто не могла упустить, и мужчине пришлось рассказать о том, как сложно жить по соседству с деканом, когда дипломный проект его сына стал подарком любимому преподавателю. Девушка смеялась от души, вытирая слезы, пока бывший преподаватель распекал ее злорадство.

– Лучше б уж мое полотно повесил, – хмыкнула девушка.