Пропавшая кузина

— Надеюсь, ты напомнил ему о присяге под заклятием?

— Конечно.

Разговор предназначался для тех, кто по долгу службы сейчас нас подслушивал. Не все же они дураки, кто-то же должен сообразить, куда приведет его слепое следование таким приказам такого начальства. Почему я вообще был уверен в том, что нас слушают? Да потому, что каким бы идиотом фон Прюлль ни был, сажать двух подследственных по одному делу вместе он бы не стал из опасения, что они сговорятся, какие давать показания. И раз нас посадили вместе, то ему как раз и интересно, о чем мы сговоримся. А поскольку сам фон Прюлль подслушивать не будет, у него есть на кого эту малоприятную обязанность переложить, то пусть блюстители порядка прикинут, что к чему. Глядишь, и призадумаются в выгодном для нас направлении, а то и выводы сделают соответствующие…

Ничего почитать у нас не имелось, поэтому заняться, когда наша с Альбертом беседа сама собой иссякла, мне было нечем. Однако же, умственную активность, даже проявляемую в лежачем или сидячем положении тела, называть занятием вполне допустимо, так что вот эту самую активность я и проявлял.

Я уже говорил, что больше всего меня занимали поиски ответов на два вопроса: как бы отсюда выбраться и что же произошло с предвидением, так вот, добавлю, что вопрос о предвидении волновал меня куда сильнее. В конце концов покинуть наше узилище мы могли и не прилагая к тому своих усилий — доктор Грубер почти наверняка добрался до Ландсхута и с помощью полицмейстера фон Штеккена уже пытается подтолкнуть бюрократическую машину в нужном нам направлении, а кто-то из наших тюремщиков мог начать зарабатывать себе прощение и откреститься от своего начальства не только словом, но и делом. Не стоит забывать и про близость семьи Майхоффенов к прусскому королю, который вполне может обратиться к своему баварскому коллеге и призвать его навести порядок у себя под боком. А вот с предвидением разбираться придется мне самому. Я, знаете ли, к нему уже привык, и такие сбои в его работе меня совершенно не радовали.

Нет, был в моей жизни период, когда предвидение действовало очень уж избирательно, что чуть не стоило мне жизни. Но там речь шла о моих же родственницах, умеющих к тому же скрывать свою одаренность, а здесь-то никакой моей родни и близко не наблюдалось! Сокрытие одаренности… А кто ее скрывать будет? Альберт? Не смешите, он и фигу-то в кармане толком не спрячет. Катя? Хм-хм-хм… По уму если, ее одаренность, с четвертым-то разрядом, должна быть очень хорошо заметной — сам с таким же, по себе и сужу. А что видел я в ее исполнении? Извлечение пули и иных инородных тел из раны доктора Грубера? Ну да, безупречно исполненный мануал — но и только. С воспалением справиться она уже не смогла. Или не захотела? Подумав и так, и этак, я решил, что все же не смогла. Подозревать в умении скрывать одаренность того же Грубера или Герхарда было бы просто нелепо — уж я бы их одаренность заметил, имейся у них таковая. Нет, эти двое тут вообще ни при чем.

Они ни при чем, да. Но вот Катя… Если история с некой известной ей тайной не результат ошибки имперцев и в памяти девушки что-то и правда спрятано, то сделать это могли как раз доверенные люди прусского короля — больше просто некому. Как я понимал, работу свою такие люди выполняют качественно, и заклятие, лежащее на баронессе, должно быть очень крепким. Но раз так, то и на использование магии рядом с носителем заклятия обязательно будет какое-то влияние. И, кстати, если содержание тайного послания самой Кате известно и она сознательно его скрывает, это влияние должно быть еще более сильным. А ведь все то время, что предвидение старательно от меня скрывалось, Катя была рядом…

М-да, не порадовал меня такой вывод, более чем не порадовал. Если я прав и все так и есть, то помочь Кате я могу, только держась от нее подальше. Да и чтобы самому не вляпаться в неприятности, тоже придется соблюдать дистанцию. Нет, надо либо оказаться неправым, либо что-то придумать… Как-то не очень мне хочется отдаляться от нее, да что там «не очень», совсем не хочется!

Кстати, раз уж предвидение опять заработало, каким должно быть это самое отдаление от Кати? Насколько я понимал, если нас с Альбертом держали в здании, раньше, судя по всему, бывшим казармой для гарнизона крепости, то Катарину водворили в дом для гостей епископа, где она уже сидела до вывоза в Графенау. По моим прикидкам, расстояние между ею и нами составляло где-то под сотню саженей [32] . Много, слишком много…

32

100 саженей = 213 м.

На третий день нашего заключения, как раз во время вечерней прогулки, я вдруг отчетливо осознал, что завтра нас тут уже не будет. Интересно, как именно мы получим свободу? Или же нас куда-то перевезут, уж от фон Прюлля сейчас любой гадости ждать можно, из того положения, куда он сам себя загнал, нормального выхода нет. Ну, его-то мне было не жалко, а для нас оно могло обернуться и очередными неприятностями…

Да нет, похоже, не о неприятностях речь… Тюремщик, принесший нам ужин, между блюдами с хлебом и колбасой (то и другое уже нарезано, нечего, понимаешь, заключенным ножи давать) положил клочок бумажки и ткнул в него пальцем. На бумажке корявым почерком было написано пять слов: «Завтра утром ничего не пейте», при этом «ничего» было подчеркнуто жирной и несколько раз проведенной линией. Удостоверившись, что записку мы прочитали, он ловко скомкал ее и засунул за обшлаг. Так, значит, все-таки тюремщики решили проявить инициативу…

На завтрак нам полагались три ломтя ржаного хлеба и довольно большая чашка кофе каждому. Кофе, как я сильно подозревал, никакого кофеина в своем составе не имел, потому что делался из цикория. Впрочем, будь он даже натуральным, чего, конечно, в нашем случае не дождешься, мы бы все равно пить его не стали. Съев хлеб всухомятку, мы принялись ждать дальнейшего развития событий.

Не прошло и часа, как в двери заскрежетал замок, дверь распахнулась и на пороге встал незнакомый человек в цивильном дорожном платье. Не скажу, что у меня такая прямо замечательная память на лица, но в полицейском управлении Пассау я его ни разу не видел. Лет, наверное, тридцати, лицом и сложением чем-то похожий на Альберта, он выглядел не особо и довольным.

— Приветствую вас, господа. У нас очень мало времени, пойдемте скорее, — он коротко поклонился и сделал приглашающий жест.

— С кем имеем честь? — осведомился Альберт.

— В данном случае важно не мое имя, — ответил незнакомец, — а то, что мы опоздали и баронессу повезли в Зальцбург.

Зальцбург! Мозголом Мансфельд! Вот же дерьмо!

— Карета выехала чуть меньше часа назад, вы еще сможете ее догнать, — он быстрым шагом шел по коридору, мы поспешали за ним. Понимать, что происходит, я начал, увидев дежурного надзирателя, мирно спящего на своем месте в конце коридора. — Но сначала нам сюда, — незнакомец остановился возле предпоследней двери и начал перебирать ключи на связке.

— Почему сюда? — кажется, Альберт решил сам с собой соревноваться в задавании вопросов, ответов на которые не будет. Впрочем, на этот вопрос ответ последовал незамедлительно.

— Ваше оружие здесь, — пояснил незнакомец.

Комната оказалась чем-то вроде караулки, и оружия в ней хватало. А вот и наше! Два револьверных карабина, мушкетон, три револьвера, две сумки с барабанами, сумка с зарядами для мушкетона и — самое главное! — моя шашка. Альберт-то свою шпагу в повозке оставил, когда геройствовать полез, а я как еще в лесу повесил шашку на плечо, так с ней и был… Еще в караулке обнаружились двое полицейских, крепко спавших на стульях — один уронил голову на стол, второй привалился к стене. Да уж, хороши бы мы были, если бы пили утренний кофе! Повертев головой, я обнаружил вешалку с цивильными шмотками, видимо, теми же, что использовались при нашем захвате, и прихватил по паре пыльников и шляп.

— Там у конюшни четыре оседланных коня, — деловито рассказывал незнакомец, когда мы спускались на первый этаж. — Для дежурного патруля, должно быть. Баронессу увезли в черной арестантской карете, кроме кучера еще эскорт из трех конных и наверняка еще один в самой карете. Дорогу на Зальцбург знаете?

Мы вышли на двор и двинулись за нашим провожатым. Действительно у коновязи перед конюшней мирно стояли четыре весьма приличных коняшки под седлами.

— Компенсация за деньги, которые сейчас лежат в кабинете фон Прюлля, — с этими словами незнакомец передал Альберту кошелек. — Отчета в расходовании не требуется. На этом нам пора прощаться. Удачи!

— И все же, кто вы? — не унимался граф. — И почему нам помогаете?

— Мое имя вам все равно незнакомо, — наш освободитель наконец-то позволил себе улыбнуться. — поэтому давайте обойдемся тем, что тени есть не только у Империи. А помощь… Знаете, чтобы помочь, иногда достаточно просто не мешать.

Глава 19 Театр одной актрисы

— Алекс, — спросил Шлиппенбах, внимательно осматривая лошадок, — насколько хорошо ты ездишь верхом?