Пропавший канцлер
Шрифт:
Те побежали и с непривычки чуть не выронили девушку на землю. Рядом прыгал волк, решив, что это какая-то игра.
– Держите равновесие! – крикнул лекарь. – Да, вот так! Шаг мельче! Семените, тогда тряски вообще не будет. Не волнуйтесь, до дворца двадцать минут ходу, вы даже не вспотеете.
Наконец всё было готово.
– А как побежите вы, господин Ниэль? – спросил Стасис.
– Я поеду на лошади, а вы со мной. Будете показывать дорогу.
– Но я без седла не умею.
– Я умею, в детстве хорошо ездил, а вы будете держаться за меня. Едемте, дальше тянуть нельзя.
Взобравшись на ту лошадь, что хотел
И действительно, как Стасис и обещал, спустя двадцать минут они достигли рва. Вышли они немного в стороне от того места, где был мост и где сейчас окружили Каллина и его людей. Казалось, что сражение подходит к концу – вокруг лежали тела убитых и раненых. За сплошной стеной гвардейцев не было видно ни Каллина, ни его солдат. Сопровождающие близнецов ругались сквозь зубы и еле сдерживались, чтобы не ринуться в бой.
– Всем стоять! – ледяным тоном приказал Борцэус. – Поднимите меня выше.
Его тут же посадили на плечи самого рослого из солдат. Всмотревшись в гущу сражения, Канцлер удовлетворенно кивнул:
– Он ещё жив. Надо остановить всё это, пока их окончательно не перебили.
– Можно я пойду? – вызвался один из охранников.
– Нет, пойду я, – сполз с лошади Стасис.
– Но вас же убьют, – оглянулся на него Борцэус. – Неразумно терять хорошего лекаря.
– Нет, не убьют – меня тут все знают. Мне даже знаком тот командир гвардейцев – я лечил его сына. Он хотя бы выслушает меня. Говорите, что передать Каллину.
– Что ж, будь по-вашему. Скажите, что Борцэус просит его сдаться. И что в плену он пробудет недолго, а потом мы с ним вместе пойдём помогать принцу Слаю.
– Что? Вот так вот и сказать?
– Да. Слово в слово.
– А кто такой Борцэус, милая девушка?
Канцлер только вздохнул:
– Идите, пока их не убили.
Стасис сорвался с места и, неловко придерживая сумку, побежал к месту сражения. Оставшиеся только издали наблюдали за всем происходящим. Они видели, как лекарь бегал позади рубящихся гвардейцев, вытягивая шею и размахивая руками. Как, наконец, кто-то к нему подбежал и потащил в сторону от опасного места. Как Стасис что-то доказывал тому человеку, яростно жестикулируя, а тот неуверенно оглядывался то на сражающихся подчиненных, то на тела на мостовой.
Спустя какое-то время офицер вытер меч и вложил его в ножны. Повернувшись к своим людям, принялся громко кричать и махать им рукой. Кто-то его услышал и отступил, кого-то пришлось оттаскивать силой, но в конце концов стена из гвардейцев расступилась, и Стасис бросился в образовавшийся проход. Что было дальше, зрители не видели, только чуть позже все, находящиеся возле парапета, двинулись куда-то в сторону, а оставшийся лекарь принялся бегать между лежащими телами, отбирая, кого нужно спасать в первую очередь, а кто ещё может подождать. Когда гвардейцы с пленными отошли на порядочное расстояние, Канцлер скомандовал:
– Вперёд.
Уже через пару минут, перепрыгивая через лежащие на земле тела, они были у рва. Перегнувшись через широкий парапет, Борцэус заглянул
в сумрачную глубину, там что-то шевелилось. Ниэль, держа Снега за загривок, подошёл и встал рядом.– Видите что-нибудь?
– Нет, ничего не разберу, – набрав в грудь воздуха, Канцлер закричал: – Морок! Ты меня слышишь? Морок, малыш, дай знак!
– Ну как? – Ниэль выпустил Снега, тот вскочил на холодный камень и забегал туда-сюда, заглядывая вниз.
– Никак. Я не слышу ответа.
– Он хоть жив?
– Надеюсь.
Ниэль улегся грудью на камень и, хватаясь за его край, тоже позвал змея:
– Морок!
Голос его эхом понесся по тёмному провалу, отскакивая от зубчатых стен и множась. Что-то сильно громыхнуло.
– Что это сейчас было? – Ниэль недоумённо обернулся к распростёршемуся точно так же Канцлеру.
– Не знаю. Землетрясение, что ли?
К ним подбежал Стасис.
– Назад! Вы что, не видите, что камень отошёл?!
– Какой камень? – Борцэус слез с парапета и встал прямо.
– Вот этот!..
Снова раздался грохот, и камень вместе с Ниэлем и Снегом обрушился в бездну.
========== Глава 60. ==========
Немая сцена длилась недолго. Первой очнулась Сильма, неприлично ткнув пальцем в высокую фигуру в плаще, заикаясь, спросила:
– Эт…то как? Т…тебя же сослали.
Сбросила оцепенение и Кордэлия. Вновь увидев ненавистного пасынка, она стиснула кулаки, процедив:
– Глазам своим не верю, снова ты! Да как ты посмел ослушаться высочайшего повеления?!
– Ваше величество, возьмите себя в руки, – холодно ответил Слай, – не пристало вам тыкать наследному принцу.
От этих слов и от этого тона королеву затрясло. Она уже собиралась ответить дерзкому юнцу, как вдруг услышала громкий шёпот Паргара:
– Не извольте расстраиваться, маменька, пасынок ваш всё равно скоро на тот свет отправится. Потерпите немного и не дёргайтесь так, а то на вас придворные глазеют.
Королева резко оглянулась – действительно, кругом толпились люди, с жадным любопытством прислушивающиеся к разговору. Многие из них узнали в закутанном в плащ человеке опального принца и с интересом ждали развязки непонятных событий. Воистину, сегодняшний день был историческим. Кое-как справившись с охватившим её гневом, королева смогла взять себя в руки и улыбнуться.
– Зачем пожаловали, ваше высочество?
– У меня здесь дело.
– И какое, позвольте узнать?
– Государственной важности.
– Ох, даже так? Это что же, кроме вас, изгнанника, в Альрии больше некому заниматься государственными делами?
– Выходит, что нет, – Слай намеренно стал говорить громче, чтобы слышали все окружающие.
– Так-так, – нахмурилась Кордэлия, поняв, что не удастся ограничиться одним лишь внутрисемейным разбирательством. – И что же у вас за дело такое?
– Я вернулся, чтобы восстановить справедливость.
– Какую справедливость? – Кордэлия даже растерялась. – Наверное, вы имеете в виду себя?
– Нет, не себя, ваше величество, а другое лицо.
– Какое?
– Да, какое? – вытянул шею Паргар. – Брат, ты же хотел убить нашего папеньку, а сейчас о чём заговорил?
– Что?! – взвизгнув, отшатнулась Сильма. – Убить отца?!
Одновременно отпрянула назад и Кордэлия, схватившись обеими руками за горло. Ей вдруг показалось, что это не Грэйша хотят убить, а её саму.